Плененный враг. Пытки плененных врагов

Вопросы российской истории вновь оказались в центре политического скандала. Выступление школьника из Нового Уренгоя в Бундестаге, посвященное умершим в СССР немецким военнопленным, было негативно воспринято на родине. Гимназиста, заявившего, что многие немцы «хотели жить мирно и не желали воевать», успели обвинить в «реабилитации нацистских преступников» и потребовали проверить с помощью ФСБ.

Старшеклассник из Нового Уренгоя Николай Десятниченко выступил на встрече российских и немецких детей в День скорби (дата, посвященная памяти жертв войн и государственного насилия). Для этого траурного мероприятия немецкие школьники готовили доклады о советских солдатах, погибших во время Второй мировой войны в Германии, а российские учащиеся - о немецких солдатах, погибших на территории Советского Союза. Николай Десятниченко коротко рассказал о ефрейторе Георге Йохане Рау, который попал в окружение «в так называемом сталинградском котле», был взят в плен и умер там «от тяжелых условий». Николай Десятниченко рассказал, как посетил захоронение солдат вермахта около Копейска: «Я увидел могилы невинно погибших людей, среди которых многие хотели жить мирно и не желали воевать. Они испытывали невероятные трудности во время войны, о которых мне рассказывал мой прадедушка, участник войны, который был командиром стрелковой роты». В конце выступления российский школьник выразил надежду, что «на всей Земле восторжествует здравый смысл, и мир больше никогда не увидит войн».

Многие россияне негативно отреагировали на речь гимназиста. Депутат заксобрания Ямало-Ненецкого автономного округа Елена Кукушкина заявила, что подала обращение в прокуратуру с просьбой разобраться, «кто курировал его проект». «В этом докладе к немецким захватчикам применяются такие слова, как "сражались", "павшие солдаты в боях", "так называемый сталинградский котел"… Эти вещи нужно в корне пресекать»,- заявила госпожа Кукушкина.
А екатеринбуржец Сергей Колясников увидел в словах школьника «реабилитацию нацистских преступников» и призвал россиян обратиться в ФСБ, Генпрокуратуру и администрацию президента (в 2007 году Колясников был оштрафован по статье о пропаганде нацистской символики за продажу в магазине немецкой военной экипировки).
К сожалению, это новая примета нашего времени - теперь сочувствию или милосердию отвечают ура-патриотической истерикой.
Мальчик действительно не совсем корректно сформулировал фразу о "невинно погибших". Конечно, в самой Германии так не думают - десятилетия работы историков показали, что о "невинности" в данном случае говорить нельзя. Но российский школьник говорил не о карателях или членах CC. Он говорил об обычных солдатах, многие из которых были подневольными людьми и шли на войну против своего желания. Генрих Белль в своих книгах описывал, как он оказался на войне,- когда правительство объявляет военный призыв, деваться некуда».

Для конкурса «Мемориала» многие школьники делали проекты на тему Великой Отечественной войны. Наши ребята в течение многих лет записывали интервью с теми, кто застал войну,- иногда и с самими немцами. Надо посмотреть правде в глаза: пленные вызывали жалость у наших людей, в таком они были состоянии. Это много раз описано, как в советских людях сочеталась ненависть к врагам, к захватчикам - и одновременно жалость к конкретному умирающему человеку. Милосердие к пленным проявляли и те, кто прошел самое пекло войны. Я помню, как одна девочка пересказывала в своей работе рассказ деда, который в 1946 году был мальчишкой. К ним в дверь постучался немецкий пленный в жутком состоянии и попросил еды. Отец мальчика, который с фронта вернулся без руки, молча вынес хлеб - хотя его семья сама не ела досыта. А своему пораженному сыну сказал: "Этот немец был нашим врагом, но теперь он просто умирающий человек". Так вот, в этом милосердии и есть величие нашего народа. И именно это сейчас зачем-то пытаются уничтожить.
Бывшие немецкие военнопленные рассказывали, что были поражены милосердием советских людей. И благодаря этому милосердию они возвращались на Родину с осознанием своей вины. Мальчику можно простить неосторожное слово, ведь его посыл был таким же милосердным. У нас постоянно кричат о христианских ценностях - так вот этот школьник именно их и проявляет.

В защиту школьника выступил и глава Нового Уренгоя Иван Костогриз. «Его речь на примере истории этого немецкого солдата призывает к мирному существованию на всей Земле и неприятию войны, кровопролития, фашизма, страданий и насилия как таковых»,- сказал глава Нового Уренгоя. По словам пресс-секретаря губернатора ЯНАО Надежды Носковой, правительство округа пока не проводит никаких проверок образовательного учреждения, где обучается Николай Десятниченко. «У правительства нет никаких претензий к гимназии. Текст доклада в распространяемой видеозаписи вырван из контекста. В конце выступления школьник выразил надежду, что люди будут дружны и никогда не допустят такой страшной войны, какой была Великая Отечественная".

Пишутся с нн суффиксы полных форм страдательных причастий прошедшего времени: -нн- и -ённ- (-енн-) . Соотносительные с ними по форме прилагательные пишутся в одних случаях тоже с нн в суффиксе, в других - с одним н .

1. Пишутся с нн причастия и прилагательные на -ованный, -ёванный, -еванный (образованные от глаголов на -овать, -евать ), напр.: балованный, корчёванный, линованный, малёванный, организованный; выкорчеванный, избалованный, намалёванный, разлинованный, реорганизованный. Ср.: всеми балованный ребёнок и балованное дитя; недавно выкорчеванные пни и корчёванный участок.

О написании тех же форм от глаголов жевать, клевать, ковать см. ниже, п. 3.

2. Пишутся также с нн причастия не на -ованный (-ёванный, -еванный) глаголов совершенного вида и соотносительные с ними прилагательные; подавляющее большинство таких глаголов содержит приставку.

а) Примеры форм, образованных от приставочных глаголов: выбеленный, выстиранный, довязанный, изжаренный, исписанный, окрашенный, очищенный, обруганный, покрашенный, подсчитанный, распутанный, сделанный. Ср.: зачитанная на собрании резолюция и зачитанная книга; усиленная новыми участниками группа и усиленное внимание.

б) Перечень форм исконно бесприставочных глаголов, а также некоторых глаголов, приставка в которых может быть выделена только этимологически: брошенный, данный, конченный, купленный, лишённый, пленённый, прощённый, пущенный, решённый, хваченный, явленный; встреченный, затеянный, обиженный, обретённый, обязанный, посещённый, снабжённый. Ср.: брошенный мальчиком камень и брошенные дети; купленный в кредит товар и купленные журналисты.

По этому правилу пишутся и формы двувидовых (имеющих значение и совершенного, и несовершенного вида) глаголов венчать, завещать, обещать, казнить, родить: венчанный, завещанный, обещанный, казнённый, рождённый. О написании форм двувидовых глаголов контузить, крестить и ранить см. п. 3.

Исключения. Пишутся с одним н соотносительные с причастными формами прилагательные в составе следующих устойчивых сочетаний: конченый человек, названый брат, названая сестра, посажёный отец, посажёная мать, Прощёное воскресенье.

3. Причастия не на -ованный (-ёванный, -еванный) глаголов несовершенного вида (они образуются Только от бесприставочных глаголов) и соотносительные с ними прилагательные пишутся по-разному: причастия с нн , прилагательные - с одним н , напр.: гружённые дровами повозки, жаренная на масле рыба, писанная маслом картина, стриженные парикмахером волосы и коротко стриженные волосы, крашенные зелёной краской скамейки, давно не метённый пол, ещё не белённые стены, уже не раз считанные деньги, деланное много раз предложение; но: гружёная баржа, жареная рыба, писаная красавица, стриженые волосы, крашеные скамейки, метёный пол, белёные стены, считаные минуты, деланое равнодушие; аналогично вязанный и вязаный, глаженный и глаженый, плетённый и плетёный, чищенный и чищеный; так же пишутся: жёванный и жёваный, клёванный и клёваный, кованный и кованый.

По этому правилу пишутся формы двувидовых глаголов контузить, крестить и ранить. Ср.: контуженный в голову боец, тяжело раненный солдат, раненный в ногу солдат, только что крещённый младенец, но: контуженый командир, раненый солдат, крещёный ребёнок.

Примечание. Как видно из примеров, причастие опознается по наличию зависимых слов. Бывают, однако, редкие случаи, когда зависимое слово не является признаком причастия. Напр., следует писать: у него усики явно крашеные (ср. явно искусственные, где слово явно употреблено при прилагательном); стены, раньше белёные, теперь покрыты зелёной краской (ср. стены, раньше белые ).

Исключения (к § 98 - 99). Пишутся с нн вместо н :

а) прилагательные желанный, жданный и (в составе устойчивых сочетаний) виданное ли дело?; слыханное ли дело? Они образованы от глаголов несовершенного вида желать, ждать и видать, слыхать.

Особые случаи: прилагательные надёванный и (в составе устойчивого сочетания) разливанное море ; они образованы от приставочных глаголов несовершенного вида надевать, разливать, т. е. от глаголов с суффиксом -ва-, которые закономерно не образуют страдательных причастий прошедшего времени;

б) прилагательные с приставкой не-: неведанный, невиданный, негаданный, нежеланный, нежданный, ненадёванный, неожиданный, неслыханный, нечаянный и (в составе устойчивого сочетания) недреманное око;

в) сложные прилагательные долгожданный, доморощенный и (в составе собственного имени) Андрей Первозванный.

Вторые части этих приставочных и сложных прилагательных также соотносятся с глаголами несовершенного вида.

Поскольку СССР не подписал Женевскую конвенцию о военнопленных и после начала Великой Отечественной войны отказался соблюдать два ее важнейших условия – обмен списками военнопленных и предоставление им права получать посылки с родины через Международный Красный Крест, у Гитлера появился великолепный предлог для того, чтобы почти легально морить советских военнопленных голодом. Попавшие в плен красноармейцы оказались не только без помощи с родины, но и без какой-либо международно-правовой защиты. Немцы расстреливали их по любому поводу и без всякого повода, надеясь, что победа рейха все спишет.

Смерть пленных от голода, болезней и расстрелы вполне укладывались в программу Гитлера по сокращению численности славянского населения, на несколько десятков миллионов человек. Почти две трети наших пленных – около четырех миллионов из шести – не дожили до конца войны.

Справедливости ради подчеркну, что и Сталин поощрял беспощадность по отношению к немецким пленным, рассчитывая ожесточить красноармейцев и отвадить их сдаваться в плен врагу с его неизбежными репрессиями. Он прямо рекомендовал своим генералам пленных расстреливать. Свидетельство тому – его разговор по прямому проводу с командующим Резервным фронтом Г. К. Жуковым 4 сентября

1941 года. Жуков сообщил, что «на нашу сторону сегодня перешел немецкий солдат, который показал, что сегодня в ночь разбитая 23 пехотная дивизия сменена 267 дивизией и тут же он наблюдал части СС». Сталин отреагировал весьма своеобразно: «Вы в военнопленных не очень верьте, опросите его с пристрастием, а потом расстреляйте». Немцы же против советских перебежчиков репрессий не применяли.

Вот еще несколько примеров. В конце июля 1941 года под Николаевом солдаты вермахта нашли несколько сожженных заживо немцев. Чины НКВД постарались, чтобы жертвы мучились подольше, привязали несчастных к деревьям и облили бензином только нижнюю часть тела. В отместку немцы расстреляли 400 советских военнопленных. В Мелитополе в подвале местного НКВД были обнаружены трупы немецких военнослужащих, которым в половые органы вводили стеклянные трубки, а затем разбивали их молотком.

Бойцы лейб-штандарта СС «Адольф Гитлер», ворвавшиеся в Таганрог 17 октября 1941 года, обнаружили в здании местного НКВД шесть изуродованных трупов немецких военнослужащих. В ответ эсэсовцы расстреляли почти 4 тысячи пленных.

Советские войска, в конце декабря 1941 года высадившиеся на Керченском полуострове, учинили жестокую расправу. Командующий 11-й армией Эрих фон Манштейн свидетельствует: «В Феодосии (которую немецкие войска вскоре отбили. – Б. С. ) большевики убили наших раненых, находившихся там в госпиталях, часть же из них, лежавших в гипсе, они вытащили на берег моря, облили водой и заморозили на ледяном ветру». В Керчи одному немецкому врачу вытянули язык и прибили гвоздями к столу. Варварские казни пленных санкционировал представитель Ставки Верховного Главнокомандования на Крымском фронте заместитель наркома обороны и начальник ГлавПУРа Л. 3. Мехлис, утверждавший, что «в городе Керчи до 7 тысяч трупов гражданского населения (до детей включительно), расстреляны все извергами-фашистами. Кровь стынет от злости и жажды мстить. Фашистов пленных я приказываю кончать».

Конечно, мы можем привести на порядок больше столь же достоверных свидетельств о немецких зверствах над советскими пленными. Но здесь важны не цифры, а тенденция. Сталин с самого начала войны относился к немецким пленным так же, как Гитлер – к советским, просто последних было гораздо больше. 16 августа 1941 года советский вождь издал приказ наркома обороны № 270, по которому расстрелу подлежали все заподозренные в намерении сдаться в плен, а их семьи лишались «государственной помощи и поддержки». Командующий Ленинградским фронтом Г. К. Жуков пошел еще дальше, когда 28 сентября 1941 года шифрограммой № 4976 предписал своим подчиненным: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны». При буквальном исполнении он означал казнь даже грудных младенцев!

На приказ № 270 и распоряжения типа жуковской шифрограммы немцы реагировали публикацией пропагандистских статей. 21 июня 1942 года член Военного совета Волховского фронта А. И. Запорожец направил Г. М. Маленкову, А. С. Щербакову, Л. П. Берии и А. Н. Поскребышеву перевод статьи из немецкой газеты «Ди фронте» от 10 мая 1942 года под красноречивым заголовком «Военнопленные – враги. Как Сталин обращается со своими солдатами». Там достаточно резонно утверждалось: «Советы рассматривают всех военнопленных как изменников. Они отказались от международных договоров, подписанных всеми культурными государствами, – не существует обмена тяжелоранеными, нет почтовой связи между пленными и их родственниками.

Теперь Советы пошли в этом направлении еще дальше: они взяли под подозрение всех избежавших или другими путями вернувшихся из плена своих же военнопленных (так называемых окруженцев, многие из которых были отпущены немцами и скрывали сам факт пребывания в плену. – Б. С).

Властители Советов не без основания боятся, что каждый, кто очутился по ту сторону «социалистического рая», вернувшись в СССР, поймет большевистскую ложь. В каждом таком они видят опасного антисоветского пропагандиста».

Здесь же говорилось о фильтрационных лагерях: «По приказу народного комиссара обороны все вернувшиеся из плена рассматриваются как «бывшие» военнослужащие и у всех без суда и следствия отнимается их воинское звание.

Для этих бывших военнослужащих устраиваются сборные и испытательные лагеря, подчиненные НКО…

При отправке в сборные пункты у бывших военнослужащих отбирается холодное и огнестрельное оружие. Личные вещи, документы и письма остаются у арестованных. Приметы, номера части, как и место и время пропажи без вести заносятся в особые книги. Почтовая связь для бывших военнослужащих запрещена. Все поступающие на их имя письма хранятся в комендатуре в запечатанных конвертах. Бывшие военнослужащие не получают ни жалованья, ни одежды.

Время пребывания в сборных, испытательных лагерях ограничено 5-7 днями. По истечении этого времени здоровые переводятся в особые лагеря НКВД, а больные и раненые – в лазареты… По прибытии в лагерь НКВД бывшие военнослужащие «подлежат бдительному наблюдению». Что понимается под этим особым наблюдением и где оно кончается – на сегодня уже хорошо известно».

Немецкая фронтовая газета подчеркивала:

«В свете этих приказов и инструкций неудивительно, что на одном участке Восточного фронта произошло вот что.

В непосредственной близости к немецким позициям находился большой лагерь советских военнопленных. Небольшое число немецких солдат охраняло около 10 000 пленных. Советские самолеты штурмовали немецкие позиции. В это время немецкая охрана должна была податься назад и покинула военнопленных, так как немецкие войска заняли новые позиции. К исходу дня немецкие офицеры и солдаты, к своему большому удивлению, заметили, что в направлении их позиции движутся колонны невооруженных большевиков. Группа уполномоченных обратилась к немецкому командиру и заявила, что весь лагерь решил последовать за немецкими войсками и просить по возможности взять их под свою защиту, как военнопленных, и ни в коем случае не допустить того, чтобы лагерь попал снова в руки большевиков.

Командир разрешил пленным пройти через немецкие линии и устроить лагерь в другом районе…

Убегают из плена лишь немногие. Несчастье – очутиться снова во время боев за линией большевистских позиций – тоже постигает немногих.

Из огромной массы военнопленных составятся в будущем отряды непримиримых и заклятых врагов Сталина и большевизма».

Не знаю, произошел ли в действительности случай с добровольным возвращением к немцам целого лагеря пленных. Верится в подобное с трудом. Если, конечно, речь шла не об особом лагере – для перебежчиков, где условия существования были более сносными. Но вот что немцы раз и навсегда зимой 1941/42 года упустили реальный шанс составить из советских военнопленных антибольшевистские полки и дивизии, сомнений не вызывает.

Пленный враг

Усталость сморила Анну. Она повалилась на постель и уснула не раздеваясь. Хоня вернулась из госпиталя, и сестры упросили ее не ложиться спать, посторожить дом, пока они «сбегают на минутку» на курган: надо узнать, что сталось со Стрёмой, да и Веня пропал.

На кургане работы уже кончались, когда туда пришли сестры. Матросы, арестанты и народ занимались уборкой мусора, щебня, заравнивали ямы, вырытые снарядами, и утаптывали землю. Около подметенных пушечных платформ артиллеристы аккуратно укладывали в пирамиды ядра.

То место, где упал раненый Корнилов, кто-то догадался отметить крестом, сложенным из мелких ядер. Тщательно вычищенную покатую площадку все обходили стороной. Ее успели посыпать песком. Кругом стоял народ. Люди тихо говорили, глядя на этот крест, о разных случаях минувшего дня.

Поодаль от этого места, у подножия башни, на скамейке сидел Нахимов. По бокам его сидели Истомин и Тотлебен. Они отдыхали, перекидываясь изредка словами.

Музыка стихла. Оркестранты построились по два в ряд. Капельмейстер скомандовал: «Шагом марш!» Музыканты, поблескивая трубами при свете луны, пошли с батареи. Арестанты гасили в песке факелы, которыми светили музыкантам.

– Стой! Кто идет? – раздался внезапно тревожный оклик сигнальщика.

Народ кинулся к банкету, где стоял сигнальщик. На гребне вала появилось три человека, за ними четвертый, чем-то нагруженный.

Из толпы послышались крики и смех. Народ двинулся к тому месту, где сидели на скамье адмиралы и инженер-полковник. Перед скамьей толпа остановилась.

– Дайте факел! – крикнул кто-то.

Два факела осветили странную картину. Перед скамьей стоял с закрученными назад руками и широко раскрытым ртом человек исполинского роста. Светлые глаза его светились гневом. Шею великана охватывала петлей веревка. Один конец слегка натянутой веревки держал Стрёма, другой конец – юнга. За ними стоял Михаил Могученко со штуцером на правом плече и пестрым пледом под мышкой левой руки.

– Что такое?! – воскликнул изумленный Нахимов. – Снять петлю! Развязать руки!

– Есть снять петлю! – ответил Стрёма.

Веня чмокнул с сожалением, бросив свой конец веревки. Зато Михаил передал ему штуцер, а сам кинулся развязывать руки великана.

Освобожденный великан сорвал с шеи петлю и, вынув изо рта свернутую в тугой комок тряпку, с отвращением швырнул ее на землю.

– Стрёма, доложи! – приказал Нахимов.

– Был в секрете с Михаилом Могученко и юнгой, охотниками. Мы сговорились: братишкам живого англичанина показать. А то он нас целый день бьет, а какой он, мы еще не видали. Подползли. Стоит вот этот, зевает, на луну поглядывает: скоро ли рассвет будет? – видно, ему скучно. Штуцер под мышкой на весу держит. Как его взять? Сомнительно! Кругом тишина. У нас музыка. А он поглядел-поглядел, разостлал одеяло – вон оно у Миши под мышкой, – лег, отдохнуть вздумал. Мы тут его мигом и накрыли – пикнуть не успел! В рот кляп забили, руки скрутили. Я ему: «Гу! Гу!» – идти надо, показываю ему в нашу сторону. А он лежит себе. Знает, рыжий кот, что скоро придут его проверять. Что делать? Нести? Тяжело. Наладил я ему петлю. Конец я захватил на случай. «Веня, – говорю, – бери». Потянул я. Он захрипел. Я ему: «Будьте ласковы, вставайте. Гу! Гу! Только у меня ни гугу». Ведь понял! Встал, пошел. Вот он – можете полюбоваться!

– И есть чем! – улыбаясь, заметил Нахимов. – До чего хорош!

– Девушек-то вперед пропустите, братцы! – весело крикнули из толпы.

Поднялась возня. Женщин вытолкнули с веселым смехом в первый ряд.

– Ах, батюшки, стыд какой! – закричала Маринка. – Мужик, а в юбке!

Великан тряхнул рыжими кудрями и улыбнулся, взглянув в лицо Маринки.

Пестрая суконная в складку юбка едва достигала его колен, открывая голые волосатые икры. На ногах – клетчатые чулки и крепкие туфли из некрашеной кожи. Вся нижняя часть одежды пленного резко отличалась от верхней: он был в короткой куртке с узкими рукавами и большими пестрыми эполетами, вроде тех, что у русских барабанщиков. Под погон на правом плече подвернута широкая ременная перевязь для патронной сумки. С левого плеча свисал широкий шарф.

– Вы стрелок шотландской гвардии? – спросил Нахимов пленника по-английски.

– Да, сэр! – с готовностью ответил пленник.

– Какой части?

– Дивизии герцога Кембриджского, бригады генерала Бентинка, стрелок шотландской гвардии Малколм Дуглас, если вам угодно знать, сэр!

– Очень хорошо, мистер Дуглас. Я адмирал Нахимов.

Шотландец вытянулся и сказал:

– Ваше имя, господин адмирал, с почетом упоминается в английских газетах.

– Ну, это слишком лестно для меня… Вы лоулендер, насколько я вижу? – продолжал спрашивать Нахимов.

– Корабельный плотник из Гринока, господин адмирал.

– Почему вы воюете с нами? Вам ясны цели этой войны, мистер Дуглас?

– Воюет Англия. Англичанам русский флот – бельмо на глазу.

– Но ведь вы тоже англичанин…

– Горный поток не признает родства с ведром воды, зачерпнутым из него!

– Хорошо-с! Очень хорошо-с! – по-русски одобрил Нахимов и продолжал спрашивать по-английски: – Зачем же вы поступили в солдаты? Вас напоили в кабачке вербовщики?

– Нет, господин адмирал, я хотел уехать из дома как можно дальше. Это мое личное дело.

– Ну что же, надеются у вас овладеть Севастополем и русским флотом?

– Сегодня нам читали самый свежий номер «Таймс», полученный из Лондона. В нем напечатано, что мы уже взяли Севастополь две недели тому назад и что русский император бежал в степи где-то между Москвой и Казанью.

Шотландец сказал это без тени улыбки.

– Что вы думаете об этом, мистер Дуглас? – спросил Нахимов тоже серьезно.

– Черт меня побери, клянусь святым Георгом – я-то в Севастополе! Меня привели сюда, как собаку, с веревкой на шее эти черти. Но, сказать по правде, я хотел бы быть подальше от вашего осиного гнезда.

Обратясь к народу, Нахимов перевел на русский язык слова пленника, что в Лондоне считают Севастополь уже взятым.

В толпе засмеялись.

Один из матросов крикнул:

– Павел Степанович, скажите ему подходящее по-нашему!

– Сказал бы, да он не поймет, – улыбаясь, ответил Нахимов и, обратясь по-английски к пленнику, что-то ему сказал.

Тот усмехнулся.

– Я сказал ему: «Мои матросы говорят, что они умрут все до одного, но не сдадут Севастополь!» – объяснил Нахимов.

Маринка хлопнула в ладоши и воскликнула:

– Девушки! Привели человека, как теля на веревке, а он еще смеется… Посмотрела бы я, как бы ты полез с ружьем к нам на штурм! Я б тебе показала!

Взгляд пленника встретился с горящим взглядом Маринки.

Нахимов поднялся со скамьи.

– Спасибо, молодцы, за службу! – обратился адмирал к Стрёме и Михаилу Могученко.

Веня высунулся вперед.

– И тебе, юнга, спасибо. Молодчина!.. Посмотрите, Малколм Дуглас, на этого мальчика. Вы перед ним – как Голиаф перед Давидом. А он вас не боится! Я должен бы вас отправить в палатки для пленных, но сегодня мы торжествуем. Ступайте, Дуглас, к своим и скажите им, что мы погибнем все до одного, но не отдадим Севастополь! Ступайте же, вы свободны… Пропустите его! – приказал Нахимов. – Я его отпускаю: пусть он уверит своих, что в Севастополе все от мала до велика – не только матросы и солдаты, но даже женщины и дети – готовы биться до последней капли крови…

Народ молча расступился, давая пленнику дорогу. Шотландец несколько мгновений простоял в нерешительности, потом повернулся и пошел к валу. Он с разбегу вскочил на насыпь, оглянулся, махнул рукой, спрыгнул в ров и пошел в сторону пятиглавой английской батареи.

Погасили факелы. Народ расходился.

Наташа кинулась на шею Стрёме, целовала его, плача и смеясь, бранила, что он не бережет себя. Маринка тормошила Веню. Хоня с улыбкой смотрела на братьев и сестер. К ней подошли Панфилов и Нефедов.

– Слава богу, все живы!.. – сказала Хоня, глубоко вздохнув.