Реферат на тему:

Гурий (Егоров)

План:

Введение

• 1 Семья, образование, война
• 2 Александро-Невское братство
• 3 Аресты и ссылки
• 4 Жизнь в Средней Азии
• 5 Наместник лавры
• 6 Архиерей
Литература
Примечания

Введение

Митрополи́т Гу́рий (в миру - Вячесла́в Миха́йлович Его́ров ; 1 июля 1891, с. Опеченский Посад, Боровичский уезд Новгородская губерния - 12 июля 1965, Симферополь) - епископ Русской Церкви; с 19 сентября 1960 по 13 ноября 1961 - митрополит Ленинградский и Ладожский.

1. Семья, образование, война

Родился в мещанской семье, отец был владельцем артели петербургских ломовых извозчиков. В семье было пятеро детей, в том числе Николай (будущий профессор теоретической механики в технологическом институте Петербурга), Леонид (будущий архимандрит Лев), Вера, Василий. Родители рано умерли, дети воспитывались у дяди, который был заведующим Александро-Невским рынком.

В 1911 году окончил Санкт-Петербургское Петровское коммерческое училище с званием кандидата коммерческих наук. Отказался от выгодных карьерных предложений, желая принять монашество. Поехал в Оптину пустынь к старцу иеросхимонаху Анатолию, а затем посетил известного протоиерея Егора Коссова. Эти встречи утвердили его в стремлении стать монахом и священника.

В 1912 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. В 1914-1915 годах, прервав обучение, служил на фронте братом милосердия, заболел туберкулезом легких и после лечения вернулся в академию. 4 декабря 1915 пострижен в монахи и 6 декабря рукоположен во иеромонаха. В 1917 окончил Петроградскую духовную академию, кандидат богословия.

2. Александро-Невское братство

Получив священный сан, отец Гурий развил очень энергичную пастырскую деятельность. Ему было поручено священнослужение (по воскресеньям и праздничным дням) в женском монастыре, находящемся в Лужском уезде, близ ст. Плюсса, сравнительно недалеко от Петрограда. Ко времени посвящения о. Гурия уже имел священный сан его брат Леонид, также постригшийся в монахи с именем Лев. К двум отцам - Льву и Гурию - присоединился иеромонах Иннокентий (Тихонов), получивший архиерейский сан. Братья Егоровы (так скоро стали называть в народе отцов Льва и Гурия) развили вместе с о. Иннокентием интенсивную миссионерскую деятельность.

Они «пошли в народ», то есть обратились преимущественно к рабочим и к самому бедному, деклассированному и злоупотребляющему алкоголем люду. Местом их деятельности стал теперешний Литовский проспект. Там братья сняли комнату и проводили в ней беседы для народа - рассказывали те или иные события из Священной истории, сопровождая это показом диапозитивов, вели беседы о жизни, преимущественно выступая против алкоголизма. Отец Иннокентий любил разъяснять богослужение. Естественно, что к этому дому примкнули активисты, которые стали называть себя «Братством святого Александра Невского», в котором, впрочем, не было организационных форм. Каждый близкий к деятельности «братьев Егоровых» мог назвать себя членом этого братства.

После окончания академии был принят в братию Александро-Невской Лавры. С 1922 - архимандрит; настоятель Крестовой митрополичьей церкви.

3. Аресты и ссылки

Вернувшись в Ленинград в 1925 году, отец Гурий был назначен настоятелем киновии Александро-Невской Лавры, расположенной на правом берегу Невы (1925-1926 годы).

С 1926 годаа - настоятель Успенской церкви Киевского подворья. Вокруг него, его брата Льва и о. Варлаама (Сацердотского) снова группировались верующие из Александро-Невского братства.

Также с 1926 года архимандрит Гурий стал заведующим Богословско-псалтырским училищем. За эту педагогическую деятельность его арестовали 27 мая 1927 года. В тюрьме он находился до ноября, затем его выпустили.

24 декабря 1928 года снова арестован. Приговорен 22 июля 1929 года к заключению в лагерь сроком на 5 лет. Отбывал свой срок в Беломоро-балтийском лагере («БелБалтЛаг») на строительстве Беломорканала, первоначально в Кеми, затем в Медвежьегорске. С 1930 года - на станции Кузема Мурманской железной дороги. Вначале был лесорубом, затем, как человек, знающий бухгалтерию, был переведен в контору, работал бухгалтером и кассиром.

4. Жизнь в Средней Азии

После освобождения жил у родственников в Ташкенте и Фергане. Служил литургию в домашних условиях по благословению митрополита Арсения (Стадницкого). Вокруг него создалась небольшая община, в которую входил, в частности, будущий митрополит Иоанн (Вендланд), которого архимандрит Гурий постриг в монашество. С 1944 служил открыто. В 1944 стал настоятелем Покровского собора Самарканда, исполнял обязанности секретаря епархиального управления.

5. Наместник лавры

С 1945 года - почетный настоятель Ильинской церкви в Загорске (ныне вновь Сергиев Посад). В этот период написал работу «Патриарх Сергий как богослов», позднее опубликованную в книге «Патриарх Сергий и его духовное наследство». М., 1947. В 1945-1946 годах - наместник вновь открытой Троице-Сергиевой Лавры. На этом посту активно восстанавливал монашеские традиции.

6. Архиерей

25 августа 1946 хиротонисан в московском Богоявленском соборе во епископа Ташкентского и Средне-Азиатского ; с 25 февраля 1952 - архиепископ. В период его архиерейства в епархии служили многие выдающиеся священники - Иоанн (Вендланд), будущий епископ Стефан (Никитин), протоиерей (затем архимандрит) Борис (Холчев) и др.

Участвовал в Совещании глав и представителей православных церквей в связи с празднованием 500-летия автокефалии Русской православной церкви, где выступил с содокладом на тему «Отношение Православной церкви к англиканской иерархии». Был противником экуменизма и западного влияния на Русскую церковь.

С 26 января 1953 - архиепископ Саратовский и Сталинградский; с 31 мая 1954 года - Черниговский и Нежинский, с 19 октября 1955 года - Днепропетровский и Запорожский. С 21 мая 1959 года - митрополит Минский и Белорусский; с 19 сентября 1960 - Ленинградский и Ладожский. В этот период был уже серьезно болен, не мог противостоять антицерковной кампании власти, инициированной Н. С. Хрущевым. Попросил перевести его в более спокойную епархию.

С 14 ноября 1961 - митрополит Симферопольский и Крымский. Одновременно управлял Днепропетровской епархией. Несмотря на болезнь, часто совершал богослужения. Скончался в Симферополе, погребен на городском Всехсвятском кладбище.

Скончался 12 июля 1965 года; погребён 15 июля: богослужение возглавил митрополит Иоанн (Кухтин) (бывший Пражский).

Литература

1. ЖМП. 1965, № 9, стр. 17-19 (некролог).
2. Иоанн, митрополит (Вендланд К. Н.). Князь Федор (Черный); Митрополит Гурий (Егоров): исторические очерки. Ярославль, 1999.
3. Шкаровский М. В. Александро-Невское братство 1918-1932 годы. СПб., 2003.

Примечания

1. ЖМП. 1946, № 9, стр. 18.

скачать
Данный реферат составлен на основе статьи из русской Википедии . Синхронизация выполнена 11.07.11 16:41:09
Похожие рефераты: Гурий ,

Отмечающая в 2013 г. свое 300-летие одна из четырех главных обителей Русской Православной Церкви – Александро-Невская Лавра прославилась в XX веке целым сонмом новомучеников, из которых в настоящее время канонизировано – 13, больше чем во многих крупных епархиях. Это, прежде всего, настоятели Лавры – митрополиты Владимир (Богоявленский, +1918), Вениамин (Казанский, +1922), Серафим (Чичагов, +1937) и наместники обители – архиепископ Прокопий (Титов, +1937), епископ Виктор (Островидов, +1934) и епископ Григорий (Лебедев, + 1937).

Все они были расстреляны безбожниками, кроме скончавшегося в ссылке Владыки Виктора. В августе 1922 г. вместе с митрополитом Петроградским и Гдовским Вениамином (Казанским) чекисты расстреляли на Ржевском полигоне юрисконсульта Лавры мученика Иоанна Ковшарова.

В 1937 г. на Бутовском полигоне под Москвой оказался расстрелян и бывший насельник Александро-Невской Лавры архидиакон Серафим (Вавилов), прославленный как местночтимый святой Московской епархии. Лаврским святым можно считать и одного их первомучеников Русской Церкви протоиерея Петра Скипетрова, смертельно раненого красногвардейцами 17 января 1918 г. при попытке захвата Александро-Невской Лавры и вскоре скончавшегося в больнице. Следует упомянуть и четырех, прославленных в лике святых членов Александро-Невского братства: архиепископа Иннокентия (Тихонова), архимандрита Льва (Егорова), Киру Оболенскую и Екатерину Арскую (все они были расстреляны в 1937 г.).

Один из первомучеников – бывший настоятель Александро-Невской Лавры митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) был расстрелян революционными солдатами в январе 1918 г. на территории Киево-Печерской Лавры, где сохраняются его мощи и места почитания, связанные с этим иерархом.

Погибший при защите обители протоиерей Петр Скипетров был похоронен 22 января 1918 г. на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры, за алтарем Тихвинской церкви. Спустя два месяца, 31 марта, Святейший Патриарх Тихон совершил в храме Московской Духовной семинарии заупокойную литургию по новым священномученикам и мученикам, в числе которых значилось и имя протоиерея Петра Скипетрова. Молитвенные возношения на заупокойной литургии и панихиде произносились в такой форме: «О упокоении рабов Божиих, за веру и Церковь Православную убиенных». В 1934 г., уже после закрытия Лавры, при преобразовании Тихвинского кладбища в музейный некрополь было решено ликвидировать большую часть прежних захоронений, в том числе могилу о. Петра. Антонине Николаевне, вдове пастыря, было предложено перенести прах мужа на другое кладбище. Печальная задумчивость овладела ею после этого предложения. «Матушка, ты не беспокойся, мы никуда не поедем, а останемся на старом мест», — разрешил смущения своей супруги о. Петр, явившись ей во сне в ночь после полученного ею известия.

Перенос праха священномученика не состоялся, и хотя надгробие было уничтожено, само захоронение под землей сохранилось. 27 сентября 1994 г. стараниями внучки о. Петра Галины Михайловны Скипетровой и редакции епархиального журнала «Санкт-Петербургские ведомости» на могиле пастыря был вновь установлен крест с неугасимой лампадой. 26 декабря 2001 г. отец Петр Скипетров был прославлен в лике святых Русской Православной Церковью, и его могила служит местом поклонения верующих.

Следует отметить, что канонизация новомучеников первых двух лет советской власти, прежде всего расстрелянных во время красного террора лета 1918 – весны 1919 гг. в настоящее время является серьезной проблемой. В 1918-1919 гг. не оформлялись следственные дела, отсутствуют протоколы допроса арестованных, акты расстрела и т.п. Это служит препятствием для канонизации погибших в период красного террора верующих, что представляется неоправданным. Мучения и смерть первомучеников очень напоминает мучения христианских святых в Римской империи: зачастую сохранились свидетельства людей, присутствовавших при их казни. В тоже время следственные дела 1930-х гг. не дают представления о поведении расстрелянных верующих в последние минуты их жизни.

Еще одним существенным затруднением является поиск мест расстрела и захоронения новомучеников, что представляет собой одну из главных тайн органов госбезопасности, в значительной степени нераскрытую до сих пор. Поэтому долго не были известны точные места упокоения мощей многих святых XX века, в частности расстрелянных в августе 1922 г. митрополита Петроградского Вениамина (Казанского) и юрисконсульта Лавры мученика Иоанна Ковшарова. Еще в советское время верующие установили символический крест в память Владыки Вениамина на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры, который и сейчас служит местом поклонения священномученику. А в середине 2000-х гг. путем длительных архивных- поисков и раскопок удалось установить, что митрополит Вениамина и юрисконсульт Лавры Иоанн Ковшаров были расстреляли и захоронены на Ржевском полигоне под Петербургом. Сейчас туда также совершаются паломничества, экскурсии и т.д.

Там где такие места удалось найти, они служат важными центрами нравственного воспитания новых поколений (Бутово под Москвой, Левашово под Санкт-Петербургом, Сандормох в Карелии и др.). При этом лаврские новомученики погребены и в Бутово, и в Левашово и в Сандормохе. Так в 1937 г. на Бутовском полигоне были расстрелян митрополит Серафим (Чичагов) и архидиакон Серафим (Вавилов). В настоящее время на полигоне, который находится в ведении Русской Православной Церкви, возведен храм в память новомучеников, существует мемориальная музейная экспозиция. Подобная экспозиция есть и в Левашово, там также планируется возведение православного храма.

В последние годы в Санкт-Петербурге существует заметный интерес к изучению деятельности этого, существовавшего в северной столице в 1918-1932 гг. братству. Без преувеличения можно констатировать, что Александро-Невское братство было уникальным явлением не только в истории Санкт-Петербургской епархии, но и Русской Православной Церкви первых послереволюционных десятилетий в целом. Находясь под «дамокловым мечом» репрессий в течение всех лет своего существования, оно проявляло удивительную активность и разнообразие видов работы. История братства свидетельствует о том, что оно было одной из самых оптимальных организационных форм внешней деятельности верующих в условиях безбожных гонений и известном смысле представляло собой стержень жизни епархии, на протяжении 14 лет играя заметную роль во всех важнейших событиях этой жизни, в частности, активно борясь с обновленческим расколом, и, противодействуя иосифлянскому разделению. Подобные братства возникали в соответствии с решением Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг., в Петроградской епархии процессом их создания активно руководил священномученик митрополит Вениамин (Казанский).

Александро-Невское братство было образовано в январе 1918 г. при Лавре из мирян, как мужчин, так и женщин, под руководством монахов, и в первое время одной из его главных функций являлась защита обители от посягательств безбожников. Затем – в 1919-1921 гг. – ему принадлежала центральная роль в создании и деятельности союза православных братств Петроградской епархии. Именно на него ориентировались все другие подобные объединения верующих. В эти же и последующие годы Александро-Невское братство неустанно стремилось привлечь в церковную среду представителей различных слоев интеллигенции, сблизить их с ученым монашеством, в чем и добилось заметных успехов. Братчики и братчицы имели постоянную тесную связь с возникшими после революции новыми формами духовного образования – Богословским институтом, разнообразными курсами и т.д., но особенно крепкой эта связь была с заменившим осенью 1918 г. закрытую Духовную семинарию Богословско-пастырским училищем, где члены братства составляли значительную часть учащихся и преподавателей, в число которых входил и один из главных основателей и руководителей братства священномученик архимандрит Лев (в миру Леонид Михайлович Егоров).

Следует отметить также, что Александро-Невское братство в определенном смысле представляло собой звено в ряду полулегальных религиозно-философских кружков и обществ, существовавшей в 1920-е годы в северной столице. Оно имело в своем составе особый православный религиозно-философский кружок. Важным направлением деятельности братства являлось создание полулегальных монашеских общин в миру, а также монашеские постриги молодых людей (в том числе тайные) с целью сохранения института монашества в условиях массового закрытия существовавших ранее обителей. Первые две общины сестер были созданы осенью 1922 г., затем в конце 1920-х – начале 1930-х гг. возникли еще несколько небольших общин. Особенно активно в эти времена проводились тайные постриги, которые в основном совершал о. Лев. Братские отцы всегда считали одной из основных своих задач подготовку молодых образованных священнослужителей, что в условиях ограничения, а затем и полной ликвидации духовного образования позволило бы сохранить кадры духовенства, способного в будущем осуществить возрождение Церкви. Деятельность братства очень помогала сплочению верующих всех возрастов и сословий перед лицом яростных антицерковных гонений. Это было удивительно дружное сообщество людей, трудившихся ради Христа и во имя любви к ближним, где само слово «брат» понималось в его истинно евангельском смысле.

Именно с Александро-Невским братством была связана большая часть пастырского служения архимандрита Льва. Он и его брат – будущий митрополит Гурий (в миру Вячеслав Михайлович) родились в Боровичском уезде Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков, соответственно 26 февраля 1889 г. и 1 июля 1891 г. Братья рано осиротели, и их взяли на воспитание проживавшие в Петербурге бездетный дядя Я.С. Селюхин. Со временем Леонид закончил историко-филологический факультет Петербургского университета, затем в 1915 г. поступил в Духовную Академию и проучился там 3 курса. Одновременно, будучи студентом, преподавал словесность в средних ученых заведениях столицы. В 1915 г. Леонид был пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведен в сан иеродиакона и иеромонаха (в этом же году принял монашеский постриг с именем Гурий его брат Вячеслав).

Уже в 1916 г. братья Егоровы (как скоро стали называть в народе отцов Гурия и Льва) развили вместе с иеромонахом Иннокентием (Тихоновым) очень интенсивную миссионерскую деятельность среди бедного населения Петрограда. Продолжая ее после Октябрьской революции, иеромонах Лев вместе с отцами Гурием и Иннокентием создал 8 марта 1918 г. при Александро-Невской Лавре молодежный кружок. Теперь миссионерская деятельность трех молодых монахов приняла несколько другие, чем до революции, формы. Они не «ходили в народ», зато народ шел к ним. В частности, в состав кружка вошли многие ученицы Епархиального женского училища. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 г. так: «По городу разнеслась слава о «братьях Егоровых». Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: «А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!» В те годы отец Гурий познакомился со Святейшим Патриархом Тихоном: несколько раз он ездил к Патриарху в Москву по поручениям Петроградского митрополита Вениамина. Был такой единственный случай, когда Патриарх Тихон [в мае-июне 1918 г.] приехал в Петроград. Митрополит Вениамин представил ему отцов Иннокентия, Гурия и Льва. Патриарх сказал: «Ну, кто же их не знает, Иннокентия, Гурия и Льва. Их надо выдвигать».

В январе 1919 г. Владыка Вениамин предоставил членам кружка находившуюся при его покоях Крестовую Успенскую церковь. А 1 февраля при этом храме и было окончательно образовано существовавшее с 1918 г. Александро-Невское братство. Окормление его членов являлось важнейшей частью пастырской деятельности о. Льва. Он служил в лаврской Крестовой церкви, являвшейся центром братской жизни. Позднее о. Лев на допросе 27 июня 1922 г. указал, что основными целями братства являлись: 1. «чисто церковное возрождение церковного богослужебного устава», 2. «борьба с торгашеством в церкви» (отсутствие продажи свечей и просфор, бесплатное совершение треб), 3. «реформа церковного пения» – отказ от светского исполнения партиями и « пение по обиходу», чтобы «народ легко мог петь с нами». Члены братства бескорыстно исполняли все обязанности по обслуживанию своего храма – пономарей, певцов, выносящих свечи, чтецов и т.д.

В начале 1920 г. в составе братства был создан занимавшийся богословскими проблемами кружок св. Иоанна Златоуста, заседания которого проходили по средам. Этот кружок входил в занимавшееся богословскими проблемами «Содружество под покровительством святого Василия Великого», председателем которого был старший из братьев Егоровых Николай (профессор математики), а духовным руководителем о. Лев. К февралю 1921 г. состоялось несколько заседаний содружества. Просветительская деятельность братства состояла не только в устройстве лекций, диспутов и т.п., но и главным образом в церковной работе с детьми. И возглавлял ее иеромонах Лев. Братчики делали все возможное, чтобы после запрещения изучения Закона Божия в школах, в народе не угас огонь веры. По благословению митрополита Вениамина для детей и подростков были заведены специальные кресты, хоругви, иконы и облачения. Дети участвовали в богослужениях и крестных ходах. Лаврские иноки и миряне из братства вели 69 детских кружков, в которых изучался Закон Божий. Эти занятия проходили в основном по воскресеньям в помещениях при Крестовой митрополичьей церкви. Много внимания уделялось катехизации детей – их учили церковному пению, церковно-славянскому языку, проводили для них говение и отдельную литургию, на которой дети пели, читали и помогали священнику.

Активно откликнулось братство на охвативший страну после окончания гражданской войны голод. 11 марта 1922 г. наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) обратился к митрополиту Вениамину с рапортом: «Сыновне испрашиваю благословение Вашего Высокопреосвященства на открытие при Лавре питательного пункта для голодающих на средства богомольцев Св. Духовской и Крестовой церквей и при участии представителей тех и других. Добровольные пожертвования на это дело уже начались. Во главе этого дела, в качестве заведующего пунктом мог бы встать, если угодно будет благословить Вашему Высокопреосвященству, иеромонах Лев». Уже на следующий день – 12 марта Владыка написал на рапорте резолюцию: «Господь да благословит добрым успехом святое начинание» и назначил заведующим питательным пунктом о. Льва. Забота об арестованных и осужденных выражалась в материальной помощи им и духовной поддержке, которая осуществлялась как при личных свиданиях с заключенными в тюрьме, так и опосредованно. На допросе 27 июня 1922 г. о. Лев сообщил, что в помощи тем заключенным, которых они знали, члены братства старались никогда не отказывать.

В первые послереволюционные годы в Петрограде кроме Александро-Невского возникло еще несколько православных братств. 5 мая 1920 г. в Лавре, после молебна и приветствия митрополита Вениамина, в помещении при Крестовой церкви открылась первая общебратская конференция, на которой было принято совместное решение об объединении в союз всех существующих городских братств «на почве религиозно-просветительной и благотворительной деятельности». Во время заседаний работали пять секций, и одну из них – по работе с детьми – возглавлял о. Лев, который таким образом фактически был признан руководителем этого направления церковной деятельности в Петрограде. На конференции был принят примерный общебратский устав написанный отцами Иннокентием, Гурием и Львом, а также выбран совет общебратского союза, куда на правах несменяемых членов обязательно входили духовные руководители братств, трое из которых – иеромонахи Иннокентий, Гурий и Лев – практически вершили все дела в самом совете, призванном «служить объединяющим центром всех братств» и «разрешать всевозможные вопросы братской практики».

В совете общебратского союза о. Лев состоял вплоть до его ликвидации весной 1922 г. при этом молодой иеромонах активно занимался работой не только с детьми и молодежью, но и миссионерской преподавательской деятельностью. С осени 1918 по июль 1922 г. он читал лекции по русской литературе в Богословско-пастырском училище. В апреле – июле 1921 г. о. Лев был членом организационного бюро 2-й общебратской конференции Петроградской епархии, исполняя обязанности организатора детской секции. Кроме того, ему поручили составлять новую братскую молитву. Активно участвовал о. Лев и в работе конференции, состоявшейся в начале августа 1921 г. А с 18 августа 1921 г. до лета 1922 г. он состоял в образованном при Феодоровском соборе мужском монашеском кружке Петроградской епархии, имевшем своей целью «выяснение вопросов монашеской жизни и распространение идей монашества, особенно среди учащихся». К 1 апреля 1922 г. на собраниях кружка было прочитано 13 докладов, главным образом, по истории монашества, часть которых произнес о. Лев.

Кипучая пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в июне 1922 г. в связи с началом кампании изъятия церковных ценностей и организованного высшими органами коммунистической партии и ГПУ так называемого обновленческого раскола. После ареста Патриарха Тихона и вынужденного отказа его 12 мая 1922 г. от руководства Православной Церковью обновленцы более года доминировали в церковной жизни страны. Во многих районах, в том числе в Петрограде, они первоначально встретили решительное сопротивление. 28 мая митрополит Вениамин (Казанский) в своем послании к пастве отлучил петроградских обновленцев от Церкви. Именно это стало основной причиной его ареста. С 10 июня по 5 июля 1922 г. в городе проходил судебный процесс над 86 священнослужителями и мирянами. Их обвиняли в организации сопротивления изъятию церковных ценностей. Надуманность процесса была очевидна, однако власти хотели любым путем, не считаясь с законностью, подавить всякое возможное сопротивление.

Поэтому репрессии обрушились и на многих руководителей и активистов петроградских братств, прежде всего наиболее близкого митрополиту Александро-Невского. И через несколько часов после ареста Владыки – ранним утром 1 июня, агенты ГПУ схватили епископа Иннокентия, о. Гурия, три братчицы, наместника Лавры епископа Николая (Ярушевича), а 16 июня и о. Льва. Проведенные допросы и обыски более 40 арестованных по делу православных братств мало что дали следственным органам. Отца Льва допрашивали дважды – 27 июня и 17 августа. Как и большинство других обвиняемых он не видел ничего предосудительного и запретного в протекавшей совершенно открыто и по сути легально деятельности братств и поэтому многое рассказал о ней, но отверг какие-либо обвинения в контрреволюции.

Доказать противодействие членов братств изъятию из храмов ценностей не удалось. Практически все арестованные говорили на допросе о своей полной непричастности к сопротивлению этой акции. Следствие не привело к желаемым для властей результатам – арестованных не рискнули вывести на суд. В результате 14 сентября 1922 г. Петроградское губернское отделение ГПУ на закрытом заседании постановило выслать 7 обвиняемых из Петроградской губернии на 2 года «как политически неблагонадёжных», в том числе о. Гурия, епископа Иннокентия – в Архангельскую губернию, а о. Льва – в Оренбургскую губернию. В отношении других 26 человек дело было прекращено.

О. Лев отбывал почти двухлетнюю ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западном Казахстане. Во время его отсутствия в Петрограде, несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась, а в 1925 г. вновь начала оживляться. Один за другим из ссылки возвратились все три основателя братства. Первым – ещё в конце 1924 г. был освобождён и приехал в Ленинград о. Лев. Но он первоначально устроиться в штат какого-либо храма не смог и до осени 1926 г. служил периодически, в качестве приписного священника для совершения ранних обеден. Занимался о. Лев в то время также переплетным делом.

На 1926-1928 гг. пришелся новый, относительно благоприятный период существования братства. Конечно, его жизнь и деятельность официально оставалась нелегальной, но в то же время прямо не преследовалась. Несмотря на арест и ссылку епископа Иннокентия, Александро-Невское братство по-прежнему возглавляли три находившихся между собой в тесном духовном общении и единстве руководителя – отцы Гурий и Лев (Егоровы) и о. Варлаам (Сацердотский). В октябре 1926 г. отца Льва назначили настоятелем одного из крупнейших соборов Ленинграда — храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых. Постепенно туда перешла большая часть членов братства и в 1930 г. два братских хора. О. Лев также был возведен в сан архимандрита и с марта 1926 г. стал исполнять обязанности благочинного, преподавателя русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

Весной 1927 г. архимандрит был арестован во второй раз. В это время в училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать раздражение у властей. В конце апреля заведующий районным церковным столом написал городскому руководству заявления о необходимости закрыть Высшие Богословские курсы и Богословско-пастырское училище, так как они «готовят врагов советской власти». Ликвидировать эти учебные заведения в то время власти не решились, но поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища». Аресты по нему проходили в основном в мае-июне 1927 г. и серьезно затронули Александро-Невское братство. 27 мая агенты ГПУ арестовали архимандритов Гурия и Льва, за решеткой также оказались архиепископ Гавриил (Воеводин), епископ Григорий (Лебедев), несколько преподавателей и учащихся. Но в конце концов, «дело Богословско-пастырского училища» развалилось. 19 ноября 1927 г. всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год – 10 ноября 1928 г. дело вообще было прекращено «за недостаточностью компрометирующего материала» и взятые подписки аннулированы. Но все учебные заведения Московской Патриархии к этому времени в Ленинграде (как и по всей стране) уже были закрыты.

Из хранящейся в следственном деле секретной переписки ОГПУ видно, что арестованные по «делу Богословско-пастырского училища» были освобождены с расчетом на то, чтобы они включились в набиравшее силу иосифлянское движение. Советскому руководству были выгодны любые новые расколы и разделения в Русской Православной Церкви, ослаблявшие ее единство. Поэтому на первых порах власти не препятствовали возникновению оппозиционного им церковного движения, получившего свое название по имени руководителя – митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). Иосифляне не признавали опубликованную в июле 1927 г. декларацию Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности советской власти и отказывались поминать в храмах и эту власть и самого митр. Сергия. Некоторые из освобожденных в ноябре 1927 г. стали активными участниками иосифлянского движения. Но все руководители Александро-Невского братства единодушно остались верны митр. Сергию. По их влиянием и практически все члены братства за редчайшим исключением не поддержали иосифлян. Эта позиция братских отцов оказала влияние на ситуацию в епархии в целом. Они даже переписывались с руководителями иосифлян, стараясь убедить их в неправильности занятой позиции.

С рубежа 1928-1929 гг. ситуация, в которой служил о. Лев, существенно изменилась, быстро стала нарастать волна массовых гонений и репрессий против всех течений Русской Православной Церкви. Начали закрываться и церкви при ленинградских подворьях ликвидированных монастырей, хотя официально они уже давно считались приходскими. Так, в апреле 1930 г. была закрыта церковь подворья Творожковского монастыря, что стало тяжелым ударом для Александро-Невского братства. Из нее архимандрит Варлаам (Сацердотский) и архиепископ Гавриил (Воеводин) перешли служить в Феодоровский собор. Туда же перешли и оба ранее бывших при Творожковском подворье братских хора. Регентом хора правого клироса был назначен иеромонах Серафим (Суторихин), окормлять его певчих стал настоятель собора о. Лев. Хором же левого клироса регентовала Вера Киселева, а духовным отцом певчих был архимандрит Варлаам.

На допросе 28 февраля 1932 г. о. Варлаам так охарактеризовал последние годы существования братства: «После ареста Гурия Егорова и последующей его высылки руководство остатками «братства» легло на меня. Общее количество братчиц и братьев к тому времени, т.е. к 1929 г. составляло не более 50 человек … Деятельность «братства» в этот период заключалась в устройстве хоровых спевок и организации хора в Федоровском соборе. Кроме того, осуществлялась помощь высланному духовенству путем сбора денег, вещей и отправки посылок… О всей деятельности «братства» было известно Льву Егорову, который является настоятелем собора, и без его благословения в храме ничего не могло совершаться. Однако, установки мои и Гурия Егорова в методах воспитания верующих отличаются от установок Льва тем, что наш с Гурием метод монашеский, Лев же Егоров, не возражая принципиально против монашества, находит возможным его существование не уходя от современной светской жизни, то есть не меняя светского облика. С 1929 г. по настоящее время деятельность нашего «братства» в основном ни в чем не изменилась».

Братчица А.С. Борисова на допросе подтвердила существовавшую разницу в методах руководства архимандритов Льва и Варлаама. По ее словам о. Лев призывал членов братства к широкой общественной деятельности, «направленной на внедрение христианства», поэтому предлагал повышать уровень светского образования и «учил сочетать культурную жизнь с верностью христианству»: «Этим объясняется то, что члены братства – дети о. Льва, в большинстве или люди интеллигентные, или учащаяся молодежь». А о. Варлаам, по свидетельству Борисовой, учил внутреннему благочестию (т.е. не призывал к мирской и миссионерской работе) и благотворительной деятельности.

Таким образом, разница в подходах отцов Льва и Варлаама заключалась, прежде всего, в том, что первый из них считал необходимым в изменившихся к худшему внешних условиях готовить образованных молодых людей к принятию тайного монашеского пострига, с тем, чтобы они, живя в светской среде, и, работая в гражданских учреждениях, боролись за Церковь и несли слово Божие в массы. Второй же руководитель братства полагал, что по-прежнему необходимо создавать полулегальные общины сестер и братьев с уставом внутренней жизни, близким к монастырскому и постепенным отдалением членов общин от советской действительности и светской среды вообще.

В 1930-1932 гг. архимандрит Лев уже окормлял большую часть братчиц (при приеме он вручал им белые платки). В это время у него было более 50 духовных детей. Архимандрит считал необходимым проявлять определенную осторожность и осмотрительность, понимая, что ОГПУ может в любой момент выйти на братство и разгромить его. Именно поэтому он активно способствовал развитию института тайного монашества. Это отмечали позднее в своих показаниях многие арестованные священнослужители. Так, архиепископ Гавриил (Воеводин) на допросе говорил: «Одним из способов укрепления церкви руководители считали тайное монашество, которое, по их мнению, должно было воспитать стойких, интеллигентных и решительных борцов за веру. Сообразно этому круг лиц, группирующихся вокруг Льва Егорова, состоит преимущественно из интеллигенции и учащейся молодежи».

Важная заслуга о. Льва состояла в том, что он неустанно стремился расширить ряды братства, привлекая в него образованную молодежь. Вступившие в братство молодые люди находились в постоянном тесном общении, поддерживая друг друга в различных ситуациях. «Новенькие» поручались «старшим» братчикам. Широко оказывалась материальная помощь учащейся молодежи. Руководство же богословским образованием молодых членов братства осуществляли архимандриты Лев (Егоров), Варлаам (Сацердотский) и другие братские отцы.

Несмотря на фактически нелегальное существование, под руководством о. Льва братство продолжало строжайше запрещенную советскими законами общественно-благотворительную деятельность (помощь бедным, заключенным, монастырям епархии, обучение детей Закону Божию). Ряды братчиков и в конце 1920-х – начале 1930-х гг. заметно пополнялись образованными и активными молодыми людьми, некоторые из которых (иеромонах Серафим Суторихин, иеродиаконы Афанасий Карасевич, Нектарий Панин и др.) приняли монашеский постриг. И почти всех из них постригал в Феодоровском соборе о. Лев. Следует отметить, что в это время архимандрит окормлял также несколько не входивших в братство женских монашеских общин, в частности шесть насельниц подворья Успенского Моквинского женского монастыря в пос. Вырица, которых он удержал от присоединения к иосифлянам.

Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история братства завершилась в 1932 г. Его судьба была предопределена развернутой кампанией массовых арестов священнослужителей и, прежде всего, монашествующих. Общее количество арестованных в ночь с 17 на 18 февраля составляло около 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Все арестованные были разбиты на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. И лишь в отношении Александро-Невского братства органы ОГПУ сделали исключение, сфабриковав огромное дело почти на 100 человек. Оно подразделялось на две части, каждая из которых имела свое обвинительное заключение. Первое было составлено на 41 человека, арестованного в Ленинграде, а второе – на 51 человека из «филиалов» братства на периферии.

Следствие проводилось в ускоренном порядке. «Контрреволюционная деятельность» членов братства представлялась следователям очевидной без необходимости добывать какие-либо серьезные доказательства. Поэтому допросы арестованных чаще всего проводились один-два раза. Отец Лев допрашивался дважды – 29 февраля и 2 марта. На вопрос о политических убеждениях он ответил: «Стараюсь не мешать строительству социализма. Не сочувствую антирелигиозной политике советской власти». Архимандрит вообще отрицал существование братства, говоря, что оно распалось в 1922 г. Отрицал он и сбор средств в Феодоровском соборе для помощи ссыльным, а также все другие обвинения. Лишь после предъявления ему на втором допросе фотографии хора правого клироса собора он сообщил некоторые имена изображенных на ней, заявив, что остальных духовных детей назвать отказывается.

Все следствие длилось лишь около месяца, и 15 марта 1932 г. было утверждено обвинительное заключение на первую группу арестованных в области монашествующих, а 19 марта – на основных активистов братства в количестве 41 человека. Суть обвинения сводилась к стремлению представить братство в виде мифической контрреволюционной организации, которая якобы со времени своего создания в 1918 г. непрерывно вела активную борьбу с советской властью. Открытого суда не было. 22 марта 1932 г. Коллегия ОГПУ вынесла подсудимым приговор – от лишения права проживания в Ленинграде и Ленинградской области на 3 года до 10 лет лагерей. К максимальному сроку наказания был приговорен и отец Лев.

Его дальнейшая подлинная судьба оставалась неизвестной до недавнего времени. Органы госбезопасности сообщили родственниками ложную информацию о смерти о. Льва 25 января 1942 г. в лагере пос. Осинники Кемеровской области от несчастного случая на шахте. Эти сведения попали во все опубликованные в 1990-е гг. биографические справки. Однако на самом деле все было иначе. 18 апреля 1932 г. архимандрит Лев поступил в отделение Черная речка Сибирского лагеря (Сиблага), расположенное в Кемеровской области, а в конце марта 1936 г. его перевели из изолятора в Ахпунское отделение Сиблага (на станцию Ахпун Таштагольского района Кемеровской обл.). С лета 1937 г. в советских лагерях, как и по всей стране, была развернута массовая кампания арестов. Не пережил страшное время «большого террора» и о. Лев. 13 сентября его приговорили к высшей мере наказания. Священномученик был расстрелян 20 сентября 1937 г. Сведения о месте казни и захоронения в архивно-следственном деле отсутствуют. Так погиб один из самых замечательных пастырей Петербургской епархии, воспитавший несколько десятков глубоко верующих молодых людей, сохранивших преданность Церкви в пору самых жестоких гонений. Память о подвижнической деятельности архимандрита Льва долгое время жила в городе святого Петра и после гибели пастыря.

В 1993 г. был прославлен как местночтимый святой Слободского края расстрелянный в 1937 г. в Виннице архиепископ Иннокентий (Тихонов). 8 мая 2003 г. священномученик Лев (Егоров) и еще два члена Александро-Невского братства – Екатерина Арская и Кира Оболенская – были причислены к лику святых Русской Православной Церковью. Обе они входили в братство с начала 1920-х гг., причем Екатерина Ивановна Арская была членом приходского совета Феодоровского собора и ближайшей помощницей о. Льва. Впервые ее арестовали 18 февраля 1932 г. по делу братства и приговорили к 3 годам концлагеря. После освобождения Е. Арская поселилась в г. Боровичи (ныне Новгородская обл.), так как проживание в Ленинграде было для нее запрещено. К этому времени в Боровичах уже жила княжна Кира Ивановна Оболенская, арестованная и осужденная на пять лет лагерей еще в 1930 г. Боровичи тогда были местом ссылки духовенства и церковных активистов-мирян Ленинграда. Все эти лица, в том числе Арская и Оболенская, вместе с духовенством Боровичей были арестованы осенью 1937 г. (всего около 60 человек) и объявлены состоящими в контрреволюционной организации. Арестованные подвергались многочасовым допросам и пыткам, которые смогли выдержать только две женщины – Екатерина Арская и Кира Оболенская. Они до конца отрицали свою вину и отказывались давать ложные показания. 17 декабря 1937 г. обе святые (вместе с еще 50 осужденными по Боровичскому делу) были расстреляны.

Все руководители братства: архиепископ Иннокентий (Тихонов), архимандрит Лев (Егоров), архимандрит Варлаам (Сацердотский), иеромонах Вениамин (Эссен), иеромонах Сергий (Ляпунов), кроме будущего митрополита Гурия (Егорова) погибли в 1936-1938 гг., почти полностью было уничтожено и первое поколение молодых монахов, принявших постриг до 1932 г., за исключением архимандрита Серафима (Суторихина). Но в основном уцелели те братчики, которые на момент разгрома еще являлись подростками. Именно из этого слоя вышли четыре будущих видных архиерея: митрополиты Иоанн (Вендланд) и Леонид (Поляков), архиепископы Никон (Фомичев) и Михей (Хархаров) – скончавшийся в 2005 г., а также другие священнослужители. Ни одна другая церковно-общественная организация в России не дала в XX веке столько православных архиереев. Семена, посеянные братскими отцами дали свои благодатные всходы. Если бы не массовые репрессии 1930-х гг. таких «всходов» было бы гораздо больше.

Даже после разгрома 1932 г. братство не исчезло полностью. При поселившемся после освобождения в 1933 г. в Средней Азии архимандрите Гурии (Егорове) возникла община его духовных детей – бывших братчиков и братчиц, насчитывавшая около 20 человек. Большинство из них позднее приняло монашеский постриг.

Избежавшие репрессий и оставшиеся в Ленинграде члены братства уже не собирались вместе и не занимались организованной благотворительностью, хотя в индивидуальном порядке продолжали помогать арестованным за веру, а также обучать детей Закону Божию. Они поддерживали друг друга морально и материально, старались хранить верность братским правилам и берегли память о своих погибших в лагерях духовных отцах. Последней из активных членов Александро-Невского братства скончалась 9 ноября 1993 г. в Петербурге Лидия Александровна Мейер – дочь известного философа, возглавлявшего в 1920-е гг. тайное религиозно-философское общество «Воскресенье».

Сейчас память о новомучениках Александро-Невской Лавры активно возрождается. В помещениях церкви иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» на Шпалерной ул. в 2004 г. был устроен Музей новомучеников Санкт-Петербургской епархии, часть экспозиции которого посвящена св. Екатерине Арской, дочери ктитора этого храма А.П. Уртьева. День памяти этой новомученицы (17 декабря) стал особым праздником Скорбященской церкви и совершается с торжественностью храмовых дней.

В 2010 г. при Александро-Невской Лавре было воссоздано Александро-Невское братство. В стенах обители создается и музейная экспозиция, посвященная новомученикам Лавры. В главном храме обители – Свято-Троицком соборе, в специальной части храма, помещены иконы всех прославленных в лике святых новомучеников Лавры. Эти иконы находятся и в церкви, устроенной в начале 2000-х гг. в бывшей келье последнего духовника Александро-Невской Лавры перед ее закрытием преподобного Серафима Вырицкого – исповедника, не раз подвергавшегося гонениям и угрозам ареста.

Свято-Троицкая Александро-Невская Лавра отмечает в этом году свое 300-летие. Эта обитель явила немало примеров духовного подвижничества. Самым близким нам по времени и, одновременно, одним из самых знаковых проявлений духовной жизни Лавры стала деятельность в 1918-1932 годах Александро-Невского братства.

Без преувеличения можно утверждать, что Александро-Невское братство стало уникальным явлением в истории не только Лавры, Санкт-Петербургской епархии, но и Русской Православной Церкви в целом, особенно - в первые послереволюционные десятилетия. Находясь под «дамокловым мечом» репрессий в течение всех лет своего существования, оно проявляло удивительную активность и разнообразие видов работы. Особенно следует отметить, что 7 мая 2003 года были прославлены в лике святых три члена братства: священномученик архимандрит Лев (Егоров), мученицы Екатерина Арская и княжна Кира Оболенская.

История деятельности Александро-Невского братства свидетельствует о том, что именно братство - одна из самых оптимальных организационных форм внешней деятельности верующих в условиях безбожных гонений. Здесь был заново осмыслен и возрожден в гораздо более жестких условиях опыт противодействия инославному давлению, полученный на Украине в XVI-XVII веках. Когда на Православную Церковь обрушились небывалые прежде гонения, братства вновь стали одной из самых действенных форм ее защиты. Традиции прошлого возродились. Для сплочения священнослужителей и мирян в Петрограде, а затем и в других городах России стали возникать объединения преданных делу Христову людей. Братства теперь создавались в соответствии с решением Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов, в Петроградской епархии этим процессом активно руководил священномученик митрополит Вениамин (Казанский). В северной столице главным сразу стало братство, образованное при Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре. Святейший Патриарх Тихон благословил его деятельность в специальной грамоте от 19 сентября 1918 года. И на протяжении четырнадцати лет братство представляло собой, в известном смысле, стержень жизни Петроградской епархии, играя заметную роль во всех важнейших событиях, в частности - активно борясь с обновленческим расколом и противодействуя иосифлянскому разделению.

Александро-Невское братство было образовано в январе 1918 года при Лавре из мирян - как мужчин, так и женщин - под руководством монахов, и в первое время одной из главных его задач стала защита обители от посягательств безбожников. Затем - в 1919-1921 годах - оно играло центральную роль в создании и деятельности союза православных братств Петроградской епархии. Именно на него ориентировались все другие подобные объединения верующих. В эти же и последующие годы Александро-Невское братство неустанно стремилось привлечь в церковную среду представителей различных слоев интеллигенции, сблизить их с ученым монашеством, и в этом добилось заметных успехов. Братчики и братчицы поддерживали постоянную тесную связь с возникшими после революции новыми формами духовного образования - Богословским институтом, разнообразными курсами. Но особенно крепкой эта связь была с заменившим осенью 1918 года закрытую Духовную семинарию Богословско- пастырским училищем, где члены братства составили значительную часть учащихся и преподавателей, в число которых входил и один из главных основателей и руководителей братства священномученик архимандрит Лев (в миру Леонид Михайлович Егоров).

В определенном смысле Александро-Невское братство представляло собою звено в ряду полулегальных религиозно-философских кружков и обществ, существовавших в северной столице в 1920-е годы. В начале 20-х такие общества, официально не зарегистрированные, действовали еще достаточно открыто. Братство имело в своем составе особый православный религиозно-философский кружок.

Важной составляющей деятельности братства стало создание полулегальных монашеских общин в миру, а также монашеские постриги молодых людей (в том числе тайные) с целью сохранения института монашества в условиях массового закрытия существовавших ранее обителей. Первые две общины сестер были созданы осенью 1922 года, затем, в конце 1920-х - начале 1930-х годов, возникло еще несколько небольших общин. Особенно активно в этот период проводились тайные постриги, которые в основном совершал о. Лев.

Одной из основных своих задач Братские отцы считали подготовку молодых образованных священнослужителей, - в условиях ограничения, а в перспективе и полной ликвидации духовного образования это позволило бы сохранить кадры духовенства, способного в будущем осуществить возрождение Церкви. Вся деятельность братства очень помогала сплочению верующих всех возрастов и сословий перед лицом яростных антицерковных гонений, это было удивительно дружное сообщество людей, трудившихся ради Христа и во имя любви к ближним, где само слово «брат» понималось в его истинно евангельском смысле.

Одного из создателей Александро-Невского братства мы назвали - это был иеромонах Лавры о. Лев (Егоров). Вместе с ним братством руководили его брат Гурий, а также о. Иннокентий (Тихонов). Эти молодые монахи еще в 1916 году развили интенсивную миссионерскую деятельность среди бедного населения Петрограда. Продолжая ее после Октябрьской революции, иеромонах Лев вместе с отцами Гурием и Иннокентием 8 марта 1918 года, когда братство уже действовало, создал при Александро-Невской Лавре молодежный кружок.

Конечно, теперь миссионерская деятельность трех молодых монахов приняла несколько иные, чем до революции, формы. Они не «ходили в народ», зато народ шел к ним. В частности, в состав кружка вошли многие ученицы Епархиального женского училища. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 года так: «По городу разнеслась слава о „братьях Егоровых". Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: „А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!" В те годы отец Гурий познакомился со Святейшим Патриархом Тихоном: несколько раз он ездил к Патриарху в Москву по поручениям митрополита Петроградского Вениамина. Был такой единственный случай, когда Патриарх Тихон [в мае-июне 1918 г. - Авт.] приехал в Петроград. Митрополит Вениамин представил ему отцов Иннокентия, Гурия и Льва. Патриарх сказал: „Ну, кто же их не знает, Иннокентия, Гурия и Льва. Их надо выдвигать"» (1).

В январе 1919 года Владыка Вениамин предоставил членам кружка находившуюся при его покоях Крестовую успенскую церковь. А 1 февраля при этом храме и было окончательно организовано существовавшее с 1918 года Александро-Невское братство. Окормление его членов стало важнейшей частью пастырской деятельности о. Льва. Он служил в лаврской Крестовой церкви, являвшейся центром братской жизни (2).

Позднее, на допросе 27 июня 1922 года, о. Лев указал, что основными целями братства являлись: 1. «чисто церковное возрождение церковного богослужебного устава», который дожным образом соблюдался далеко не везде; 2. «борьба с торгашеством в церкви» (исключение продажи свечей и просфор, бесплатное совершение треб); 3. «реформа церковного пения» - отказ от светского исполнения партиями и «пение по обиходу», чтобы «народ легко мог петь с нами». Члены братства бескорыстно исполняли все обязанности по обслуживанию своего храма - пономарей, певцов, выносящих свечи, чтецов и так далее (3).

В начале 1920 года в составе братства для занятия богословскими проблемами был создан кружок св. Иоанна Златоуста, заседания которого проходили по средам. Этот кружок входил в занимавшееся богословскими проблемами «Содружество под покровительством святого Василия Великого», председателем которого был старший из братьев Егоровых Николай (профессор математики), а духовным руководителем - о. Лев. К февралю 1921 года состоялось несколько заседаний содружества. Просветительская деятельность братства состояла не только в устройстве лекций, диспутов, но, главным образом, в церковной работе с детьми. И возглавлял ее также иеромонах Лев. Братчики делали все возможное, чтобы после запрещения изучения Закона Божия в школах в народе не угас огонь веры. По благословению митрополита Вениамина для детей и подростков были заведены специальные кресты, хоругви, иконы и облачения. Дети участвовали в богослужениях и крестных ходах. Лаврские иноки и миряне из братства вели 69 детских кружков, в которых изучался Закон Божий. Эти занятия проходили в основном по воскресеньям в помещениях при Крестовой митрополичьей церкви. Много внимания уделялось катехизации детей - их учили церковному пению, церковно-славянскому языку, проводили для них говение и отдельную литургию, на которой дети пели, читали и помогали священнику.

Активно откликнулось братство на охвативший страну после окончания Гражданской войны голод. 11 марта 1922 года наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) обратился к митрополиту Вениамину с рапортом: «Сыновне испрашиваю благословение Вашего Высокопреосвященства на открытие при Лавре питательного пункта для голодающих на средства богомольцев Свято-Духовской и Крестовой церквей и при участии представителей тех и других. Добровольные пожертвования на это дело уже начались. Во главе этого дела, в качестве заведующего пунктом мог бы встать, если угодно будет благословить Вашему Высокопреосвященству, иеромонах Лев». Уже на следующий день - 12 марта - Владыка написал на рапорте резолюцию: «Господь да благословит добрым успехом святое начинание» и назначил заведующим питательным пунктом о. Льва (4). Забота об арестованных и осужденных выражалась в материальной помощи им и духовной поддержке, которая осуществлялась как при личных свиданиях с заключенными в тюрьме, так и опосредованно. На допросе 27 июня 1922 года о. Лев сообщил, что в помощи тем заключенным, которых они знали, члены братства старались никогда не отказывать.

В первые послереволюционные годы в Петрограде возникло, кроме Александро-Невского, еще несколько православных братств. Необходимо стало координирование их деятельности. И 5 мая 1920 года в Лавре, после молебна и приветствия митрополита Вениамина, в помещении при Крестовой церкви открылась первая общебратская конференция, на которой было принято совместное решение об объединении всех существующих городских братств в союз «на почве религиозно-просветительной и благотворительной деятельности». Во время заседаний конференции работали пять секций, и одну из них - по работе с детьми - возглавлял о. Лев. Он, таким образом, фактически был признан руководителем этого направления церковной деятельности в Петрограде. На конференции был принят примерный общебратский устав, написанный отцами Иннокентием, Гурием и Львом, а также выбран совет общебратского союза. На правах несменяемых членов в него обязательно входили духовные руководители братств, трое из которых - иеромонахи Иннокентий, Гурий и Лев - практически вершили все дела в самом совете, призванном «служить объединяющим центром всех братств» и «разрешать всевозможные вопросы братской практики» (5).

В совете общебратского союза о. Лев состоял вплоть до его ликвидации весной 1922 года, при этом молодой иеромонах активно занимался работой не только с детьми и молодежью, но и миссионерской преподавательской деятельностью. С осени 1918 по июль 1922 года он читал лекции по русской литературе в Богословско-пастырском училище. В апреле-июле 1921 года о. Лев был членом организационного бюро 2-й общебратской конференции Петроградской епархии, вновь исполняя обязанности организатора детской секции. Кроме того, ему поручили составлять новую братскую молитву. Активно участвовал о. Лев и в работе конференции, состоявшейся в начале августа 1921 года. А с 18 августа 1921 года до лета 1922 года он состоял в образованном при Феодоровском соборе мужском монашеском кружке Петроградской епархии, имевшем своей целью «выяснение вопросов монашеской жизни и распространение идей монашества, особенно среди учащихся». К 1 апреля 1922 года на собраниях кружка было прочитано 13 докладов, главным образом по истории монашества, часть которых произнес о. Лев (6).

Активная пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в июне 1922 года в связи с началом кампании по изъятию церковных ценностей и организованного высшими органами коммунистической партии и ГПУ так называемого обновленческого раскола. После ареста Патриарха Тихона и его вынужденного отказа 12 мая 1922 года от руководства Православной Церковью обновленцы доминировали в церковной жизни страны более года. Во многих районах, в том числе в Петрограде, они первоначально встретили решительное сопротивление. 28 мая митрополит Вениамин (Казанский) в своем послании к пастве отлучил петроградских обновленцев от Церкви. Именно это стало основной причиной его ареста. С 10 июня по 5 июля 1922 года в городе прошел судебный процесс над 86 священнослужителями и мирянами. Их обвиняли в организации сопротивления изъятию церковных ценностей.

Надуманность процесса была очевидна, однако власти хотели любым путем, не считаясь с законностью, подавить всякое возможное сопротивление. Поэтому репрессии обрушились и на многих руководителей и активистов петроградских братств, прежде всего - наиболее близкого митрополиту Александро-Невского. И через несколько часов после ареста Владыки, ранним утром 1 июня агенты ГПУ схватили епископа Иннокентия, о. Гурия, трех братчиц, наместника Лавры епископа Николая (Ярушевича), а 16 июня - и о. Льва. Проведенные допросы и обыски более 40 арестованных по делу православных братств мало что дали следственным органам. Отца Льва допрашивали дважды - 27 июня и 17 августа. Как и большинство других обвиняемых, он не видел ничего предосудительного и запретного в протекавшей совершенно открыто и, по сути, легально деятельности братств и поэтому многое рассказал о ней, однако отверг какие- либо обвинения в контрреволюционности.

Доказать противодействие членов братств изъятию из храмов ценностей не удалось. Практически все арестованные говорили на допросе о своей полной непричастности к сопротивлению этой акции. Следствие не привело к желаемым для властей результатам - арестованных не рискнули вывести на суд. В результате, 14 сентября 1922 года Петроградское губернское отделение ГПУ на закрытом заседании постановило выслать семерых обвиняемых из Петроградской губернии на два года «как политически неблагонадежных», в том числе о. Гурия, епископа Иннокентия - в Архангельскую губ., а о. Льва - в Оренбургскую губ. В отношении других 26 человек дело было прекращено (7).

Несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась, а в 1925 году вновь начала оживляться. Один за другим из ссылки возвратились все три основателя братства. Первым, еще в конце 1924 года, был освобожден и приехал в Ленинград о. Лев.

На 1926-1928 годы пришелся новый, относительно благоприятный период существования братства. Конечно, его жизнь и деятельность официально оставалась нелегальной, но в то же время прямо не преследовалась. Несмотря на арест и ссылку епископа Иннокентия, Александро-Невское братство по- прежнему возглавляли три находившихся между собой в тесном духовном общении и единстве руководителя - отцы Гурий и Лев (Егоровы) и о. Варлаам (Сацердотский). В октябре 1926 года отца Льва назначили настоятелем одного из крупнейших соборов Ленинграда - храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых. Постепенно туда перешла большая часть членов братства, и в 1930 году - два братских хора. Отец Лев был также возведен в сан архимандрита и с марта 1926 года стал исполнять обязанности благочинного, преподавателя русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

Весной 1927 года о. Лев был арестован во второй раз. В это время в училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать у властей раздражение. В конце апреля заведующий районным церковным столом написал городскому руководству заявления о необходимости закрыть Высшие Богословские курсы и Богословско-пастырское училище, так как они «готовят врагов советской власти». Ликвидировать эти учебные заведения в то время власти не решились, но поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища». Аресты по нему прошли в основном в мае-июне 1927 года и серьезно затронули Александро-Невское братство. 27 мая агенты ГПУ арестовали архимандритов Гурия и Льва, за решеткой также оказались архиепископ Гавриил (Воеводин), епископ Григорий (Лебедев), несколько преподавателей и учащихся. Но в конце концов «дело Богословско- пастырского училища» развалилось. 19 ноября 1927 года всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год, 10 ноября 1928 года, дело вообще было прекращено «за недостаточностью компрометирующего материала» и взятые подписки аннулированы (8). Однако все учебные заведения Московской Патриархии к этому времени в Ленинграде (как и по всей стране) были уже закрыты.

Из хранящейся в следственном деле секретной переписки ОГПУ видно, что арестованные по «делу Богословско-пастырского училища» были освобождены с расчетом на то, чтобы они включились в набиравшее силу иосифлянское движение. Советскому руководству были выгодны любые новые расколы и разделения в Русской Православной Церкви как ослаблявшие ее единство. Поэтому на первых порах власти не препятствовали возникновению оппозиционного им церковного движения, получившего свое название по имени руководителя - митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). Иосифляне не признавали опубликованную в июле 1927 года декларацию Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского) о лояльности советской власти и отказывались поминать в храмах и эту власть, и самого митр. Сергия. Некоторые из освобожденных в ноябре 1927 года стали активными участниками иосифлянского движения. Но все руководители Александро-Невского братства единодушно остались верны митр. Сергию. Под их влиянием и практически все члены братства, за редчайшим исключением, не поддержали иосифлян. Эта позиция братских отцов оказала влияние на ситуацию в епархии в целом. Они даже переписывались с руководителями иосифлян, стараясь убедить их в неправильности занятой позиции.

С рубежа 1928-1929 годов ситуация существенно изменилась, быстро стала нарастать волна массовых гонений и репрессий против всех течений Русской Православной Церкви. Начали закрываться и церкви при ленинградских подворьях ликвидированных монастырей, хотя официально они уже давно считались лишь приходскими. Так, в апреле 1930 года была закрыта церковь подворья Творожковского монастыря, что стало для Александро-Невского братства тяжелым ударом. Из этой церкви архим. Варлаам (Сацердотский) и архиеп. Гавриил (Воеводин) перешли служить в Феодоровский собор. Туда же перешли и оба ранее бывших при Творожковском подворье братских хора. Регентом хора правого клироса был назначен иеромонах Серафим (Суторихин), окормлять его певчих стал настоятель собора о. Лев. Хором же левого клироса регентовала Вера Киселева, а духовным отцом певчих был архим. Варлаам.

На допросе 28 февраля 1932 года о. Варлаам так охарактеризовал последние годы существования братства: «После ареста Гурия Егорова и последующей его высылки руководство остатками „братства" легло на меня. Общее количество братчиц и братьев к тому времени, т.е. к 1929 г. составляло не более 50 человек... Деятельность „братства" в этот период заключалась в устройстве хоровых спевок и организации хора в Федоровском соборе. Кроме того, осуществлялась помощь высланному духовенству путем сбора денег, вещей и отправки посылок... О всей деятельности „братства" было известно Льву Егорову, который является настоятелем собора, и без его благословения в храме ничего не могло совершаться. Однако, установки мои и Гурия Егорова в методах воспитания верующих отличаются от установок Льва тем, что наш с Гурием метод монашеский, Лев же Егоров, не возражая принципиально против монашества, находит возможным его существование не уходя от современной светской жизни, то есть не меняя светского облика. С 1929 г. по настоящее время деятельность нашего „братства" в основном ни в чем не изменилась» (9).

Братчица А. С. Борисова на допросе подтвердила существовавшую разницу в методах руководства архимандритов Льва и Варлаама. По ее словам, о. Лев призывал членов братства к широкой общественной деятельности, «направленной на внедрение христианства», поэтому предлагал повышать уровень светского образования и «учил сочетать культурную жизнь с верностью христиаству»: «Этим объясняется то, что члены братства - дети о. Льва, в большинстве или люди интеллигентные, или учащаяся молодежь». А о. Варлаам, по свидетельству Борисовой, учил внутреннему благочестию (то есть не призывал к мирской и миссионерской работе) и благотворительной деятельности (10).

Таким образом, разница в подходах отцов Льва и Варлаама заключалась прежде всего в том, что первый из них считал необходимым в изменившихся к худшему внешних условиях готовить образованных молодых людей к принятию тайного монашеского пострига, с тем, чтобы они, живя в светской среде и работая в гражданских учреждениях, боролись за Церковь и несли слово Божие в массы. Второй же руководитель братства полагал, что по-прежнему необходимо создавать полулегальные общины сестер и братьев с уставом внутренней жизни, близким к монастырскому, и постепенным отдалением членов общин от советской действительности и светской среды вообще (11).

В 1930-1932 годах архимандрит Лев уже окормлял большую часть братчиц (при приеме он вручал им белые платки). В это время у него было более 50 духовных детей. При этом архимандрит считал необходимым проявлять определенную осторожность и осмотрительность, понимая, что ОГПУ может в любой момент выйти на братство и разгромить его. Именно поэтому он активно способствовал развитию института тайного монашества. Это отмечали позднее в своих показаниях многие арестованные священнослужители. Так, архиеп. Гавриил (Воеводин) на допросе говорил: «Одним из способов укрепления церкви руководители считали тайное монашество, которое, по их мнению, должно было воспитать стойких, интеллигентных и решительных борцов за веру. Сообразно этому круг лиц, группирующихся вокруг Льва Егорова, состоит преимущественно из интеллигенции и учащейся молодежи» (12).

Важная заслуга о. Льва состояла в том, что он неустанно стремился расширить ряды братства, привлекая в него образованную молодежь. Вступившие в братство молодые люди находились в постоянном тесном общении, поддерживая друг друга в различных ситуациях. «Новенькие» поручались «старшим» братчикам. Широко оказывалась материальная помощь учащейся молодежи. Руководство же богословским образованием молодых членов братства осуществляли архимандриты Лев (Егоров), Варлаам (Сацердотский) и другие братские отцы.

Несмотря на фактически нелегальное существование, братство продолжало строжайше запрещенную советскими законами общественно-благотворительную деятельность (помощь бедным, заключенным, монастырям епархии, обучение детей Закону Божию). Ряды братчиков и в конце 1920-х - начале 1930-х годов заметно пополнялись образованными и активными молодыми людьми, и некоторые из них - иеромонах Серафим (Суторихин), иеродиаконы Афанасий (Карасевич), Нектарий (Панин) и другие - приняли монашеский постриг.

Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история братства завершилась в 1932 году. Его судьба была предопределена развернутой кампанией массовых арестов священнослужителей и, прежде всего, монашествующих. В ночь с 17 на 18 февраля общее количество арестованных составило около 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Следствие по всем арестованным было разбито на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. И лишь в отношении Александро-Невского братства органы ОГПУ сделали исключение, сфабриковав огромное дело почти на 100 человек. Оно подразделялось на две части, каждая из которых получила свое обвинительное заключение. Первое было составлено на 41 человека, арестованного в Ленинграде, а второе - на 51 человека из «филиалов» братства на периферии.

Следствие проводилось в ускоренном порядке. «Контрреволюционная деятельность» членов братства представлялась следователям очевидной, без необходимости добывать какие-либо серьезные доказательства. Поэтому допросы арестованных чаще всего проводились только один-два раза. Все следствие длилось лишь около месяца, и 15 марта 1932 года было утверждено обвинительное заключение на первую группу арестованных в области монашествующих, а 19 марта - на основных активистов братства в количестве 41 человека. Суть обвинения сводилась к стремлению представить братство в виде мифической контрреволюционной организации, которая якобы со времени своего создания в 1918 году непрерывно вела активную борьбу с советской властью. Открытого суда не было. 22 марта 1932 года Коллегия ОГПУ вынесла подсудимым приговоры - от лишения права проживания в Ленинграде и Ленинградской области на три года до десяти лет лагерей (13).

К максимальному сроку наказания был приговорен и о. Лев. Позднее, 20 сентября 1937 года, он был расстрелян в лагере. 8 мая 2003 года священномученик Лев и еще два члена Александро-Невского братства - Екатерина Арская и Кира Оболенская - были причислены к лику святых Русской Православной Церковью. Обе они входили в братство с начала 1920-х годов, причем Екатерина Ивановна Арская была членом приходского совета Феодоровского собора и ближайшей помощницей о. Льва. Впервые ее арестовали 18 февраля 1932 года по делу братства и приговорили к трем годам концлагеря. После освобождения Е. Арская поселилась в г. Боровичи (ныне Новгородская обл.), так как проживание в Ленинграде было для нее запрещено. К этому времени в Боровичах уже жила княжна Кира Ивановна Оболенская, арестованная и осужденная на пять лет лагерей еще в 1930 году. Боровичи были тогда местом ссылки духовенства и церковных активистов-мирян Ленинграда. Все эти лица, в том числе Е. Арская и К. Оболенская, вместе с духовенством Боровичей были арестованы осенью 1937 года (всего около 60 человек) и объявлены состоящими в контрреволюционной организации. Арестованные подвергались многочасовым допросам и пыткам, которые смогли выдержать только две женщины - Екатерина Арская и Кира Оболенская. Они до конца отрицали свою вину и отказывались давать ложные показания. 17 декабря 1937 года обе святые (вместе с еще 50 осужденными по Боровичскому делу) были расстреляны.

Почти все руководители братства - архиепископ Иннокентий (Тихонов), архимандрит Лев (Егоров), архимандрит Варлаам (Сацердотский), иеромонах Вениамин (Эссен), иеромонах Сергий (Ляпунов), кроме будущего митрополита Гурия (Егорова) - погибли в 1936-1938 годах. Фактически полностью было уничтожено и первое поколение молодых монахов, принявших постриг до 1932 года, за исключением архимандрита Серафима (Суторихина). В основном уцелели те братчики, которые на момент разгрома еще были подростками. Именно из их числа вышли четыре будущих видных архиерея - митрополит Иоанн (Вендланд), митрополит Леонид (Поляков), архиепископ Никон (Фомичев), архиепископ Михей (Хархаров). В определенной степени к ним можно отнести также архиепископа Михаила (Мудьюгина), мать которого, Вера Николаевна, была активным членом Александро-Невского братства и даже подвергалась за это аресту, а также ныне здравствующего митрополита Волгоградского и Камышинского Германа - духовного сына Владыки Гурия (Егорова), с детских лет росшего среди переехавших в Среднюю Азию членов братства. Несколько юных братчиков стали в дальнейшем священниками. Семена, посеянные братскими отцами, дали свои благодатные всходы. Если бы не ужасные репрессии 1930-х годов, таких «всходов» было бы гораздо больше.

Даже после разгрома 1932 года Александро-Невское братство не исчезло полностью. При поселившемся после освобождения в 1933 году в Средней Азии архимандрите Гурии (Егорове) возникла община его духовных детей - бывших братчиков и братчиц, насчитывавшая около 20 человек и просуществовавшая до середины 1940-х годов. Большинство из них позднее приняло монашеский постриг.

Избежавшие репрессий и оставшиеся в Ленинграде члены братства уже не собирались вместе и не занимались организованной благотворительностью, хотя в индивидуальном порядке продолжали помогать арестованным за веру, а также обучать детей Закону Божию. Они поддерживали друг друга морально и материально, старались хранить верность братским правилам и берегли память о своих погибших в лагерях духовных отцах. Последними из активных членов Александро-Невского братства ушли из жизни: в 1993 году в Санкт- Петербурге - Лидия Александровна Мейер, дочь известного философа, возглавлявшего в 1920-е годы тайное религиозно-философское общество «Воскресенье», и в 2005 году - архиепископ Ярославский Михей (Хархаров), до конца своих дней свято хранивший память о братстве.

Несмотря на то, что со времени деятельности Александро-Невского братства прошло более 80 лет, изучение его истории имеет не только научное значение. Чрезвычайно важно увековечить память невинно пострадавших за веру - расстрелянных, умученных, заключенных в лагеря и тюрьмы, отправленных в ссылку, изгнанных с мест проживания, с работы и т.д. Кроме того, сейчас, в период нового расцвета братского дела в России, может быть учтен и использован опыт работы ранее существовавших православных братств, в том числе одного из самых значительных из них - Александро-Невского.

Особенное значение этот опыт приобретает в связи с воссозданием братства при Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре. Инициативная группа по его возрождению была сформирована 11-13 июля 2008 года на форуме соотечественников «Русский Царьград». 18 ноября того же года Епархиальный совет Санкт-Петербургской епархии одобрил ходатайство наместника Лавры архимандрита Назария о возрождении деятельности Александро-Невского братства, и в тот же день митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир благословил его воссоздание. Официальная регистрация произошла в декабре 2009 года.

С самого начала работы возрожденное братство участвовало в подготовке к празднованию 300-летия Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры и 800-летия со дня рождения святого благоверного великого князя Александра Невского, развернуло активную духовно-просветительную и социальную деятельность.

Примечания:

(1) Митр. Иоанн (Вендланд). Митр. Гурий (Егоров). Воспоминания. Ярославль, 1980-1981. Рукопись. С. 10.

(2) Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 815, оп. 11-1918, д. 70, л. 16, оп. 14, д. 98, л. 10-11, д. 163, л. 34-36.

(3) Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской обрасти (АУФСБ СПб ЛО), д. П-88399. Т. 2, л. 50.

(4) РГИА, ф. 815, оп. 14, д. 114, л. 4. 5 АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399. Т. 2, л. 517-529;

(5) Антонов В. В. Приходские православные братства в Петрограде (1920-е годы) // Минувшее. Вып. 15. М.-СПб., 1993. С. 427.

(6) Антонов В. В. указ. соч. С. 431.

(7) АУФСБ СПб ЛО, д. П-88399. Т. 1, л. 29. Т. 2, л. 150, 154, 525-527.

(8) Там же. Д. П-24095, л. 89, 117-118, 214, 226.

(9) Там же. Д. П-68567. Т. 2, л. 24-25.

(10) Там же. Т. 4, л. 340-341.

(11) Мещерский Н. А. На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мною... Л., 1982. Рукопись. С. 23.

(12) АУФСБ СПб ЛО, д. П-68567. Т. 2, л. 8. Т. 4, л. 281-282.

(13) Там же. Т. 2, л. 212, 440-455.

Журнал "Верующий разум" №2(2)

Публикуемые избранные письма архиепископа Ярославского и Ростовского Михея, написанные в ту пору, когда он был архимандритом, дают яркое представление о поколении людей, родившихся уже после революции или незадолго до нее и пришедших в Церковь в тяжкие годы гонений. Письма переданы нам их адресатом Галиной Александровной Пыльневой, ниже приведены ее воспоминания.

С отцом Михеем (Хархаровым) мы встретились в Глинской пустыни . Он обратил на себя внимание сочетанием внутренней культуры и простоты монаха исполнительного, трудолюбивого, искреннего. Его уважали старцы, хотя внешне это никак не подчеркивалось. Как мы это понимали — не знаю. Он недолго побыл там, но до конца жизни отца Серафима (Романцова) обращался к нему, считая его своим духовным отцом.

Какие-то годы мы ничего не знали об отце Михее, да и не старались узнавать, ведь лично-то мы не были знакомы. Глинскую пустынь закрыли в 1961 году. После этого, не помню точно в каком году, решили мы поехать в Жировицы. Там узнали, что отец Михей — настоятель монастыря . Как уже мы вдруг смогли поговорить, вспомнить Глинскую пустынь — сама теперь удивляюсь, так как не обладаю «проникающими» во все качествами, предпочитая везде быть в уголке, в тени. С этого времени изредка стали переписываться, но тогда, когда отца Михея без объяснения причины (а она была, но говорить о ней вслух нельзя было: он «слишком мягко» отнесся к епископу Ермогену (Голубеву) и старался помочь всем, чем мог) просто «освободили от занимаемой должности». Освободить-то освободили, но куда направиться? Надо было ему самому искать себе место. Он обратился к ставшему митрополитом Иоанну (Вендланду) , знакомому еще по Питеру (где они оба были представлены владыке Гурию (Егорову)) . Митрополит Иоанн возглавлял Ярославскую епархию и нашел местечко отцу Михею в какой-то деревеньке своей епархии . Вот тогда мы и стали переписываться.

Письма тех лет не сохранились. Позже отец Михей стал служить уже в Ярославле. Те письма, которые уцелели, написаны им до епископской хиротонии. Он писал и будучи епископом, но ему стало трудно это делать: здоровье ухудшалось, забот все больше и больше, сил меньше. Мне было просто совестно еще приносить ему лишние хлопоты… и постепенно переписка прекратилась. Мне жаль было, но трудно человеку… тем более уже преклонных лет и на таком посту.

Писем было больше. Не уверена, что найдутся другие… Но и те, какие есть, все-таки вполне говорят о человеке, каковых все меньше и меньше… по крайней мере, среди знакомых…

Архиепископ Ярославский и Ростовский МИХЕЙ (Хархаров; 6.03.1921, Петроград — 22.10.2005, Ярославль) родился в семье ремесленника. С детских лет прислуживал в Спасо-Преображенском соборе, а позже — в Александро-Невской Лавре. Прошел Великую Отечественную войну в войсках связи, награжден медалями. С мая 1946 года — послушник Троице-Сергиевой Лавры, наместником которой был архимандрит Гурий (Егоров), еще до войны ставший его духовным отцом. В 1946 году, после хиротонии своего духовного отца, вместе с ним уехал в Ташкентскую епархию, где был пострижен в монашество. С 1949 года — иеромонах. Окончил Московскую духовную семинарию (1951). В 1953 году вместе с архиепископом Гурием переехал в Саратов, где был назначен ключарем Троицкого кафедрального собора и казначеем Епархиального управления. В сентябре 1955 года последовал за владыкой Гурием на служение в Днепропетровскую епархию, затем в Минскую. При назначении последнего в 1960 году митрополитом Ленинградским и Ладожским отец Михей остался в Минске. В октябре 1963 года игумен Михей был возведен в сан архимандрита и назначен наместником Жировицкой Свято-Успенской обители. После отказа сообщать гражданским властям паспортные данные посетителей жившего в монастыре на покое архиепископа Ермогена (Голубева), отец Михей был снят с должности архимандрита и с 1969 года служил в Ярославской епархии, сначала в отдаленных приходах, с 1982 года — настоятелем Феодоровского кафедрального собора в Ярославле. 17.12.1993 года состоялась хиротония архимандрита Михея во епископа Ярославского. 25.02.1995 года он был возведен в сан архиепископа. За труды на благо Церкви архиепископ Михей был награжден шестью церковными орденами, в том числе орденом святого равноапостольного князя Владимира I степени — высшей наградой Русской Православной Церкви, а также орденом Почета. Управлял епархией до 2002 года. Последние три года жил на покое в Казанском монастыре в Ярославле, до самой кончины совершая богослужения.

Письма

Глубокоуважаемая Галина Александровна!

Получил Ваше письмо. Благодарю Вас за внимание и память. Сразу на него ответить не смог. Я только что вернулся из Ленинграда. Ездил на могилы отца и матери (похоронены они в разных местах), а также пособоровать и причастить больную и старую свою двоюродную сестру. Сестер также навестил. Обе сестры приняли с исключительной теплотой и вниманием, очень радушно. В Ленинграде пробыл всего 4 дня. Все дни был в разъездах из одного конца города в другой. Однако поездкой остался доволен, все, что намечал, смог исполнить, никого особенно собою не отяготил и не обременил. Как только вернулся домой, сразу же за дела, в первый же день и требы, и службы. <…>

Епископа Вениамина я действительно знал, и близко . Правда, знакомство наше было непродолжительно. (Я познакомился с ним в Лавре при открытии ее, когда он был назначен туда в число братии сразу же по возвращении из далеких мест). Сразу же он произвел на меня впечатление сильной личности и очень духовно настроенного человека. Затем познакомился и с его духовными детьми, близкими ему по Покровскому монастырю. Многое узнал от них. Монахиня Алексия и ее подруги также ходили в Покровский монастырь. Когда я приезжал в Лавру из Ташкента, владыка Вениамин всегда предлагал мне служить с ним. Затем еще ближе познакомился в Саратове, когда он был назначен архиереем в Саратов, где и я служил в соборе в то время. Владыка Вениамин очень часто приглашал меня для исповеди, относился с исключительной теплотой ко мне, и по сие время всегда вспоминаю его с самым теплым чувством.

Внешне — это был суровый аскет. В храме неприступно строг, но кто знал его близко, для тех он был сердечный и мягкий человек. Впрочем, вероятно, Вы читали его дневник? Я его получил от его близких духовных детей. Если нет, напишите. Владыка Вениамин оставил мне рукописи всех своих трудов, спешил передать мне их, и когда я спросил, отчего он так спешит, ответил, что спешит по причине своей смерти. И действительно, как только перепечатали ему последнюю рукопись, и он отослал печатные экземпляры в Академию, через несколько дней буквально он умер.

Я просил владыку Антония Мельникова, редактора «Богословских трудов» , напечатать что-либо из трудов владыки Вениамина, он отказал, ничего не нашел в них подходящего для публикации.

Его духовным сыном и почитателем между прочих был покойный архимандрит Феодорит лаврский .

Владыка Вениамин был одаренным проповедником. В Саратове, когда он только произносил слова обращения: «Дорогие, возлюбленные, Богом данные мне дети…», причем сказанные с такой теплотой и сердечностью, что с этих начальных слов прихожане начинали плакать. Говорил он всегда с большим чувством. У него был замечательный сильный голос, бас, которым он исключительно хорошо и умело пользовался. В проповедях он использовал всегда и интонацию голоса, и примеры трогательные из житий святых и других. По сие время (уже 19 лет) могила его всегда посещается саратовцами и почитают его память.

Как здоровье Ваше и Вашей тетушки? Кланяюсь ей и призываю на нее Божие благословение.

Простите.

Нед[остойный] архим[андрит] Михей

P.S. Приветствую Вас с праздником в честь Казанской иконы Матери Божией. Усердно желаю благодатной помощи, заступления и покрова Царицы Небесной.

Сердечно благодарю Вас за поздравления и праздничные подарки к Преображению [Господню} и к Успению Матери Божией. И тот, и другой праздник для меня очень дороги. С детства я прислуживал в Преображенском соборе в Ленинграде, начал ходить именно в этот храм, а затем многое в жизни было связано с праздником Успения Матери Божией и с храмами, посвященными этому празднику.

Первый открытый в Лавре храм был Успенский собор. В день Успения Матери Божией меня рукополагали во иеромонаха в Успенском Ташкентском соборе, затем служил в нескольких храмах Успенских (Жировицкий монастырь, в Рыбинске), и Ваш подарок к этому празднику был особенно приятен. Спасибо Вам.

Я собирался Вам как-то написать об открытии Лавры (думаю, что Вам давно всё известно об этом событии тридцатипятилетней давности, и за длительное наше знакомство не раз рассказывал Вам о тех особенных «стечениях обстоятельств», а лучше сказать просто — чудесных обстоятельствах, связанных с этими событиями); поэтому и никогда не напоминал о них, чтобы не повторяться.

Но Вы написали, что мало знаете об этом. Я уже человек старый, непосредственных участников (владыки Гурия, архимандрита Илариона и других) нет уже в живых, другие — не знали подробностей, да и не всем владыка Гурий всё открывал, и вот, боясь, что умру и никому не будет известно то, что нами пережито в тот момент и доподлинно известно, я теперь и не скрываю, а рассказываю своим друзьям и близким. «Тайну цареву подобает хранить, а дела Божии проповедати» — так, кажется, гласит древняя мудрость.

В 1945 году Патриарх Алексий из Ташкента вызвал архимандрита Гурия, которого знал по Ленинграду, и за 8 месяцев до открытия Лавры назначил его наместником Лавры, которую предполагалось открыть. А пока он был назначен в Ильинскую церковь города Загорска почетным настоятелем. Местное духовенство приняло его не очень приветливо, но отец Гурий стал служить каждое воскресенье утром и вечером акафист преподобному Сергию и обязательно проводил беседу. Служил он и во все большие праздничные дни, и часто в малые праздники и неизменно проповедовал. И само служение, и проповедь владыки Гурия так расположили к нему народ, что верующие приезжали на его службы из Москвы и из других мест.

Каждый вторник отец Гурий ездил на прием к Патриарху. В 1946 году на Страстной во Вторник он также явился к Патриарху, и Святейший Патриарх сообщил ему, что на другой день передадут ему ключи от Успенского Лаврского собора и нужно, чтобы на Пасху уже была служба.

В Великий Четверг после Литургии отец Гурий в Ильинском храме объявил, что открывается Лавра и чтобы верующие, кто может, пришли бы помочь прибрать храм и приготовить его к службе.

Лавра была закрыта в 1920 году. За 26 лет, в которые собор был закрыт и не убирался, можете себе представить, сколько скопилось пыли, грязи. Мы вошли в собор. Стекла в барабанах были выбиты, на полу снег и лед, неимоверный холод. Собор не отапливался, Пасха в тот год была ранняя. В соборе стояла карета Елизаветы Петровны, на паперти — чучело медведя и пр. Впрочем, работники музея вскоре все это лишнее убрали.

Благодаря тому, что отца Гурия знали и любили все прихожане Ильинского храма, то откликнулись на призыв его и много пришло людей: кто с ведром, кто с тряпками. Стали протирать иконостас, чистить паникадила, мыть полы.

Престол там сложен из кирпича, каменный, но он стоял разоблачен. Нужно срочно шить одежды на престол и жертвенник. Ольга Павловна (дочь отца Павла Флоренского) взяла на себя труд пошить облачение, нижнее и верхнее на престол и жертвенник (парчу дал Патриарх, а остальной материал пожертвовали верующие).

Из ризницы музея выдали Плащаницу, сосуды. Кое-что дала Патриархия, и часть утвари из Ильинской церкви — облачения, кадила, напрестольное Евангелие, кресты и пр. Патриарх назначил временно для служения в помощь отцу Гурию архимандрита Илариона (этот старец был высокой духовной жизни. Он был на Афоне и во время имяславской смуты в 1913 году выслан в числе многих из братий в Россию , поселился в Москве, был назначен настоятелем Страстного монастыря, а затем служил в селе Виноградове, на станции Долгопрудной, в храме Владимирской иконы Матери Божией вместе со своим братом, целибатным священником). Вторым священником назначен был игумен Даниил и иеродиакон[ом] Иннокентий (обладавший громким и красивым голосом) .

В Великий Четверг вечером уже смогли служить утреню с чтением 12-ти Евангелий, в Великую Пятницу днем совершали вынос Плащаницы и вечером — чин погребения и все последующие службы.

Но вот некоторые чудесные детали: чтобы так быстро организовать служение, нужно очень многое, что для несведущего человека совершенно ускользает из внимания. Нужен хор, нужны люди, [которых можно] поставить за свечной ящик, нужны сами свечи, просфоры, кто их печет, нужны уборщики храма и пр. Поистине было чудом то, что за один день всё смогли организовать!

В Ильинской церкви был любительский хор, которым руководил Сергей Михайлович Боскин . Сам Сергей Михайлович Боскин был в юные годы послушником в Зосимовой пустыни, очень музыкальный человек, знающий хорошо традиции и напевы Сергиевой Лавры. Вот его хор из любителей и стал первым лаврским хором.

Незадолго до открытия к владыке Гурию пришла женщина и принесла папку канцелярскую, и сказала, что у нее жил последний наместник Лавры после ее закрытия — архимандрит Кронид — и передал ей на хранение эту папку со словами: «Передашь ее следующему наместнику» . Когда отец Гурий открыл ее, в ней был антиминс Успенского собора .

Во время войны ураганом снесло главный крест с Успенского собора. Еще до открытия Лавры музей отреставрировал крест. И вот накануне подъема креста приходит к отцу Гурию старший рабочий Баринов и говорит отцу Гурию: «Я человек старый, помню, с каким торжеством в прежнее время поставляли крест вверху храма, совершали молебствие. Вы посвятите мне иконку и дайте мне, а я вделаю ее в крест». Владыка Гурий совершил чин поставления креста перед малой иконкой преподобного Сергия, освятил ее и отдал Баринову, тот вделал ее в середину креста и таким образом Успенский собор был увенчан освященным крестом.

В другое время пришел к отцу Гурию некий Константин Иванович. Он попросил отца Гурия вот о чем: «Я,— говорит он,— последний в Лавре звонил перед ее закрытием, разрешите же мне и начать звон». (Таким образом, и звонарь оказался.)

В Загорске жила схиигумения Мария , у которой жил Игорь . Ее послушницы взяли на себя труд печь просфоры, артосы и пр. Владыка Гурий жил у церковного старосты Ильинской церкви Ильи Васильевича Сараджанова. Илья Васильевич помог очень деятельно в обеспечении Лавры на первых порах свечами, гарным маслом, кадильным углем, ладаном, обеспечил необходимыми рабочими и материалами (в то послевоенное время все было очень трудно достать). За свечной ящик поставили Ивана Сергеевича Булычева, верующего человека, сопровождавшего схиархимандрита Илариона. В алтаре прислуживать стали Игорь и я. Храм убирали верующие Загорска.

О мощах преподобного Сергия. В 1916 году в газетах было опубликовано сообщение о пожаре в Троице-Сергиевой Лавре, во время которого сгорели мощи преподобного Сергия. Дело было так: до 1916 года мощи были нетленными. Их обкладывали ватой, которую раздавали верующим в благословение. Случилось так, что гробовой иеромонах не заметил, как в раку попала искра от свечи, и, уходя на обед, он закрыл раку крышкой. Искра эта попала на вату, при малом доступе воздуха вата тлела потихоньку. Когда же пришел с обеда гробовой иеромонах и открыл крышку, при большом притоке воздуха вата вспыхнула и загорелась, сгорели одежды и обгорела сама плоть, остались лишь кости. Это было промыслительно.

В 1918 году декретом Ленина была организована комиссия по обследованию и изъятию мощей. Очевидцы рассказывали: когда приехала комиссия обследовать и изымать мощи преподобного Сергия, то комиссия обнаружила несоответствие костей черепа и скелета. Они принадлежали разным людям. На митингах на площади перед Лаврой выступали антирелигиозные агитаторы и в качестве аргументов «обмана монахов» выставляли и этот факт. Мощи преподобного Сергия не раз вывозились в Москву, выставлены были в Трапезной церкви, где был устроен клуб с песнями и плясками и прочим, что бывает в клубах.

Вы помните, вероятно, о том, что преподобный Сергий, явившийся старцу Захарии (схиархимандриту Зосиме), говорил ему, чтобы тот оставил Лавру, и когда отец Захария спросил: «А как же мощи?», преподобный Сергий сказал ему, что мощи останутся здесь, но благодать отыдет. В своих мемуарах Сергей Иосифович Фудель упоминает о том, что преподобный Сергий явился старцу отцу Алексию Зосимовскому, последние дни жизни жившему в Загорске . И ему преподобный Сергий сказал, что воля Божия такова, чтобы его мощи оставались в поругании. Перед самой войной мощи преподобного Сергия были вновь помещены в Троицком соборе в раке.

В Великую Субботу 1946 года мощи преподобного Сергия были переданы во вновь открывшуюся Лавру.

В Москве существует обычай освящать куличи и пасхи накануне Светлого Христова Воскресения. Обычно сразу после Литургии в Великую Субботу начинается освящение их и до самой Христовой заутрени идет беспрерывный поток.

Надо сказать, что весть об открытии Лавры разнеслась молниеносно, и в Лавру из Москвы поехали верующие, и из окрестных мест в таком количестве, что каждый день огромный Успенский собор на Страстной был более чем полон.

Когда сообщили о том, что можно взять мощи и перенести в Успенский собор из Троицкого, который оставался еще в ведении музея, после Литургии был прекращен доступ народа с куличами и пасхами в Лавру. Их направляли в Ильинскую церковь. Милиция закрыла ворота, удалили всех с территории Лавры. Народ насторожился и ожидал чего-то необычного, попрятался кто куда. Отец Гурий и с ним все духовенство, взяв 10 человек рабочих, отправились в Троицкий собор за мощами. Мощи преподобного Сергия покоятся в серебряной раке, пожертвованной царем Иоанном Грозным, и весит она 60 пудов, потому и потребовались рабочие. Отец Гурий прислал Игоря, чтобы взять епитрахили для священнослужителей. Иван Сергеевич и я оставались в соборе. И вот из Троицкого собора показалось шествие: шли рабочие, несшие раку, диаконы и батюшки. Иван Сергеевич зажег охапку свечей. И только показалось это шествие, как вдруг из закоулков хлынул народ. Милиция не смогла удержать народ в воротах, и вся площадь наполнилась народом. Иван Сергеевич и я стали охапками раздавать свечи, и народ мощно запел: «Ублажаем тя, преподобне отче наш Сергие...»,— и с этим пением и с горящими свечами внесли [раку с мощами Преподобного] в Успенский собор, отслужили сразу же молебен преподобному Сергию. Собор полностью наполнился народом. Раку поставили на ступеньки с правой южной стены собора. Батюшки ушли, и мне пришлось для порядка встать у раки вместо гробового иеромонаха.

При передаче мощей оказалось, что петли у крышки гробницы оторваны — одной совсем не было, другая сорвана. Как промыслительно было то, что назначен был в тот момент архимандрит Иларион. Он был прекрасным мастером по металлу (напомним, что архимандрит Иларион на Афоне нес послушание кузнеца.— Прим. ред.), и он своими руками сделал петли для раки. Впоследствии Патриарх пожертвовал для сени парчу малинового с золотом цвета и две художественные колонки от Царских врат XVI века, из которых была устроена сень первоначально у правой колонны впереди, затем перенесена на правый клирос.

Через некоторое время отец Иларион говорит отцу Гурию: «Отец Гурий, а ведь подлинный череп преподобного Сергия хранится в моем храме в Сергиевом приделе под престолом».— «Как так?» И отец Иларион рассказал о том, что в 1918 году перед приходом комиссии череп был подменен, подлинный череп преподобного Сергия передан был в его храм для хранения. Храм этот никогда не закрывался . Отец Гурий доложил Патриарху, Патриарх дал новую схиму и благословил подлинный череп преподобного Сергия водрузить на место в раку, а подложный захоронить. Так и сделали во время переоблачения святых мощей.

О звоне. В Лавре в старое время был большой колокол в 4000 пудов, который называли Царь-колокол (по подобию московского, который весит 12 000 пудов). Его звон слышен был за 25 километров. Перед войной этот колокол сняли. Причем был устроен огромный деревянный настил, по которому хотели колокол спустить, но настил не выдержал, колокол упал, разбил паперть колокольни и ушел в землю. Его извлекали по частям (резали автогеном). Второй [колокол] — жертвованный Борисом Годуновым — 1200 пудов, назывался Корноухий (так как при отливке его не вышло одно «ухо»»). Его тоже сняли на металл. Третий назывался Годунов, в 900 пудов (жертва также царя Бориса Годунова). Четвертый — тот, который сейчас звонит,— Лебедок, также пожертвованный Борисом Годуновым, весом 625 пудов. Этот колокол был полиелейным, то есть звонили в него к полиелейным службам (средним праздникам). Его такое нежное название из-за мелодичности звука. В составе металла, из которого отлит этот колокол, много серебра, что и придает исключительно приятный звук.

Колокольня оставалась в ведении музея. На колокольне, кроме Лебедка, было еще 13 часовых колоколов (внутри у них имеются языки и можно звонить, а снаружи молотки, отбивают часы).

Совет по делам религии разрешил звонить, и, когда дали ключи для осмотра колокольни, ночью двое рабочих подтянули язык у Лебедка, провисший от долгого висения без употребления. Он подвешен на сыромятном ремне. И вот дирекция музея не разрешает звонить на том основании, что «вы разобьете колокол». Удар языка должен приходиться в место утолщения, а язык провис. Отец Гурий уговаривал их и уверял, что всё сделано как нужно, а директор уперся. И только перед самой заутреней была получена телеграмма из Патриархии, что вопрос согласован и разрешается звонить. И вот через 26 лет вновь раздался могучий звон с лаврской колокольни.

Когда мы вышли с крестным ходом из собора, вся площадь — сплошные огоньки от свечей. И этих огоньков такая масса, что казалось, кругом море огня. И шествие началось под торжественный прекрасный трезвон. Константин Иванович оказался очень искусным звонарем. Ему досталась честь начать звон, законченный им же. Нас же всех охватило такое волнение, что многие плакали. Говорят, что и неверующие люди, жители Загорска, выходили на улицу слушать звон.

Затем встал вопрос о братии. Одни по назначению, другие, прослышав об открытии Лавры, просились сами принять их в число братии. Постепенно собралась братия. На территории Лавры в Певческом корпусе была куплена одна квартира, где устроили трапезную. Первоначально братия жили по квартирам в Загорске.

Отец Гурий пробыл наместником 4 месяца в Лавре, и 25 августа 1946 года его хиротонисали во епископа Ташкентского и Средне-Азиатского. С ним поехали и мы (я и отец Игорь) — первые послушники Лавры.

В первые же дни устраивались паломничества из московских храмов. Помню такую паломническую поездку из Елоховского собора. Заранее объявлялось в храме о поездке в Загорск. Специально нанималась электричка, и вот целый поезд одних паломников во главе с отцом Николаем Колчицким. С вокзала в Загорске все шли рядами: впереди отец Николай с иконой в руках. За ним его прихожане рядами, и всю дорогу до Лавры пели. Как только вошли в Успенский собор, собор сразу переполнился людьми. Затем отец протопресвитер Николай служил Божественную литургию, молебен Преподобному и говорил слово, затем приветствие наместнику и его ответ. Тогда всё это можно было, даже не верится .

Такая же паломническая поездка была из Николо-Кузнецкого храма (во главе с отцом Александром Смирновым), затем из Тарасова (во главе с отцом Михаилом Зерновым — теперешний владыка Киприан) .

Задача архимандрита Гурия была поставить Лавру «на ноги». Дальнейшую деятельность проявил в ней новый наместник архимандрит Иоанн (Разумов) (ныне митрополит Псковский) .

Простите за длинное описание, может быть, и не интересное для Вас.

Мой отпуск уже кончается, приступаю к служению. Еще раз сердечно благодарю Вас за все присланное.

Прошу Ваших молитв.

Архим[андрит] Михей.

<Начало письма отсутствует>

Вы спрашивали, знаю ли я что об отце Серафиме Вырицком ?

Знаю о нем очень мало: он был очень почитаемым ленинградцами в мою бытность там, но у меня в то время был свой старец-духовник, к которому я был очень привязан и не искал знакомства с другими, да и не ценил в то время тех возможностей, какие были тогда.

О нем я слышал следующее.

Александро-Невская Лавра — была столичный монастырь. Туда набиралась главным образом братия по внешним признакам — чтобы был голос хороший и соответствующий вид, поэтому там было большинство украинцев (голосистых), монастырь штатный, то есть братия получали доход из кружки. Само положение его — в центре столицы, постоянные заказные службы, постоянное общение с различной публикой — не очень-то располагало к высокой духовной жизни, и братия не отличалась подвижничеством. Число братии было не велико, человек 30, которые были заняты главным образом обслуживанием храмов (их было в Лавре 17 и одновременно во многих из них шли заказные обедни). Но и в таком монастыре были люди высокой духовной жизни. Таким, например, был духовник митрополита Вениамина Петроградского (Казанского) отец архимандрит Сергий Бирюков. Такими подвижниками были отец иеромонах Серафим, и другой отец иеросхимонах Серафим Вырицкий, и друг его иеромонах отец Гурий (духовник моего владыки Гурия). Без сомнения, были и другие, которых мало знали люди, ибо часто свои подвиги скрывали внешностью.

Отец Серафим Вырицкий был как будто из купцов. Он и его супруга приняли монашеский постриг. Когда он жил в Лавре, то о нем мало сравнительно говорили (там были и кроме него почитаемые духовные люди). Но когда закрыли Лавру и он поселился в Вырице, он к тому времени был уже в схиме большой, к нему стали ездить люди. Власти не раз пытались его арестовать. Придут за ним, а он лежит больной. «Что,— скажет он,— до порога донесете?» — и его оставляли.

Вероятно, Вам известно о нем больше, и если есть что написанное о нем, очень хотелось бы почитать.

Ну на сей раз в своем письме я слишком разглагольствовался, простите за многословие, может быть, и лишнее что написал.

Взаимно и Вас приветствую с праздником Рождества Пресвятой Богородицы. Это был обительский праздник в Глинской пустыни, там была и чудотворная икона Рождества Богородицы, называемая Пустынно-Глинской.

Усердно желаю Вам многих милостей Пресвятой Богородицы и прежде всего — хорошо отдохнуть душой и телом.

Простите. Помолитесь. Благодарный Вам

Архим[андрит] Михей.

Многоуважаемая Галина Александровна!

<…> Спаси Господи и за все присланное.

Очень интересны выдержки из писем епископа Михаила Таврического. Знаете ли Вы о нем? Вероятно, Вам известно, что А.П. Чехов, написавший рассказ «Архиерей», для своего персонажа взял прообразом епископа Таврического Михаила Грибановского ?

Владыка Михаил был блистательным, даровитым ректором Петербургской Духовной Академии. Но он заболел чахоткой и поэтому (для излечения) был переведен на Таврическую кафедру в Крым. Однако прожил недолго и молодым еще скончался.

Епископ Михаил был инициатором возрождения идей о восстановлении на Руси Патриаршества. Его идею перенял архиепископ Антоний Храповицкий. Из его произведений замечательна книга «Над Евангелием». Она была у меня, но теперь нет. Вероятно, Вы всё это знаете и без меня. <…>

О матушке Евфросинии . Сестра нашего владыки Иоанна [Вендланда] монахиня Евфросиния была поистине замечательным человеком. Знал я ее почти 50 лет.

Их семья была дворянского происхождения. Мать была из рода Лермонтовых, отец — крупный чиновник из Министерства финансов, но вскоре после революции умер. Содержала их семью (мать, две дочери и сына) сестра матери, крупный ученый в области палеонтологии <неразб>. Мать их была своеобразно верующим человеком, совсем не церковным, признающим существование Бога, но никаких обрядов и Таинств. Однако все трое ее детей были не только церковными людьми, все трое были монашествующими. Сыграло известную роль в их воспитании то, что они жили против Никольского собора и Русско-Эстонской церкви. Там был замечательный настоятель отец Александр Паклер, и в здании Русско-Эстонской церкви были Пастырские курсы. В те годы заведовал Пастырскими курсами архимандрит Гурий (наш владыка), а когда он уехал в далекие края, стал заведовать курсами отец Александр Паклер.

В те времена на курсы принимали не только мужчин, но и лиц другого пола для подготовки учительниц Закона Божия и церковных работников (исполняющих обязанности псаломщиков, регентов и пр.). Обе сестры поступили на эти курсы (Костя был еще учеником), а когда их закрыли, одна из них, мать Евфросиния, поступила и окончила медицинский институт, другая, Евгения , уехала в Москву, где окончила сельскохозяйственный институт, стала духовной дочерью старца схиархимандрита Георгия в Даниловском монастыре, а Костя к тому времени поступил и окончил геологический институт.

Архимандрит Гурий после первой поездки в дальние края был назначен настоятелем в Киновию (маленький общежительный монастырь на правом берегу реки Невы, бывшая митрополичья дача, затем штрафной монастырь для провинившейся братии Александро-Невской Лавры, а также и ищущих более строгой общежительной формы жизни, так как в Лавре был заведен штатный образ, то есть монахи жили на кружке, полусвоекоштный способ содержания). Отец Гурий сам избрал для себя это отдаленное место. При нем оставалось там только 2 монаха, и когда он приехал в Киновию, туда за ним потянулась масса интеллигенции: это бывшие члены Александро-Невского братства, бывшие его ученики по Пастырским курсам и другие, знавшие его. Службы совершались строго уставные, составились прекрасные хоры, пелись старинные напевы по квадратным нотам. Туда стали ездить и сестры, и сам Костя (будущий наш владыка Иоанн). Но вот отец Гурий не по своей воле опять поехал в дальние края, один из его сослужителей умер, а другой одряхлел настолько, что мог прийти в храм раз в году. Назначили двух протоиереев, и один из них был мой первый духовник отец Николай Гронский, бывший настоятель храма Леушинского подворья . Интеллигенция всё продолжала ездить, и совершали службы, а на буднях не было псаломщика, за псаломщика стал Костя. Его оставили при кафедре Петрологии <Петрографии?>, и он устраивался так: каждый день приходил до службы, в свое время звонил на колокольне, затем спускался вниз, шел на клирос и пел службу, а потом отправлялся на службу в институт. В храме на буднях — один батюшка, один на клиросе Костя и за ящиком староста. Молящихся почти никого, но зато в субботу и в воскресенье полон клирос. Батюшка сетовал: «У нас службы от стражи утренния до нощи». И всегда приезжала Лиза Вендланд. По окончании института ее посылали на три года в Архангельскую область в глухую больницу врачом. Вернувшись в Ленинград, она стала опять посещать Киновию, вот тогда-то я ее и узнал. Она была очень добрая, даже на меня, тогда еще мальчика, обратила внимание. В те трудные годы у верующей интеллигенции был большой духовный подъем, энтузиазм, горение духа. Люди многие каждый день шли в храм к ранней обедне, затем по дороге где-нибудь в парадной или в подворотне съедали наспех бутерброд или кусок булки (на улице считалось есть неприлично) и шли на гражданскую работу. Вечером с работы спешили домой наскоро перекусить или пообедать и опять в церковь. То в одну, то в другую. В Ленинграде в разные дни в разных храмах были чтения акафистов с общенародным пением.

Так вот, Елизавета Николаевна, когда приезжала в Киновию и встречала там мальчика Сашу, на обратном пути всегда или часто отдавала ему свой завтрак (или специально для него припасала). Чаще всего это бутерброд с повидлом. Теперь это для нас мелочь, ничтожность, а в те времена — много значило. Мальчик смущался, отказывался, но она умела так просто подойти, что в конечном итоге, переезжая на пароходике Неву на другой берег, он съедал этот хлеб с повидлом, может быть, лишая ее приготовленного для себя завтрака.

Потом через некоторое время исчез из Киновии Костя, а потом и его сестра. Затем закрыли и Киновию.

А произошло вот что. В это время вернулся из дальней поездки отец Гурий. Ему нельзя было поселиться в своем городе, да и во многих других. Кто-то посоветовал ему поехать в Бийск, он и уехал туда. А Костя, который не был с ним знаком, но знал его через сестер, написал ему письмо с просьбой принять его для жительства под руководством отца Гурия. Отец Гурий разрешил ему приехать, и Костя, оставив карьеру ученого, положение в институте, уехал в Бийск, где совершенно не было работы по его специальности. Он устроился педагогом в школу и содержал отца Гурия. Когда в Ташкенте освободилось место преподавателя в институте геологии, его пригласили туда, и Костя с отцом Гурием переехали в Ташкент. Через некоторое время туда же приехала и Елизавета Николаевна, а затем там купили домик, приехали еще несколько человек. Елизавета Николаевна устроилась в поликлинику врачом. В то время оставалась в Ташкенте одна обновленческая церковь и часовня на кладбище, где собирались православные без священника. Отец Гурий устроил домашнюю церковь, и его окружающие жили монашеским укладом жизни.

Каждый день в 5 часов утра у них начиналась молитва общая, после которой шли на работу. Вечером опять общая молитва и келейное правило. Там мать Евфросинию постригли в рясофор, она стала инокиней. Ее очень ценили как врача, прекрасного диагноста. Она совершенно не обращала внимания ни на одежду свою, ни на то, сыта ли, голодна ли, работала на двух ставках, а это значило, что каждый день после приема в поликлинике нужно было идти по адресам, а затем, наскоро пообедав, нужно было совершать службы и правило. Жизнь очень напряженная, и как только Бог давал силы и энергию? Она постоянно недосыпала и могла заснуть на ходу, постоянно недоедала, а работала так напряженно потому, что нужно было содержать и отца Гурия, и матушку Серафиму, и других. К тому времени переехала в Ташкент ее мама и сестра Евгения (они поселились отдельно). Ей нужно было помогать и маме.

Через некоторое время отцу Гурию и некоторым его близким пришлось уехать из Ташкента, поселились близ города Ферганы (4 км от города). Там купили дом, и с отцом Гурием поехала и мать Евфросиния. Костя, к тому времени уже иеромонах Иоанн, остался в Ташкенте и преподавал. Остались при нем несколько человек и продолжали службы в доме.

Затем и я появился, познакомившись с отцом Гурием через отца Иоанна в Ленинграде во время его приезда. Он предложил мне переехать в Фергану. Я к тому времени не совсем окончил школу и переехал к нему. Но у меня был не окончен еще десятый класс. Отец Гурий велел мне кончать десятый класс, а содержала нас (отца Гурия, мать Серафиму и меня) одна мать Евфросиния. Распорядок у нас был тот же: в 5 утра молитвы утренние, полунощница, утреня. Кто на работу — шли на работу, остальные — пятисотницу выполняли, а затем за дела. Вечером вечерня, повечерие с канонами, вечерние молитвы и занятия личные. Мать Евфросиния и там работала на двух работах, неся двойную нагрузку. По квартирам из больницы возили ее на линейке (открытый экипаж, это по вызовам), а на работу и с работы она шла пешком (4 км в один конец). Конечно, изнемогала, и только сила Божия ее поддерживала.

Жили замкнуто, из посторонних никто не ходил, служили полушепотом. Мать Евфросиния обладала хорошим голосом и знала музыку. За службами она была регентом. Там мы изнемогали от жары, и от усталости, и от духоты, так хотелось спать, что постоянно приходилось с собой бороться, вымоешь лицо холодной водой, полегче, но не надолго. Окна и двери плотно закрыты, чтобы не было слышно посторонним. И никогда она не посетовала на трудности, всегда была в храме, да еще старалась помочь в саду отцу Гурию. Она боялась обременить собою другого.

Готовила и стирала нам мать Серафима. Тогда не было стиральных машин, стиральных порошков, всё вручную. У нас была построена на участке баня. Мать Евфросиния пойдет помыться, снимет с себя белье, выстирает (чтобы не утруждать мать Серафиму), отожмет и мокрое наденет на себя. Мать Серафима спрашивает: «Лиза, где белье?». А оно на ней так и высохнет.

Однажды в Фергане она обнаружила заболевшего проказой узбека, и ей самой пришлось его сопровождать в Ташкент и сдать под расписку.

Узбеки ее очень любили <неразб>. Конечно, как врач она была очень внимательна к пациентам и совершенно бескорыстна.

Такая подвижническая жизнь была до начала войны. Потом ее как врача мобилизовали. Упомяну еще, что ее не раз командировали в очаги вспышки чумы в глухих районах Средней Азии. Во время войны она работала врачом в госпитале, прикомандированном к Войску Польскому. В Войске Польском были военные ксендзы, которые совершали мессы и требы по просьбе солдат.

После войны, демобилизовавшись, она переехала в Загорск, где отец Гурий был назначен наместником, а затем уехала в Ташкент, когда владыку Гурия назначили епископом Ташкентским. Там она работала врачом, а затем, когда владыка Гурий заболел диабетом, она оставила гражданскую службу.

В Ташкенте при Архиерейском доме была церковь Крестовая, в ней ежедневно совершались службы и правила.

Потом владыку Гурия перевели в Саратов, мать Евфросиния была врачом в Саратовской семинарии, затем владыку Гурия перевели в Чернигов. Она переехала туда и лечила сестер Черниговского Троицкого монастыря. Затем переехала в Днепропетровск вслед за владыкой.

Но тут много-много пришлось ей пережить огорчений и неприятностей от новых людей, окруживших владыку Гурия. Видимо, попустил Господь ей эти скорби, когда и сам владыка, по настоянию нового окружения, стал тяготиться и врачом, самоотверженно служившим ему всю жизнь, и другими старыми своими духовными детьми (в том числе и владыкой Иоанном, и мною), хотя меня он вызвал из Глинской пустыни, где я проживал уже год, и в Днепропетровске был его секретарем и настоятелем собора. Началось все не сразу, а к концу пребывания владыки в Днепропетровске. Когда же его перевели в Минск, а за ним поехала и мать Евфросиния, и его новое окружение, там-то они себя и проявили особенно враждебно против матери Евфросинии и меня.

К тому времени владыка Иоанн был уже ректором Киевской семинарии, а затем направлен в Дамаск, потом его посвятили во епископа и через некоторое время перевели в Германию. Он выхлопотал разрешение взять с собою сестру, мать Евфросинию. Прекрасно владея немецким языком, она там была для него незаменимой помощницей, да и на правах старшей сестры постоянно сдерживала его. Владыка Иоанн все же был склада ученого, светского человека, а на административной должности, да еще дипломатической, постоянно вращаясь в среде светской, нуждался в такой поддержке духовной со стороны близкого человека, сестры. За ним она поехала в Америку и в Ярославль, где и умерла.

К ее добрым делам следует отнести и то, что она выписала из Сибири двух старичков. Дядя Коля Скалоп был женат первым браком на родной тетке матери Евфросинии, но тетя давно умерла, он женился на другой — Евгении Францевне. Не по своей воле попали на жительство в Сибирь, да там и остались. К тому времени они совсем одряхлели и не могли жить без посторонней помощи. Мать Евфросиния выписала их в Переславль, поселила их в нижнем этаже, а сама жила в верхнем, не имея отдельной комнаты для себя. Старички и днем и ночью беспрестанно беспокоили ее своими просьбами, нуждами, не давая ей покоя. Она к тому времени сама болела сердцем, но все же до конца досмотрела их и схоронила. Незадолго до смерти ее мы соборовали (владыка и 4 священника). В последнее время у нее совсем перестали ходить ноги. Мне она говорила, что не боится умереть, но очень жаль, что владыка Иоанн останется один. Она страшно жалела его и переживала.

В моей памяти она осталась как человек, полностью посвятивший себя Господу и служению ближним, а это и есть, наверное, святость.

Простите, написал очень длинно и не только про мать Евфросинию, но и о других, иначе не умею рассказать, чем была она замечательным человеком.

Очень благодарен Вам за всё присланное.

Нед[остойный] архим[андрит] Михей.

Глинская мужская пустынь (Сумская область) основана в XVI в. и в 1922 г. была закрыта. Все храмы, кроме больничного Крестовоздвиженского, и колокольня были взорваны, имущество расхищено. В 1942 г. пустынь вновь была открыта, в ней сохранялась традиция старчества. В 1961 г. Глинскую пустынь закрыли, братию разогнали. В 1994 г. Глинская пустынь возвращена Церкви.

Схиархимандрит Серафим (Романцов; 1885–1976). В Глинской пустыни с 1910 г. После закрытия пустыни поселился в Сухумской епархии. В 1930 г. арестован и выслан на строительство Беломорканала. В 1947 г. вернулся в Глинскую, был духовником обители. После закрытия монастыря переехал в Сухуми, где жил до кончины. В 2010 г. причислен Украинской Православной Церковью к лику местночтимых святых.

Жировицкий Свято-Успенский мужской монастырь (Гродненская епархия). Основан во второй половине XVI в. Монастырь никогда не закрывался, так как находился на территории, до 1939 г. не входившей в состав СССР. В годы наместничества архимандрита Михея (1963–1969) был произведен ремонт многих храмов, ему удалось спасти обитель от закрытия и сохранить здание семинарии.

Архиепископ Калужский и Боровский Ермоген (Голубев; 1896–1978). В 1926–1931 гг.— настоятель Киево-Печерской Лавры. В 1931 г. арестован, до 1939 г.— в лагерях. После освобождения служил в Астраханской области, затем в Самарканде. За активную защиту прав верующих в ноябре 1965 г. был сослан в Жировицкий монастырь.

Митрополит Иоанн (Вендланд; 1909–1989). Еще студентом был внештатным псаломщиком киновии Александро-Невской Лавры, где до ареста служил архимандрит Гурий (Егоров). По возвращении последнего с Беломорканала поехал вместе с ним в Ташкент, где отец Гурий тайно постриг его в монашество и рукоположил во иеромонаха. С 1946 г. стал секретарем архиепископа Ташкентского Гурия. Последовал за ним в Саратов, где был настоятелем Духосошественского собора, инспектором и духовником семинарии. Весной 1958 г. назначен представителем Русской Православной Церкви при Патриархе Антиохийском. В дальнейшем служил за границей, в Европе и США. С 1967 г.— митрополит Ярославский и Ростовский. Известный ученый-геолог.

Митрополит Гурий (Егоров; 1891–1965). В 1915 г. рукоположен во иеромонаха. Вместе с братом Львом, также монахом, и группой единомышленников вел активную миссионерскую работу среди рабочего люда и деклассированных элементов (кружок братьев Егоровых впоследствии стал называться «Братством св. Александра Невского»). В 1922 г. арестован и приговорен к ссылке в Туркмению. По возвращении в Ленинград в 1925 г. был назначен настоятелем киновии Александро-Невской Лавры. В 1928 г. арестован и отправлен на Беломорканал, затем сослан в Среднюю Азию. Жил в Ташкенте и Фергане. В 1945–1946 гг.— наместник вновь открытой Троице-Сергиевой Лавры. В 1946 г. хиротонисан во епископа Ташкентского и Средне-Азиатского, с 1952 г.— архиепископ. С 28.01.1953 по 31.07.1954 гг.— архиепископ Саратовский и Сталинградский. С 1959 г.— митрополит Минский и Белорусский, с 1960 г.— Ленинградский и Ладожский, с 1961 г.— Симферопольский и Крымский.

Единственное, что мог тогда сделать владыка Иоанн для своего старого друга — это назначить архимандрита Михея на самый отдаленный приход своей епархии в селе Бабурино, в 17 км от железной дороги.

Епископ Вениамин (Милов) родился в 1897 г. в семье священника. В 1920 г. принял постриг в московском Даниловом монастыре. С 1923 г.— наместник Покровского монастыря. В 1929 г. арестован и приговорен к трем годам лагерей. В 1937 г. новый арест. После освобождения в 1946 г. жил в Троице-Сергиевой Лавре. В 1949 г. сослан в Казахстан. Вскоре после освобождения 04.02.1955 хиротонисан во епископа Саратовского и Балашовского. Скончался 02.08.1955. В настоящее время в Саратовской епархии готовятся материалы к прославлению владыки Вениамина в лике святых.

Митрополит Ленинградский и Новгородский Антоний (Мельников; 1924–1986). В 1967 г. был назначен Священным Синодом на должность председателя редакционной коллегии ежегодного сборника «Богословские труды».

Архимандрит Феодорит (Воробьев; 1899–1973), насельник Троице-Сергиевой Лавры.

Схиархимандрит Иларион (Удодов; 1863–1951). В течение 20 лет монашествовал на Афоне, неся послушание кузнеца. См. о нем далее в тексте письма.

По другим сведениям, он вместе со своим старцем игуменом Кириллом был в 1905 г. направлен в Россию для сбора пожертвований на монастырь и не смог вернуться на Афон из-за политических событий.

Иеромонах Иннокентий (Коляда; 1905–1982). В 1925 г. пострижен в монашество, в 1926 г. рукоположен во иеродиакона. Участник Великой Отечественной войны. После демобилизации был в братстве Троице-Сергиевой Лавры. В 1953 г. рукоположен во иеромонаха.

Боскин Сергей Михайлович. Художник. Регентовал и читал на первых службах после открытия Лавры. Впоследствии протодиакон.

Преподобномученик архимандрит Кронид (Любимов; 1858–1937). Наместник Лавры в 1915–1919 гг. После ее закрытия был оставлен как староста охраны до 26.01.1920. Расстрелян в Бутово. В 2000 г. причислен к лику новомучеников Российских. Память 27 ноября/10 декабря.

По воспоминаниям С.М. Боскина, также бывшего свидетелем этого события, антиминс Успенского собора, сохраненный архимандритом Кронидом, передал архимандриту Гурию Т.Т. Пелих — будущий протоиерей Тихон (1895–1983), который, проживая в Загорске, был духовно близок к преподобномученику Крониду.

Константин Иванович Родионов родился в Ростове Великом, с юности учился звонить на колоколах Ростова и Троице-Сергиевой Лавры.

Схиигумения Мария (ок. 1880–1961). Была настоятельницей во Владимирском монастыре г. Вольска Саратовской губ. После революции жила в Загорске. См. о ней: Досифея (Вержбловская), мон. О матушке Марии // Василевская В.Я. Катакомбы ХХ века: Воспоминания. М., 2001. С. 279–306.

Уроженец Загорска; как и Александр Хархаров — демобилизованный офицер, один из первых послушников Лавры; в дальнейшем — иподиакон владыки Гурия.

Фудель Сергей Иосифович (1900–1977) — православный богослов, философ, духовный писатель. Принимал активное участие в жизни Церкви в послереволюционные годы, за что неоднократно подвергался репрессиям (первый арест — в 1922 г.).

Преподобный Алексий (Соловьев; 1846–1928), старец Смоленской Зосимовой пустыни. Прославился своими духовными подвигами и прозорливостью. На Всероссийском Поместном Соборе 1917 г. именно ему было доверено вынуть жребий с именем Патриарха. Канонизирован в 2000 г. Память 19 сентября/2 октября.

«Одновременно с тем, как Святейший Патриарх Тихон и сотни верующих православных общин Сергиева Посада вели неравную борьбу с государством за сохранение мощей преподобного Сергия, священник Павел Флоренский и граф Юрий Александрович Олсуфьев, по благословению Патриарха Тихона, тайно от всех сокрыли честную главу Преподобного». Андроник (Трубачев), игум. Закрытие Троице-Сергиевой Лавры и судьба мощей преподобного Сергия Радонежского в 1918-1946 гг. М., 2008. С. 198. Об этом же: Андроник (Трубачев), игум. Судьба главы преподобного Сергия // ЖМП. 2001. № 4. С. 33–53. В храме с. Виноградова глава Преподобного хранилась в 1941–1945 гг. В 1920–1928 гг.— в доме Олсуфьевых, затем П.А. Голубцов (будущий архиепископ Новгородский и Старорусский Сергий) перевез главу в Люберцы. В 1945–1946 гг. глава хранилась в Москве.

Колчицкий Николай Федорович (1890–1961), протопресвитер. С 1941 г.— управляющий делами Московской Патриархии, ближайший сотрудник Патриархов Сергия и Алексия I. После того как отец Николай собрал чуть ли не целый поезд паломников в Лавру, ему дали понять, что больше этого делать не надо.

Архиепископ Киприан (Зернов; 1911–1987). С 1922 г. прислуживал звонарем, пономарем, ризничим, чтецом. В 1944 г. рукоположен во диакона (целибат), затем во священника. С 1948 г. настоятель храма Всех скорбящих Радость на Большой Ордынке. В 1961 г. принял монашеский постриг в Лавре и архиерейскую хиротонию. С 1963 г.— архиепископ.

Митрополит Иоанн (Разумов; 1898–1990), второй наместник Лавры (1946–1953). В 1916–1923 гг.— послушник Смоленской Зосимовой пустыни; в 1924 г. переведен в московский Богоявленский монастырь, пострижен в монашество, посвящен в иеродиакона; в 1942 г.— иеромонах, игумен, архимандрит. С 1954 г.— епископ Костромской и Галичский, с 1972-го — митрополит Псковский и Порховский.

Преподобный Серафим Вырицкий (Муравьев) родился в 1866 г. в Ярославской губернии в крестьянской семье. Был преуспевающим коммерсантом. С юности решил стать монахом, однако следовал полученному от старца наставлению: жениться, жить в миру и творить добрые дела, а затем, по согласию с супругой, принять монашество. В 1920 г. принял монашеский постриг (как и его жена Ольга, в схиме Серафима). С 1930 г. жил в Вырице. Отошел ко Господу в 1949 г. Канонизирован в 2000 г. Память 21 марта/3 апреля.

Священномученик Вениамин, митрополит Петроградский и Гдовский (Казанский; 1873–1922). Расстрелян по обвинению в воспрепятствовании изъятию церковных ценностей. На самом деле причиной ареста стала его принципиальная позиция в отношении «обновленцев» и верность Патриарху Тихону. На суде держался мужественно, виновным себя не признал. Канонизирован в 1992 г. Память 31 июля/13 августа.

Епископ Михаил (Грибановский; 1856–1898), известный богослов, преподаватель, а затем инспектор Санкт-Петербургской Духовной Академии. С 1890 г. был настоятелем посольской церкви в Афинах. В 1894 г. хиротонисан во епископа Прилукского. С 1897 г.— епископ Таврический и Симферопольский.

Монахиня Евфросиния (в миру Елизавета Николаевна Вендланд; 1899–1970).

Монахиня Евгения (в миру Евгения Николаевна Вендланд; 1903–1943).

Протоиерей Николай Гронский (1876–1942) принял священство по благословению святого праведного Иоанна Кронштадтского. После закрытия в 1931 г. подворья Леушинского монастыря служил в Спасо-Преображенском соборе в Петрограде.

архимандрит

Дни памяти 7 (20) сентября, Собор Санкт-Петербургских святых – третья неделя по Пятидесятнице; Собор Кемеровских святых – воскресенье перед 18 августа Храмы Александро-Невская Лавра, Феодоровский собор

Архимандрит Лев, как и его младший брат — будущий митрополит Гурий (в миру Вячеслав Михайлович), родился в селе Опеченский посад Боровичского уезда Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков 26 февраля 1889 г. Братья рано осиротели, и их взяли на воспитание проживавшие в Петербурге бездетные дядя Я. С. Селюхин, заведующий Александро-Невским рынком и его жена О. А. Селюхина. Со временем Леонид закончил историко-филологический факультет Петербургского университета, где был учеником профессора Державина, занимаясь у него методикой русского языка; затем в 1915 г. поступил в Духовную Академию и проучился там три курса. Одновременно, будучи студентом, преподавал словесность в средних ученых заведениях столицы. В конце 1915 г. Леонид был пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведен в сан иеродиакона и иеромонаха (в этом же году принял монашеский постриг с именем Гурий его брат Вячеслав).

Уже в 1916 г. братья Егоровы (как скоро стали называть в народе отцов Гурия и Льва) с разрешения Епархиального начальства развили вместе с иеромонахом Иннокентием (Тихоновым) интенсивную миссионерскую деятельность. Они «пошли в народ», то есть обратились к рабочим и беднякам, проживавшим в районе Лиговского проспекта. Миссионерская деятельность трех молодых иеромонахов приняла несколько другие, чем до революции, формы. Они не «ходили в народ», зато народ шел к ним. Митрополит Иоанн (Вендланд) писал об этом периоде 1918 г.: «По городу разнеслась слава о «братьях Егоровых». Однажды отец Гурий представился митрополиту Антонию Храповицкому, которого раньше не знал. Когда он назвал свою фамилию, митрополит воскликнул: «А, братья Егоровы, как вас не знать, вся Россия знает братьев Егоровых!»

Весной 1918 г. о. Лев еще числился слушателем Духовной академии, но свою учебу в ней завершить не смог из-за ее закрытия. Поскольку занятия в академии прекратились, 30 мая Духовный Собор Лавры постановил «в нужных случаях» назначать иеромонаха к служению заказных литургий и других служб по обители.

Кипучая пастырская деятельность молодого иеромонаха была прервана в июне 1922 г. в связи с началом кампании изъятия церковных ценностей и организованного советскими властями так называемого обновленческого раскола.

После ареста митрополита Вениамина — ранним утром 1 июня агенты ГПУ схватили несколько насельников Лавры, их стали подвергать усиленным допросам, стремясь сфабриковать отдельное дело православных братств. В связи с этим производились новые аресты. 3 июня в 4 часа утра в Лавру вновь явились агенты ГПУ и предъявили ордер на обыск и арест о. Льва (Егорова), но найти его не смогли. Это же повторилось на следующую ночь. По подозрению в укрывательстве был задержан правитель дел Духовного Собора Лавры иеромонах Иларион (Бельский), а 16 июня все-таки арестован и о. Лев.

Отец Лев отбывал почти двухлетнюю ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западно-Казахстанской области у озера Эльтон. Во время его отсутствия в Петрограде, несмотря на репрессии, деятельность Александро-Невского братства не прекращалась, а в 1925 г. вновь начала оживляться. В конце 1924 г. был освобожден и иеромонах Лев.

На 1926-1928 гг. пришелся новый, относительно благоприятный период подвижнического служения о. Льва и существования Александро-Невского братства. Конечно, жизнь и деятельность последнего официально оставалась нелегальной, но в то же время прямо не преследовалась. В это время братство возглавляли три находившихся между собой в тесном духовном общении и единстве руководителя — отцы Лев и Гурий (Егоровы) и о. Варлаам (Сацердотский). В октябре 1926 г. о. Льва назначили настоятелем одного из крупнейших соборов северной столицы храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия царствования Дома Романовых на Миргородской ул. Постепенно туда перешла большая часть членов братства и в 1930 г. два братских хора. О. Лев также был возведен в сан архимандрита и с марта 1926 г. стал исполнять обязанности благочинного монастырских подворий, преподавателя Русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

Весной 1927 г. пастырь был арестован во второй раз. В это время в Богословско-пастырском училище обучалось около 70 человек, и его популярность стала вызывать раздражение у властей, которые поручили ГПУ сфабриковать «дело Богословско-пастырского училища. В конце концов дело развалилось. 19 ноября 1927 г. всех арестованных освободили под подписку о невыезде, а через год — 10 ноября 1928 г. дело вообще было прекращено.

Несмотря на фактически нелегальное существование, под руководством архим. Льва братство продолжало строжайше запрещенную советскими законами общественно-благотворительную деятельность

Полная трагизма и жертвенного служения Всевышнему история братства и подвижническая деятельность о. Льва завершились в начале 1932 г. В ночь с 17 на 18 февраля было арестовано 500 человек, в том числе более 40 членов Александро-Невского братства. Следствие проводилось в ускоренном порядке. 22 марта 1932 г. выездная комиссия Коллегии ОГПУ вынесла подсудимым приговор. Отец Лев был приговорен к максимальному сроку наказания — 10 годам лагерей.

Его дальнейшая подлинная судьба оставалась неизвестной до недавнего времени. Органы госбезопасности сообщили родственниками ложную информацию о смерти о. Льва 25 января 1942 г. в лагере пос. Осинники Кемеровской области от несчастного случая на шахте. Однако на самом деле все было иначе. 18 апреля 1932 г. архим. Лев поступил в отделение Черная речка Сибирского лагеря (Сиблага), расположенное в Кемеровской области. С конца месяца он трудился в шахте пос. Осинники под г. Новокузнецком. Работа была чрезвычайно тяжелой, и по мнению лагерного начальства о. Лев не проявлял требуемого усердия. Лагерные власти обвинили архимандрита в контрреволюционной агитации среди заключенных, специальная комиссия ОГПУ постановила перевести его в штрафной изолятор сроком на 2 года, а Тройка Полномочного Представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому краю приговорила обвиняемого к увеличению срока заключения в исправительно-трудовом лагере на 2 года.

Тяжелейшие условия пребывания в штрафном изоляторе не сломили архимандрита. В конце марта 1936 г. о. Льва перевели из изолятора в Ахпунское отделение Сиблага (на станцию Ахпун Таштагольского района Кемеровской обл.). Здесь он по-прежнему трудился в шахте, иногда по 14 часов в сутки возил вагонетки с породой. С лета 1937 г. в советских лагерях, как и по всей стране, была развернута массовая кампания арестов. Не пережил страшное время «большого террора» и о. Лев. Началась лихорадочная фабрикация следственных дел, были сфабрикованы свидетельства надзирателей и других заключенных на о. Льва.

Следствие было коротким. Уже 7 ноября следователь составил обвинительное заключение, 13 сентября Тройка Управления НКВД Западно-Сибирского края приговорила отца Льва к высшей мере наказания. Священномученик был расстрелян 20 сентября 1937 г. Сведения о месте казни и захоронения в архивно-следственном деле отсутствуют. Память о подвижнической деятельности архимандрита Льва долгое время жила в городе святого Петра и после гибели пастыря. В настоящее время при Александро-Невской лавре воссоздается братство и существуют предложения назвать его именем отца Льва.

Тропарь, кондак, величание священномученика Российского XX века

Тропарь, глас 3

Церкве Русския столпе непоколеби-мый,/
благочестия правило,/
жития евангельскаго образе,/
священномучениче (имярек),/
Христа ради пострадавый даже до крове,/
Егоже моли усердно,/
яко На-чальника и Совершителя спасения,/
Русь Святую утвердити в Православии//
до скончания века.

Кондак, глас 2

Восхвалим, вернии,/
изряднаго во святителех (или священницех)/
и славнаго в мученицех {имярек),/
Православия побор-ника и благочестия ревнителя,/
земли Русския красное прозябение,/
иже стра-данием Небес достиже/
и тамо тепле молит Христа Бога//
спастися душам на-шим.

Величание

Величаем тя,/ священномучениче {имя-рек),/
и чтим честная страдания твоя,/ яже за Христа/
во утверждение на Руси Право-славия// претерпел еси.

«Весь церковный Питер тогда знал братьев Егоровых… Из трех братьев я больше всего любил отца Льва, он остался у меня в памяти как образец церковного администратора. Он удивительно соединял исконную православную традицию с широкой культурой и тонким интеллектом. Это отражалось на всей жизни обители [т.е. подворья]. Строгая уставность богослужения и постоянные проповеди. Строгий порядок, никакой давки, никакой толкотни, и наряду с этим, никакой суровости, никаких строгостей. Монахи его уважали, но не боялись. Он любил молодежь и умел ее привлекать. В обители мирно уживались малограмотные старички - иеромонахи, оставшиеся от Ипатьевского монастыря и монахи-интеллектуалы, привлеченные отцом Львом».

церковный историк А. Краснов-Левитин

Не забывайте, что наша вера в Бога испытывается двумя огнями: отречением от благ временных, как показанием что там лучшее мы получим, а 2-х исповеданием Христа среди детей, среди взрослых, т. е. практический деятельностию. Пусть ваша любовь развивается и укрепляется чрез служение детям и взрослым.

Из письма архим. Льва (Егорова) духовным чадам 20.06.1923

Из письма архим. Льва (Егорова) духовным чадам 21.11.1923

Все руководители Александро-Невского братства единодушно остались верны митр. Сергию. По их влиянием и практически все члены братства за редчайшим исключением не поддержали иосифлян. Эта позиция братских отцов оказала влияние на ситуацию в епархии в целом. Они даже переписывались с руководителями иосифлян, стараясь убедить их в неправильности занятой позиции. Так, архим. Лев (Егоров) обменивался письмами с мир. Иосифом. К сожалению, обращение к Владыке архимандрита не сохранилось, но хорошо известен ответ митрополита в феврале 1928 г.: «Дорогой Отче!… Не судите же меня строго и четко усвойте следующее: 1. Я отнюдь не раскольник и зову не к расколу, а к очищению Церкви от сеющих истинный раскол и вызывающих его. 2. Указание другому его заблуждений и неправоты не есть раскол, а, попросту говоря, введение в оглобли разнуздавшегося коня. 3. Отказ принять здравые упреки и указания есть действительно раскол и попрание истины…».

«Я по своим убеждениям являюсь глубоко религиозным человеком, посвятившим всю свою жизнь служению Богу, и целью моей жизни является ведение религиозной пропаганды в массах, поэтому я вел, веду и всегда буду вести религиозную пропаганду среди окружающих меня людей». На предложение же Дрибинского назвать фамилии лиц, ведущих контрреволюционную подрывную работу в лагере, о. Лев ответил, что не может этого сделать: «…мне не известно кто этим занимается, но даже если бы я что-нибудь знал о лицах, ведущих к/р-подрывную работу в лагере, то все равно об этом ничего не сказал бы, так как по моим убеждениям мне чуждо всякое доносительство».

Из следственного дела 1937 г.

26 февраля 1898 г. - родился в с. Опеченский Посад Боровичского уезда Новгородской губернии в семье владельца артели ломовых извозчиков. Окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета

1915-1918 гг. - окончил 3 курса С.Петербургской Духовной Академии.

1915 г. - пострижен в монахи Александро-Невской Лавры с именем Лев, возведен в сан иеродьякона и иеромонаха.

1919 г. - один из организаторов Александро-Невского братства.

1922 г. - возведен в сан архимандрита.

26 июня 1922 г. - первый арест, два года ссылки. Отбывал ссылку сначала в Оренбургской губернии, а затем в Западно-Казахстанской области.

1926 г. - благочинный монастырских подворий, преподаватель Русской литературы и члена педагогического совета Богословско-пастырского училища.

1926-1932 гг. - настоятель Феодоровского собора.

18 февраля 1932 г. - арестован по делу Александро-Невского братства. Приговорен к заключению в лагерь сроком на 10 лет.

Раб Твой есмь аз: вразуми мя...

Всем существом своим переживаю так хорошо знакомый воскресник. Н. М. сидит за длинным столом. Вы в стороне пишете мне письмо. Кое-кто спит, воспользовавшись теплотою и убаюкиваемый сладкими речами Н. М. Милый о. Илларион, блестящий тенорок которого сейчас будет покрывать пение братьев и сестёр. Все это так мило и патриархально. Вероятно, кое-кто интересуется Вашими письмами, и Вы в конце делаете передачу по их просьбе их приветствий.

Милые «Крестовики» они и не знали, как я любил их и как грешник молился о них всегда. И только после ареста Владыки Иннокентия и отца Гурия кое-кто почувствовал это... «Я и не знала, что Вы такой...» — не забуду я этой милой непосредственности. Вы хотели бы посмотреть мое служение в Оренбурге?

4 1/2 ч. утра. Уже с час громыхает в потьмах мой сокелейник старичок монах. Раз 10 сбегал во двор, несколько раз в церковь, готовится служить... А впереди еще несколько молитв недочитанных мною вчера из педагогических целей. «Ванятка, вставай». Тот недовольно бурчит что-то, ведь всего 11 лет; я поправляюсь на своем жестком ложе, с удовольствием располагаясь поспать еще часок. Но недовольство добрейшего старичка разрастается, громыхание усиливается. Наконец-то он в церкви. Вскакиваю... на дворе грязно.

Молюсь, темно в церкви. То же, что и в Крестовой, но на половину в уменьшенном размере. Приходят барышни певчие. Они и на поздней будут петь. «До, ля, си», — задаем мы втроем и каждый на свой лад. Загремело, заскрипело и пошло. Девицы верещат отчаянно, мне одному басу, приходится работать за троих. Так было и в два прошлых воскресенья, а теперь я предложил им петь только на поздней.

Как хорошо было последний раз за ранней, нас было всего трое: альт, тенор и бас...

Неспешно и молитвенно проходит ранняя литургия. Уже светает. Немного прозяб. Ухожу читать правило. Из церкви слышится пение панихиды.

Не торопясь проскомидствую. Начинают звонить. Собирается народ. Уже много знакомых лиц. Как легко бы устроить здесь братство, и как некоторые напоминают вас, дорогие мои. Хочется сказать им несколько слов, с трудом пересиливаю себя — «запрещено». Кстати сказать, я никогда не верил в свое дарование проповедования и потому не заботился о его развитии, я знаю, что я педагог и здесь старался быть достойным этого звания. Я и сейчас не верю похвалам Петроградских и Оренбургских слушателей. Близкие всегда из любви стараются найти больше, чем есть на самом деле.

Подходят к кресту. Иногда я пронизываюсь любовью вот к этому и этой... Милые детки — певчие, что-то своё и монашки здесь есть.

«Приходите на спевку» — говорю одной толстоморденькой барышне (тут нет красивых лиц).

Читаю молебен с акафистом несколько утомленный радостью совершенной литургии и общения с людьми. Разоблачаюсь, певчие поджидают.

«Маруся, что же Вы не читали вчера Сподоби Господи?», — говорю, благословляя.

«Отец Лев, вчера уже хотела за Вами посылать».

«Что такое?».

«Опять припадок».

«Астма», — говорю сочувственно.

«Приходите чай пить».

«После обеда?»

Подходит старушка, смотрит на меня пронзительно и сует из под платка два яблока. Я благодарю, несколько смущаюсь.

Вечером акафист. Народу, по здешнему много, человек 60-80. Поём припевы все вместе. Иисусе Сладчайший. Иисусе Предивный! Не могу без волнения вспоминать эти слова: Иисусе Предивный, мучеников крепосте. За спиной кто-то плачет. Иисусе Претихий, — ... на душе уже слезы и тишина... — монахов радосте. Читаю медленно. Нахлынули образы умиленных молитвенников среди бревенчатых стен неведомых мне монастырей... Иисусе Пречестный, девственных целомудрие. Вспоминается милый юноша. Хочет быть монахом, пришел ко мне и долго сидел внизу, стесняясь обеспокоить меня. Целомудренное нервное лицо...

Иисусе, Создателю мой, не забуди мене — подумал о моем одиночестве и с трудом произношу слова:... даждь ми плачь за грехи моя.

Иисусе, желание мое...

Все плачет кто-то за спиной моей. О, нет, я не одинок.

Как бы что-то изливается из души моей в души этих тепло молящихся, милых, дорогих и за что-то уже полюбивших меня моих братий и сестер.

«О, пресладкий и всещедрый Иисусе!» За что Ты посылаешь мне такое тихое блаженство.

Потрясенный я иду в темный алтарь, раскрываю малое Евангелие...Ну, довольно, слишком все это хорошо, чтобы об этом говорить.

Да хранит Вас Бог!

Иером. Лев.

Воскресник — братское собрание в день Воскресный. Отец Лев всегда в нем участвовал.

Николай Михайлович Егоров — родной брат отца Гурия, активный член Братства.

Крестовая церковь была очень большой. Она вмещала 1000 человек.

Перед служением Божественной Литургии совершается Проскомидия. На ней дивным образом соединяются Церковь земная и Церковь небесная. Имена святых и имена как ныне здравствующих, так и усопших священнослужителей и мирян, сливаются на Проскомидии воедино. Потому отцы Братства Иннокентий, Гурий и Лев и стремились всегда начать Проскомидию пораньше, чтобы успеть помянуть на ней по возможности всех.

На Великой вечерне, с которой начинается Всенощное бдение, совершаемое накануне воскресных и праздничных дней, молитву: Сподоби Господи вечер сей без греха сохранитеся нам... иногда поют, а иногда поручают кому-то прочесть.

Акафист Иисусу Сладчайшему, икос 1, стих 6.

Следующий стих этого же икоса.

Икос 1, стих 11.

Икос 2, стих 11.

Икос 6, стих 9.

Икос 8, стих 10.

Кондак 13. Начальные слова.

Мир и радость от Господа братьям и сестрам Александро-Невского Братства.

Поздравляю всех вас с праздником Рождества Христова.

Благодарю всех писавших мне; на каждое письмо я ответил без промедления. Вероятно, некоторые письма, как Ваши, так и мои, пропали; чтобы не подумали не получившие от меня ответа, что это произошло по моей беспечности, прилагаю список полученных писем с ответами на них.

Благодаря этим письмам я живу, как бы вместе с вами, хотя должен сознаться, многое для меня не ясно.

Как будто, среди вас есть течение в сторону унии с Ж. Ц.; хотелось бы предупредить наше Братство от этого опасного соглашательства.

Надо быть более осторожными с только что появившейся ересью, или расколом, чем со старыми. Ибо последние в большинстве случаев и не хотят быть похожими на православную Церковь, а первые, еще по привычке питаясь соками своей недавней Матери Церкви, всеми силами стараются походить на Нее. Так и Ж. Ц. многим кажется православною, не будучи таковой.

Я очень часто вспоминаю наше Братство и ставлю его в пример здешним деятелям.

Чем вы назидаете нас, провинциалов?

Редко встречается столь возвышенное и глубокое религиозно-нравственное воспитание. Удивляет всех любовь к уставному служению, но более всего привлекает внимание ваше служение миру: дети, больницы, тюрьмы, взаимопомощь и пр.

Думается, вы не забыли наши заветы:

Детям — первое место в Братстве.

Каждый братчик и братчица должны иметь какое-либо дело в Братстве.

Несколько слов о себе.

Живу по-прежнему на подворье. Материально обеспечен довольно сносно.

Но церковная служба глубоко неудовлетворительна. Даже архиерейские службы лишены всякой последовательности в деле сохранения устава. Епископ и епархиальное управление находятся в руках живоцерковников. Поэтому мы терпим гонение от них. Епархиальное управление мне уже вторично запретило и богослужение и проповеди, хотя все это объясняется чисто материальными интересами.

В нашу маленькую церковь стало ходить много народу.

Да сохранит всех вас Господь от всякого зла.

Молюсь за каждого поименно.

Иером. Лев.

Жду Катю и Веру, или кого-либо другого с нетерпением. Напишите когда приедете. Встречу.

Оренбург

Имеется ввиду старообрядческая ересь или раскол.

Здесь отец Лев себя по смирению относит к провинциалам, и деятельности Братства, назидающей провинциалов, дает в следующем абзаце емкую, прекрасную характеристику.

Передать Братству на Пасху.

Христос Воскресе!

Милое, дорогое, безконечно близкое Братство. Да хранит тебя Бог! Ты для меня — прошлое, но безконечно дорогое прошлое: ведь уже с июня месяца я не был в Твоей семье, хотя душой и мыслью всегда с ней.

Да и могу ли забыть Вас, членов этой семьи, когда с монашеского детства — среди Вас и живу Вашими интересами, как вы нашими. Буди благословен каждый час нашей молитвы с до сих пор любящим и любимым владыкой Иннокентиеми с братом, частью души моей, ныне страждущим отцом Гурием.

Посмотрел бы на них, поклонился бы их страданиям, насладился бы их любовью, но немощное тело приковано к диким степям, дух же страдает, тоскует и грустит неисцельно...

Могу ли забыть всегда ровного «старца», наставника монашествующих, — отца Варсонофия, стойкого отца Варлаама; одно воспоминание о Л. Д. «тайном монахе» (так в душе я называл его) согревает мою душу. Как трогательно заботится он о «дорогих батюшках». Сколько любви было у Н. М. к нашему Братству, какой серьезный благородный тон давал он ему. Не лишайте себя общения с ним, он незаменим для Братства. Как бы я хотел его видеть и насладиться и усладиться его всегда умной, смиренной беседой. Как живой передо мной Н. М. с маленькой усмешкой, с красивой речью и немного трескучим голосом.

Слышу нежные интонации проповеди Ник. Ник., и всех наших благовестников воспроизвожу в памяти.

Помнят ли братские законоучительницы наши собрания. Я так живо воскрешаю в своей памяти каждую из них и думаю, что они главные наши пчелки, собирающие мед для питания улья. Вспоминаю наших регентш Л. Н. и В. Н., наших уставщиц. Они, думаю, не бранили бы меня, если бы повидали мои битвы за устав в «Пантелеимоновой часовне».

«Монашки», сестры милые, наш врач Е. Е... не достанет и время и места поименно всех вас вспомнить. Но я уже сегодня и вчера всех поименно поминал и завтра и после буду поминать по своему красивому помяннику, подаренному мне на Оренбургские именины улетевшей Катей.

Не обидьтесь, что и любимейших не всех вспомянул.

«Подростки», III группы, «детские группы о. Льва» — мое безценное сокровище, растите в вере и любите Святую Церковь! Вы — главная моя забота, моя радость, надежда Православия. Когда я гляжу в ваши глаза — я вижу Небо, забываю скорбь, опять верю людям...

Когда каетесь в своих грехах, когда вы молитесь, и, особенно, когда причащаетесь, — я — в жилище Ангелов, забываю свое убожество, грехи, перстность своего состава. О, как я люблю каждого и каждую из Вас!

Да будет с Вами Ангел Хранитель, да благословит Господь и семью, воспитавшую Вас. Молитесь за о. Льва!..

Утешайтесь радостью общения в молитве и служении словом и деяниями, родное Братство, сеющее сейчас слезы!

Нас не разлучит ни скорбь, ни теснота, ни гонение, ни дальность пути! Разбросанные и разделенные верстами или улицами, мы — едино сердце и у нас едины уста, всегда православно воспевающие по чину и благообразно великое имя Иисуса Христа!

Иеромонах Лев

27/14 - III1923 г.

Оренбург.

Его после ареста в октябре 1922 года сослали в Архангельск.

Вскоре после ареста архимандрит Гурий заболел, и его поместили в тюремную больницу имени Гааза. В ней в очень тяжелых условиях он находился до 31 мая 1923 года.

Игумен Варсонофий Веревкин, с 1922 по 1932 год окормлявший в Старом Петергофе сестер усердствующих в подвиге. Приоткрыл он им за эти 10 лет тайну монашества, и они после его кончины в Новгороде в 1939 году продолжили его дело: явили миру своей чуткостью ко всем, кто окружал их, дивную красоту сокровенного монашеского делания.

Архимандрит Варлаам, стойкость которого раскрывается перед нами и в письмах его, и в дневнике.

Леонид Дмитриевич Аксенов. О нем, как о тайном монахе, говорится в дневнике отца Варлаама от 5 мая 1930 года. Он пишет, что во сне видел то, как готовились к отпеванию якобы умершего Л. Д., спевались, почему-то, петь антифоны, полагающиеся по чину монашеского погребения, но само отпевание не видел.

Николай Михайлович Егоров — родной брат отца Гурия.

Николай Николаевич Киселев (1901-1942) — родной брат Веры Николаевны, у которой хранился до её кончины дневник архимандрита Варлаама.

Законоучительницы — это те, кто вели занятия по изучению Закона Божия.

Лидия Николаевна — дочь известного историка Суворова, как уже говорилось, была женой Николая Николаевича Киселева. Некоторое время она была регентом братского хора. Отметим, что она любила не только пение, но и живопись. Скончалась Лидия Николаевна в Ленинграде 13 января 1967 года. До конца дней своих она соблюдала благочестивый обычай причащаться Святых Христовых Тайн в Лазареву субботу в Никольском кафедральном соборе.

Вера Николаевна Киселева.

Здесь отец Лев имеет в виду то, что владыка Иннокентий и он сам разделены с членами Братства, с отцом Гурием и друг с другом верстами, а отец Гурий, находившийся в тюремной больнице, - улицами.

Да хранит вас всех Господь!

Дорогие отцы, братчики и братчицы.

Осложнения в жизни ссыльных Оренбургского] Кр[ая] лишили меня возможности ответить Спасск[ому] бр-ву, Нат[алии] Ник[олаевне] и некоторым другим так, как хотелось бы. Да и самому Братству пришлось писать как Иннокентию Гурьевичу Львовскому! Что же делать. Простите эту невольную небрежность. Так много хотелось бы сказать, а еще больше услышать о Вас, дорогие мои друзья.

Теперь, как никогда нужны стоятели за истину Православных, а каждый из Вас должен быть таковым. Нет ничего более опасного, как компромиссный путь!

Мы с Вами должны помнить, что 170 епископов заточенных и сосланных и множество священных лиц, а также некоторые из мирского чина, не съезжавшиеся никогда, составили все же собор по вопросу о признании новоявленного В.Ц. У.Вы должны считаться с их неписанным определением: «мы не можем подчиниться раскольникам». Не забывайте, что наша вера в Бога испытывается двумя огнями: отречением от благ временных, как показанием что там лучшее мы получим, а 2-х исповеданием Христа среди детей, среди взрослых, т. е. практический деятельностию. Пусть ваша любовь развивается и укрепляется чрез служение детям и взрослым.

Уже в третий раз благодарю вас за ценный подарок к моим именинам. Господь мира да даст вам мир! О всех вас молюсь поименно.

Иеромонах Лев.

7/20 VI - 1923 г.

Привезшим сие прошу оказать любовь и заботу, как моим ближайшим друзьям и преданным Господу людям.

Основателей и первых руководителей Братства иеромонахов Иннокентия, Гурия и Льва называли иногда для краткости ИНГУРЛЕВ. Теперь, когда преследования ожесточились, отец Лев соединил их в одну фамилию, созвучную фамилиям тем людей, которые осуществляли тогда гонение на Церковь.

Высшее Церковное Управление — так была названа канцелярия патриарха Тихона, захваченная обновленцами после ареста Патриарха в мае 1922 года.

Дорогие друзья!

Хотелось бы утешить Вас хотя бы этими строками, в постигшей Вас утрате.

Молитесь об отошедших, чтобы Господь дал им благодушно и в терпении насаждать пшеницу, которую пожнут страдальцы в Царствии Отца их. А вы, взирая на мужество их, укрепляйтесь духом, исполняя то делание, которое они начали совершать при вас.

Царствие Божие силою берется; а сильным нужно много упражнять свои силы. Стройте же Христово здание. Не только большие камни ворочайте; не забудьте и щебня. Ведь в Америке дома строят из мелкого, мелкого песку, конечно смешанного с цементом. Так и вы позаботьтесь и о песке! Умоляю вас об этом! Без него ничего не выйдет.

Итак, утешайтесь, строя маленький домик Господь Вам в помощь! 23/6-VII1923 г.

Иером. Лев

Это письмо написано в связи с тем, что в июне 1923 года архимандрита Гурия из тюремной больницы в Петрограде отправили в ссылку на Север в поселок Усть-Цильма на реке Печора. Примерно тогда же и епископа Иннокентия из Архангельска перевели в Усть-Цильму. Это и называет отец Лев утратой, и ниже призывает к молитве об отошедших (т.е. о владыке Иннокентии и отце Гурие) и к подражанию им.

В конце данного письма отец Лев вместо своей подписи изобразил треугольник с вершинами И [Иннокентий], Г [Гурий], Л [Лев]. Этим он явил, во-первых, своё единство с епископом Иннокентием и архимандритом Гурием и, во-вторых, об-разно пожелал: Дорогие друзья!.. Стройте Христово здание — храмину души своей, следуя заветам отцов Ваших — узников Христовых.

В соответствии со списком писем отцов, составленном епископом Гурием в Ташкенте в начале 50-х годов, это письмо написано в Оренбурге 6 июля 1923 года по новому стилю.

Христос Воскресе!

Милая Оля, спасибо за обстоятельное письмо. Не отвечал, т. к. был очень занят, да и попутчика не было.

Письма Вл. Иннокентия очень бы хотел получать. Т. к. бесконечно люблю его и ценю его ученость и доброе сердце. Я весьма грущу за него; ведь, для него в особенности тяжела ссылка, где нет условий, среди которых могла бы процветать его ученая деятельность.

В теперешнее время надо с особою силою отстаивать мысль, что богослужебная реформа должна развиваться в рамках, поставленных ей предшествовавшей традицией. А Владыка не только в кабинете работал, но, как человек одаренный музыкальными способностями, большим умом и красноречием, успел проповедовать, воплощая свои идеи в те чины и подробности богослужебной практики, которые так хорошо знакомы нашему братству. А помните, доводившую его до слез, доброту и отзывчивость на нужды нас, меньшой братии. Я живо представляю себе его болезненно сжатый лоб и как бы сердитые глаза, странно противоречившие добрым словам и потокам любви, изливавшимся и из мозгов, и от сердца, и от правой руки, скрывавшей кусок хлеба от левой, и рекам добродушия, вздымавшимся за его стопами!

Пусть бы он поберег себя и свел на нет деятельность, дающую безплатный проезд по железным и проселочным дорогам.

Простите и передайте поздравления всем знаемым.

Иером. Лев.

Ольга Георгиевна Нелидова.

Пасха в 1923 году была 26 марта — 8 апреля. Празднуется она 40 дней. Поэтому данное письмо написано в конце апреля или в начале мая.

Heпрестаю молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его, всякой премудрости и воли.

Взял ваше письмо милые горячо мною любимые Нюра, Тамара, Клава, Надя, Маруся и вспомнил...

Я уже ложился спать... Вверху гремела грубая музыка.

Уже три месяца я сидел, и не знал, когда окончится это мучение. Казалось, никогда...

«Лев Егоров!», — крикнул сторож.

Я быстро привел себя в порядок.

Железная дверная решетка отворилась.

«К вам сейчас спустятся», — сказал некто, и поднялся наверх.

Как вы любили тогда меня...

Я возвратился и уже не тяжки были своды тюрьмы.

Милые славные девочки, сколько озлобленных людей; к ним никто никогда не приходил и не говорил ласкового слова. И у вас, и здесь, в далёком Оренбурге, я испытал на себе, как согревает чужая любовь и сочувствие.

Позволяю написать о себе, потому что говорят, некоторые интересуются нашей жизнью.

Сегодня Михайлов день. Был приглашен на поминальный обед к одному богачу здешнему. Там «ставили столы». Служу литию... После ектении поют «зряща мя безгласна...».

Диакон налил в стакан сладкий сок вишни и мы выпили сей напиток.

Пообедали. Выходим, а в прихожей уже ждут новые 20-25 человек и «нища братия» уже здесь.

«Батюшка, здравствуй!», — кричит мне один блаженный.

«Здравствуй, здравствуй; я ведь тебя встречал раз на улице», — говорю я ласково, и похлопал его по плечу.

Глупая усмешка прошла. Он сделался серьезным и твердо сказал:

«Благослови, батюшка».

В засос целует руку.

Я оказал ему немного внимания, и он уже сделался моим другом.

В три часа пошел в женский монастырь, к м [атушке] Рафаиле.

Дорогой встречаю келейницу игумении.

А я за вами, думали, что не придете». С м [атушкой] игуменьей целуемся рука в руку, благословляя именинницу, кланяюсь монашкам в белых платочках.

Приходят и уходят. А я сижу. Сыт еще от обеда. Уговаривают сидеть и не уходить еще в форштадт; уже темнеет, и страшно, могут убить и ограбить (здесь это довольно часто встречается).

«Мы уже так беспокоились намедни о вас: дошли ли вы до дому».

А я уже и прирос к дивану; какие они милые, согревается душа их заботами.

Наконец, уже стемнело. Я, дав обещание прийти к ним завтра, ухожу.

«Пойду-ка в форштадт».

Темная, грязная, огромная площадь...

Наконец, у Петроградских батюшек. Узнаю, что Петроградские едут послезавтра. В столовой сидят отцы и строчат письма в Петроград. Пробираю Ал. Мих. за то, что он играет в карты и, просидев 2 часа, иду через Советскую улицу (наш Невский). Крюк, но безопасно.

Как противна эта гуляющая публика!

Прихожу домой, два раза нырнув в огромные лужи.

Старичек иеромонах недоволен: «Два раза присылали, очень недовольны».

«Сейчас поздно», — говорю я, готовый к самопожертвованию.

«Не знаю уж...»

«Ну, ладно, завтра сходим».

«Завтра уж иное дело. Обещали вчера — обманули».

«Ну, уж вчера то вы, о. М. виноваты. Прошлепали по грязи, а дома его не нашли».

«Главное дело — квартирка, сегодня бы мы все это обработали... А завтра день постный — среда».

Я пью чай и сажусь за письма. Уже 4 часа. В 8 — к обедне! Мы хотим снять квартирку для паломников к нашим батюшкам. С этою отчасти, целью я согласился пойти к обманутому нами человеку, но задержался у батюшек, считая обсуждение кой-каких вопросов более важным делом, чем гости.

Итак, можем ли мы, сами обласканные незаслуженно, быть равнодушными к соседу?

Мой искренний совет вам всем учиться, чтобы иметь какую либо профессию, полезную для озлобленного телом или душой соседа.

Богомольный самолюбец похож на богача: он отламывает поклоны, отваливает деньги — помин души, постоянно за свечным ящиком усердно молится, принимает батюшек, соблюдает посты, но денежки то не выпускает из кованого сундука.

У нас богатство — вера, ласка, возможность помощи, к которой мы должны подготовляться учением (мы религиозны) да и то не очень, но богатство свое припрятываем от близких.

Наши посты, поклоны и пр. — «жертва», а «милость» — помощь ближним (к чему мы и должны готовиться). Христос сказал: «Пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы»? (Мф.9,13).

Милые мои, готовьтесь быть кем-нибудь: учительницей, доктором, сестрой милосердия и пр. Тогда бесконечно будет приятна Богу ваша молитва, пост и поклоны.

Это все для своего назидания вспоминаю, ибо и сам ничего не делаю.

Помолитесь же, чтобы Господь разрушил преграды, мешающие мне благовествовать Его Евангелие.

Господь да сохранит Вас.

Иеромонах Лев.

Оренбург, Каргалинская 43

Церковно-славянское слово «озлобление» означает угнетение, притеснение, бедствие. В соответствии с этим отец Лев называет здесь озлобленным того человека, которого угнетают, притесняют.

Дорогие, снова и снова пишу вам!

Умоляю вас ответить: где о. Гурий? Здоров ли он?

Единственная В. И. вспомнила меня и прислала сведения об о. Гурии и о других лицах, а вы, милые, добрые — заставляете меня томиться в тяжелом неведении!

Получил ли В. М. мою телеграмму и заказное письмо? Если получил, то почему не ответил? Не откажите зайти к нему сегодня же...

Простите мою настойчивость: не знаю, кому и писать. Даже Е. А. молчит. Скажите ей, что если на этих днях не получу от нее писем, ничего от меня не прочтет и она. Ужасно огорчен отсутствием сведений. А я то хотел предложить вам приехать в нашу Карреспублику.

Посмотрели бы верблюдов, поели бы кишмишу, приготовил для приезжих мягкую шубенку, ибо здесь «бик еле тюгел» — не очень тепло.

Ну, да Бог с вами

Я и здесь не одинок. Не только потому что вы все в моем сердце, не потому только, что мой Владыка унизил себя до раба Своего, но и потому что «новые люди» не только речами своими, но и горячим сочувствием сглаживают мое одиночество.

Сгрустнулось...

Добрый старик, не книжный, но прекрасный сердцем, сел напротив и издалека начинает речь, понятную лишь сердцу, но ни в коем случае не разуму: «грустно бывает... говорят — попривыкнешь этак! Конечно, как сказать, маленько того — это грешно. Стремления, конечно к чему-то, но воля Божия...».

Пахнет от сапог навозом, а от «тулупчика», под которым он спит, не раздеваясь, кислой овчиной. Чем не киргизская кибитка!

Но Твой, и только Твой есмь аз!

Вразуми меня, чтобы и здесь видеть ступень к совершенству.

Деньги еще есть, но нужно уже заняться каким-либо делом. Разве дело — ведение книг, обучение грамоте послушников и научение брести по служебнику старичка иеромонаха, хорик церковный, приучение их к церковному чтению, чреда в служении?!

Зашел к сестре Валентине и пел, попросил починить зимнюю скуфейку. Говорю о милом студенчестве и о годах учения, слушают мудрую повесть о девушке, отказавшейся от приданого и поблекшей уже в монастыре, смотрю, как ловкие пальцы, оторванные от своей работы, быстро разорвали Петроградские скрепы и с насмешкой стали мерить голову и сшивать вновь. Уговорился с завтрашнего дня делать туфли под их руководством и двинулся, соскучившись дальше. Поднялся под веревки с бельем, вступаю в грязноватую кухню. Чувствуется какая то неловкость, что нарушаю обычный ход семейной жизни. Отбирают скуфью. Шипит самовар, еда... есть не хочется. Через 10 минут договариваемся, что везти сюда едущим из Петрограда. Большой спрос на учебные книги. Особенно на подержанный ситец, самый плохой идет лучше всего. 3 №/2 м., нитки 11/2 м.

Посидел с больным и, затрудняясь протянул руку, как делают здесь батюшки и, чувствуя их непривычку брать благословение, раскланиваюсь и, согласившись придти в воскресение обедать, ухожу домой. Скучно...

Вспоминаю, как проходя сегодня мимо кладбища, я молился, чтоб Господь дал заработок и вот уже учусь шить туфли и даже получил заказ на несколько пар, получил предложение или, правильнее, совет вывесить объявление об уроках. А я то так уныл! И здесь Он научает Своего раба, так быстро отзываясь на его молитвы.

Всюду отступничество от правой веры, запутанность и желание лишь сохранить свои животы!

Есть ли еще церкви Божии, верные, православные, остались ли еще архиереи, правящие в полной благодати?

Вот чего ради жду я ваших писем. Кате Л. начал писать, да что-то не то.

Все-таки решил писать вам.

ИЕРОМОНАХ ЛЕВ

Господь наш Иисус Христос.

С. А. Зегжда. Александро-Невское братство. СПб., 2009 г. С. 218-229.

Лит.:

1. Минувшее: Исторический альманах. 15. М.; СПб.: Atheneum: Феникс, 1993. 656с.; ил. С.426,427,434,439-441,451,465,473,503,513,516,608.
2. Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: XX столетие. СПб., 1999. С.48.
3. Краснов-Левитин А.Э. Лихие годы: 1925-1941. Воспоминания. Paris: YMCA-PRESS, 1977. С.88.
4. Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: ХХ столетие. 2-е издание дополненное. СПб., 2002. 280с. С.103.
5. Санкт-Петербургский мартиролог. СПб.: Изд-во "Миръ", "Общество святителя Василия Великого", 2002. 416с. С.103.
6. Осипова И.И. "Сквозь огнь мучений и воды слез...": Гонения на Истинно-Православную Церковь: По материалам следственных и лагерных дел заключенных. М.: Серебряные нити, 1998. С.268.
7. Выписка из журнала заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 7 мая 2003 года под председательством Патриарха Алексия II.
8. Священномученик архимандрит Лев (Егоров)// Церковный вестник. 2003. N 5. С.6-7.
9. Павлов С.М. И наступит день...: Очерки о политических репрессиях против церкви. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2003. С.75-83.
10. Шкаровский М.В. Александро-Невское братство: 1918-1932гг. СПб., 2003. С.212-215.
11. С. А. Зегжда. Александро-Невское братство. СПб., 2009 г. С. 218-229.