Интересные случаи из практики легендарного Ф.Н.Плевако. Забавные истории об адвокате плевако Адвокат ф н плевако

«Вчера умолк навеки замечательный художник слова, величайший из русских судебных ораторов.»
Прочитав этот заголовок московской газеты начала 20 века, не каждый сможет понять, о ком сейчас пойдёт речь, а знающие могли уже догадаться, что речь пойдет о Фёдоре Никифоровиче Плевако – известном московском адвокате, перфекционисте ораторского дела.
Начнём же мы с самого зарождения такого понятия как ораторство и присяжное заседательство.
В ходе судебных реформ при Александре 2, когда были утверждены Новые Судебные уставы, зародилось такое понятие как суд присяжных и одновременно с этим появилось такое понятие как адвокатура. Ярким примером адвокатуры в то время в России являлся как раз тот человек, о котором сейчас и будет идти речь, а именно Фёдор Никифорович Плевако.

Родился Федор Никифорович 25 апреля (13 по старому стилю) 1842 года в г. Троицке Оренбургской губернии (ныне Челябинская область) в семье члена Троицкой таможни, надворного советника Василия Ивановича Плевака.
Почему сам Федор решил взять отчество Никифорович до сих пор неясно.
Букву «О» в конце своей фамилии Фёдор так же приставил сам уже в Университете, причём требовал, чтобы его фамилия после этого звучала с ударением именно на «О».
Интересно само происхождение фамилии «Плевак (-о) ». Скорее всего она образована от аналогичного прозвища, которое является родственным слову «плевать» в значении «смотреть свысока». Соответственно, можно предположить, что основатель рода был горделивым, важным человеком.
Возможно и то, что в основе фамилии Плевако лежит прозвище «Плевака», связанное по значению с нарицательным «плевала», то есть «человек, имеющий привычку часто плевать». В этом случае, прозвище «Плевака» указывает на особенности поведения предка. Изменение конечного «-а» на «-о» может объясняться влиянием на облик фамилии Плевако окающих говоров.
Семья будущего великого адвоката была уникальной ещё и в том, что жена Василия Ивановича была калмычкой или киргизской (не определено точно), хотя и крещёной. Их брак не был одобрен церковью, поэтому Фёдор и его брат Дормидонт, считались незаконнорожденными.

Когда Фёдору было шесть лет, он уже свободно читал известные нам всем произведения таких великих русских поэтов и писателей как А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов и И. А. Крылов. Отец ежегодно уезжал в отпуск в Москву, Петербург, Казань и привозил сыновьям, Фёдору и его брату Дормидонту (который, кстати, впоследствии стал врачом), новые книги. Дети получили вначале домашнее образование, с семи лет Федор стал посещать приходское училище, а с 8 до 9 лет учился в уездном училище. За успехи в учебе был назначен классным аудитором.
Выйдя в июне 1851 г. в отставку, В. И. Плевако задумал переехать в Москву для продолжения учебы своих сыновей. 19 июня, распрощавшись с Троицком, вся семья двинулась в путь и через месяц прибыла в белокаменную. На Остоженке сняли квартиру из нескольких комнат, приобрели мебель.
Мальчиков определили в первый класс Московского коммерческого училища, располагавшегося там же, на Остоженке. Братья учились отлично, и имена их были помещены на "золотую доску почета", однако через 1,5 года, когда выяснилось, что они незаконнорожденные, их с позором изгнали из учебного заведения.
Для продолжения образования они, после долгих хлопот, были устроены в Первую (Поливановскую) гимназию, располагавшуюся на Пречистенке, сразу в третий класс. Закончил Федор гимназию, по одним данным в 1859 г. и даже с золотой медалью, по другим - в 1858 г. В годы учебы у него окончательно сформировался интерес к русской литературе, собственный стиль речи.
Возможно, столкнувшись в детстве с вопиющей несправедливостью, Плевако и выбрал свой будущий профессиональный путь – стать юристом. Именно поэтому, окончив гимназию, Фёдор поступает на юридический факультет МГУ. Первые три курса университета Ф. Плевако числился вольнослушателем и лишь на старших курсах стал учиться очно. Многие исследователи связывают это с необходимостью материально поддерживать обедневшую семью, зарабатывая репетиторством и переводами. Именно тогда Федор перевел книгу немецкого юриста Г. Ф. Пухты "Курс римского гражданского права". Позже, уже став известным юристом, он издал перевод за свой счет, сопроводив его многочисленными комментариями.
Живя в Москве у Фёдора появился огромный круг общения. В судах он показывал, что ему достоверно известны и жизнь обычной кухарки, и жизнь богатого купца.
В 1864 г. Ф. Н. Плевако окончил университет и, получив степень кандидата права, занялся поисками работы. В это же время шли Судебные реформы Александра 2. Судебная реформа, пожалуй, самая прогрессивная и последовательная из начинаний Александра II, провозглашала принципы всесословности, гласности и состязательности сторон. Формирование этих принципов в судебном процессе потребовало создания нового специального института - адвокатуры (присяжных поверенных). Плевако одним из первых записался помощником к присяжному поверенному М. И. Доброхотову. Показав себя в уголовных процессах как одаренный адвокат, Фёдор Никифорович 19 сентября 1870 г. был принят в присяжные поверенные округа Московской судебной палаты. С этого времени началось его блистательное восхождение к вершинам адвокатской славы. Первым клиентом Федора стал ростовщик, которому он отдал вещи в залог. Дело это Плевако проиграл. И это стало последним делом, которое проиграл Фёдор Никифорович.
Интересный факт: любое своё выступление на суде Фёдор Никифорович начинал словами «Господа, а ведь могло быть и хуже!». Многие старались специально подловить его, поручая сложнейшие дела, чтобы он не смог произнести эту фразу. Однажды, в суде слушалось дело человека, который изнасиловал собственную дочь. Судья, приготовившись дать слово Плевако, спросил: « Ну хоть сейчас-то Вы не сможете сказать свои знаменитые слова?».
На что Плевако ответил: «Господа, а ведь могло быть и хуже! Ему могла попасться ваша дочь!»
На данный момент в Москве ведут деятельность большое количество адвокатов. Большинство из них берут большие деньги за свои услуги, даже зная о том, что люди, которые обращаются к ним, могут их не иметь. Но если мы вспомним Фёдора Никифоровича, то увидим, что этот человек готов был браться за любое дело и часто абсолютно бесплатно. Это очень отличает его от многих нынешних адвокатов. Если говорить про защиту людей в суде, то смело можно сказать, что Фёдор Никифорович часто не придерживался сводов законов. Безусловно они присутствовали в его речи, но в большей степени он использовал собственный подход к делу, использовав слова из Евангелия и знания истории «государства Российского», он превращал свою речь в очень лёгкое и убедительное изречение, по которым уже суд выносил вердикт.
Ф. Н. Плевако отличало редкое сочетание дара импровизации и чувства юмора, которые проявлялись во множестве его острот и каламбуров. Он часто излагал свои эпиграммы и пародии на бумаге. Известно, что он печатался в московских журналах под псевдонимом Богдан Побережный. В 1885 г. попытался издавать в Москве собственную газету "Жизнь", но быстро прогорел.
В круг друзей и знакомых адвоката входили литераторы, артисты и художники, в т. ч.: М. А. Врубель, К. А. Коровин, К. С. Станиславский, В. И. Суриков, Ф. И. Шаляпин, М. Н. Ермолова, Л. В. Собинов. Время от времени Плевако устраивал дома грандиозные обеды или концерты с приглашением коллег, деятелей науки и искусства.
Удивительно, но столь известный адвокат всячески сторонился политической деятельности. Лишь в 1905 г., в пору всеобщей эйфории, охватившей общество после выхода Манифеста 17 октября, Плевако решил вступить в партию конституционных демократов. Однако кадеты отказали ему, посчитав, что Плевако и партийная дисциплина - понятия несовместимые. Тогда он записался в партию "октябристов" и был избран от нее депутатом III Государственной Думы. 20 ноября 1907 г. Плевако выступил с речью на первой сессии Думы.
Уже во время избирательной кампании Федор Никифорович сильно недомогал. В Москву из Петербурга он вернулся настолько больным, что весной 1908 г. врачи не отпустили его на лечение в Карлсбад (курорт в Чехии).
Скончался Ф. Н. Плевако утром 23 декабря 1908 г., на 65-м году жизни. В некрологе, вышедшем в журнале "Нива", сказано: "Плевако по справедливости считался блестящим адвокатом. Его звали "Московский златоуст", и этот эпитет как нельзя лучше определял Федора Никифоровича как судебного оратора и как человека... Плевако был человек огромного ума, сердца и таланта, стихийно могучий, не всегда ровный. О Плевако говорила вся Россия". Погребен Ф. Н. Плевако на кладбище Скорбященского монастыря (ныне Церковь Спаса Всемилостивого). В 1930-х гг. прах Ф. Н. Плевако был перезахоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
В день его похорон тысячи людей пришли проводить в последний путь великого народного защитника. В нескончаемой траурной процессии шли представители всех сословий рангов.

Несмотря на огромную значимость этого человека для Москвы, память о нём сохранилась только на кладбище. 17 октября 2003 г. на Ваганьковском кладбище на могиле великого русского адвоката Федора Никифоровича Плевако был установлен памятник на аллее между 5 и 6 участками.

Слева – надписи:
Фёдор Никифорович Плевако и М.А. Плевако – его жена,

Справа – надписи:
1. Н.В.Мартынова – дочь М.А.Плевако от первого брака
(с В.Демидовым),
2. В.Е. Мартынов – муж Н.В.
3. Варвара Ф. Плевако – дочь Ф.Н. и М.А.Плевако.
Поставить памятник стало возможно благодаря совместным усилиям адвокатов, скульпторов и журналистов. Трудно было поверить, что до этого дня, под земляным холмиком, увенчанном покосившимся дубовым крестом с истертой надписью, покоится прах великого адвоката и я уверен, что все москвичи рады, что эта ошибка была наконец-то исправлена. Но его дом на Большом Афанасьевском переулке был снесен в 1993г.
Небольшой, но стильный одноэтажный деревянный дом с мезонином в одном из арбатских переулков. В «послепожарном» доме, выстроенном по «образцовому» про¬екту в 1817 году прапорщицей Е.Ф. Акинфиевой, жили ко¬гда-то участники Отечественной войны 1812 года братья Федор и Николай Акинфиевы. С 1841 года дом принадле¬жал известному в свое время историку Москвы П.В. Хав¬скому, а впоследствии, в 1870-е годы, - знаменитому ад¬вокату Ф.Н. Плевако. На рубеже XIX-XX веков дом получил модную обработку, в которой чувствовалось влияние на-рождавшегося стиля модерн. Украшением переулка слу¬жили скульптуры атлантов и кариатид на главном фасаде.
В начале 1990-х годов пустовавший дом постепенно при¬ходил в аварийное состояние: декор обваливался, мезо¬нин стал крениться в глубь здания. Несмотря на призывы историков и краеведов спасти ценный памятник истории и культуры Москвы, проект реставрации здания так и не был реализован - дом Плевако снесли. В 2003 году исключен из списка выявленных объектов культурно¬го наследия «в связи с полной физической утратой».

К сожалению, сейчас по адресу Большой Афанасьевский переулок, 35/37 находится самый обыкновенный многоквартирный дом.

В заключение, хотелось бы описать несколько его судебных дел, в которых наиболее ярко мы можем увидеть ум и талант этого человека.

1. Однажды попало к Плевако дело по поводу убийства одним мужиком своей жены. На суд адвокат пришел как обычно, спокойный и уверенный в успехе, причем безо всяких бумаг и шпаргалок. И вот, когда дошла очередь до защиты, Плевако встал и произнес:

В зале начал стихать шум. Плевако опять:
– Господа присяжные заседатели!
В зале наступила мертвая тишина. Адвокат снова:
– Господа присяжные заседатели!
В зале прошел небольшой шорох, но речь не начиналась. Опять:
– Господа присяжные заседатели!
Тут в зале прокатился недовольный гул заждавшегося долгожданного зрелища народа. А Плевако снова:
– Господа присяжные заседатели!
Началось что-то невообразимое. Зал ревел вместе с судьей, прокурором и заседателями. И вот, наконец, Плевако поднял руку, призывая народ успокоиться.
– Ну вот, господа, вы не выдержали и 15 минут моего эксперимента. А каково было этому несчастному мужику слушать 15 лет несправедливые попреки и раздраженное зудение своей сварливой бабы по каждому ничтожному пустяку?!
Зал оцепенел, потом разразился восхищенными аплодисментами. Мужика оправдали.
2. Однажды Плевако защищал пожилого священника, обвиненного в прелюбодеянии и воровстве. По всему выходило, что подсудимому нечего рассчитывать на благосклонность присяжных. Прокурор убедительно описал всю глубину падения священнослужителя, погрязшего в грехах. Наконец, со своего места поднялся Плевако.
Речь его была краткой: «Господа присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Все эти преступления подсудимый совершил и сам в них признался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал вам на исповеди грехи ваши. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грех?»
Нет надобности уточнять, что попа оправдали.
3. А вот какой случай описывает сам Фёдор Никифорович.
Раз обратился к нему за помощью один богатый московский купец. Плевако говорит: "Я об этом купце слышал. Решил, что заломлю такой гонорар, что купец в ужас придет. А он не только не удивился, но и говорит:
- Ты только дело мне выиграй. Заплачу, сколько ты сказал, да еще удовольствие тебе доставлю.
- Какое же удовольствие?
- Выиграй дело, - увидишь.
Дело я выиграл. Купец гонорар уплатил. Я напомнил ему про обещанное удовольствие. Купец и говорит:
- В воскресенье, часиков в десять утра, заеду за тобой, поедем.
- Куда в такую рань?
- Посмотришь, увидишь.
- Настало воскресенье. Купец за мной заехал. Едем в Замоскворечье. Я думаю, куда он меня везет. Ни ресторанов здесь нет, ни цыган. Да и время для этих дел неподходящее. Поехали какими-то переулками. Кругом жилых домов нет, одни амбары и склады. Подъехали к какому-то складу. У ворот стоит мужичонка. Не то сторож, не то артельщик. Слезли.
Купчина спрашивает у мужика:
- Готово?
- Так точно, ваше степенство.
- Веди…
Идем по двору. Мужичонка открыл какую-то дверь. Вошли, смотрю и ничего не понимаю. Огромное помещение, по стенам полки, на полках посуда.
Купец выпроводил мужичка, раздел шубу и мне предложил снять. Раздеваюсь. Купец подошел в угол, взял две здоровенные дубины, одну из них дал мне и говорит:
- Начинай.
- Да что начинать?
- Как что? Посуду бить!
- Зачем бить ее? Купец улыбнулся.
- Начинай, поймешь зачем… Купец подошел к полкам и одним ударом поломал кучу посуды. Ударил и я. Тоже поломал. Стали мы бить посуду и, представьте себе, вошел я в такой раж и стал с такой яростью разбивать дубиной посуду, что даже вспомнить стыдно. Представьте себе, что я действительно испытал какое-то дикое, но острое удовольствие и не мог угомониться, пока мы с купчиной не разбили все до последней чашки. Когда все было кончено, купец спросил меня:
- Ну что, получил удовольствие? Пришлось сознаться, что получил".
На этом я и закончу своё повествование. Я надеюсь, что вам было интересно узнать об этом великом адвокате Фёдоре Никифоровиче Плевако. Спасибо вам за внимание!

Один из самых известных адвокатов в нашей истории - Федор Никифорович Плевако (1842 - 1908). Он принимал участие в самых известных процессах того времени, в том числе и политических, в частности, в деле Морозовской стачки 1886 года.

Плевако был известен тем, что брался за защиту как богатых и знатных, так и простых людей, не делая между ними различий и блистая своим красноречием на процессах по делам бедняков ни капли не меньше, чем на громких делах. Рассказы о процессах с участием Плевако дошли до наших дней, превратившись в забавные и остроумные анекдоты.

Туфли я сняла!

Плевако защищал мужчину, которого проститутка обвинила в изнасиловании. Женщина требовала значительную сумму за нанесенную травму. Истица утверждала, что ответчик завлек ее в гостиничный номер и там изнасиловал. Мужчина же заявлял, что все было по доброму согласию. Последнее слово за Плевако.

«Господа присяжные,» - сказал он. «Если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями».

Проститутка вскакивает и кричит: «Неправда! Туфли я сняла!!!»

В зале хохот. Подзащитный оправдан.

15 лет несправедливой попреки

Однажды к Плевако попало дело по поводу убийства одним мужиком своей жены. На суд Плевако пришел как обычно, спокойный и уверенный в успехе, причeм безо всяких бумаг и шпаргалок. И вот, когда дошла очередь до защиты, Плевако встал и произнес:

В зале начал стихать шум. Плевако опять:

Господа присяжные заседатели!

В зале наступила мёртвая тишина. Адвокат снова:

Господа присяжные заседатели!

В зале прошел небольшой шорох, но речь не начиналась. Опять:

Господа присяжные заседатели!
Тут в зале прокатился недовольный гул заждавшегося долгожданного зрелища народа. А Плевако снова:
- Господа присяжные заседатели!

Тут уже зал взорвался возмущением, воспринимая всё как издевательство над почтенной публикой. А с трибуны снова:

Господа присяжные заседатели!

Началось что-то невообразимое. Зал ревел вместе с судьей, прокурором и заседателями. И вот, наконец, Плевако поднял руку, призывая народ успокоиться.

Зал оцепенел, потом разразился восхищенными аплодисментами. Мужика оправдали.

20 минут

Очень известна защита адвокатом Плевако владелицы небольшой лавчонки, полуграмотной женщины, нарушившей правила о часах торговли и закрывшей торговлю на 20 минут позже, чем было положено, накануне какого-то религиозного праздника. Заседание суда по её делу было назначено на 10 часов. Суд вышел с опозданием на 10 минут. Все были налицо, кроме защитника - Плевако. Председатель суда распорядился разыскать Плевако. Минут через десять Плевако, не торопясь, вошёл в зал, спокойно уселся на месте защиты и раскрыл портфель. Председатель суда сделал ему замечание за опоздание. Тогда Плевако вытащил часы, посмотрел на них и заявил, что на его часах только пять минут одиннадцатого. Председатель указал ему, что на стенных часах уже 20 минут одиннадцатого. Плевако спросил председателя:

А сколько на ваших часах, ваше превосходительство?

Председатель посмотрел и ответил:

На моих пятнадцать минут одиннадцатого.

Плевако обратился к прокурору:

А на ваших часах, господин прокурор?

Прокурор, явно желая причинить защитнику неприятность, с ехидной улыбкой ответил:

На моих часах уже двадцать пять минут одиннадцатого.

Он не мог знать, какую ловушку подстроил ему Плевако и как сильно он, прокурор, помог защите.

Судебное следствие закончилось очень быстро. Свидетели подтвердили, что подсудимая закрыла лавочку с опозданием на 20 минут. Прокурор просил признать подсудимую виновной. Слово было предоставлено Плевако. Речь длилась две минуты. Он заявил:

Подсудимая действительно опоздала на 20 минут. Но, господа присяжные заседатели, она - женщина старая, малограмотная, в часах плохо разбирается. Мы с вами люди грамотные, интеллигентные. А как у вас обстоит дело с часами? Когда на стенных часах - 20 минут, у господина председателя - 15 минут, а на часах господина прокурора - 25 минут. Конечно, самые верные часы - у господина прокурора. Значит, мои часы отставали на 20 минут, и поэтому я на 20 минут опоздал. А я всегда считал свои часы очень точными, ведь они у меня золотые, мозеровские.

Присяжные совещались одну минуту и оправдали подсудимую.

Отпущение грехов

Судили как-то одного попа за какую-то провинность. У Плевако перед судом поинтересовались, велика ли его защитная речь? На что он ответил, что вся его речь будет состоять из одной фразы.

И вот, после обвинительной речи прокурора, требовавшего приличного наказания, настала очередь защиты.
Адвокат встал и произнес:

Господа! Вспомните, сколько грехов отпустил вам батюшка за свою жизнь, так неужели мы теперь не отпустим ему один-единственный грех?!!!

Реакция зала была соответствующей. Попа оправдали.

Бедная Россия!

Одна столбовая дворянка, будучи разорившейся, лишившейся мужа и сына, лишённой своего поместья за долги, жила приживалкой у какой-то барыни, потом снимала комнатку и так как у неё не было чайника, чтобы вскипятить воду, она его украла на рынке. И её судил коронный суд (как дворянку).

Прокурор, увидев Плевако, решил: «Ага. Сейчас он будет бить на жалость, на то, что это бедная женщина, потерявшая мужа, разорившаяся... Сыграю-ка и я на этом». Вышел и говорит: «Конечно, женщину жалко, потеряла мужа, сына и т.д., кровью сердце обливается, сам готов пойти вместо нее в тюрьму, но... Господа коронный суд. Дело в принципе, она замахнулась на священную основу нашего общества - частную собственность. Сегодня она украла чайник, а завтра - повозку, а послезавтра еще что-нибудь. Это разрушение основ нашего государства. А поскольку все начинается с маленького и разрастается в огромное, только поэтому прошу её наказать, иначе это грозит огромными бедствиями нашему государству, разрушением его основ».

Прокурор сорвал аплодисменты. Выходит Плевако на свое место и вдруг развернулся, подошел к окну, долго стоял, смотрел. Зал в напряжении: чего он смотрит? Плевако вышел и сказал:

«Уважаемый коронный суд! Сколько бед Россия претерпела: и Батый конями топтал её, и тевтонские рыцари насиловали матушку-Россию, двунадесять языков во главе с Наполеоном Бонапартием подошли и сожгли Москву. Сколько же бед претерпела Россия, но она каждый раз поднималась, восставала, как феникс, из пепла. И вот теперь новая напасть: женщина украла чайник. Бедная Россия! Что-то теперь с тобой станет?»

Зал хохотал. Женщину оправдали.

Чтоб не смели верить!

Один русский помещик уступил крестьянам часть своей земли, никак это юридически не оформив. Через много лет он передумал и отобрал землю обратно. Возмущённые крестьяне устроили беспорядки. Их отдали под суд. Жюри присяжных состояло из окрестных помещиков, бунтовщикам грозила каторга. Защищать их взялся знаменитый адвокат Плевако. Весь процесс он молчал, а в конце потребовал наказать крестьян ещё строже. «Зачем?» - не понял судья. Ответ: «Чтобы навсегда отучить крестьян верить слову русского дворянина». Часть крестьян была оправдана, остальные получили незначительные наказания.

Знамение

Плевако приписывают частое использование религиозного настроя присяжных заседателей в интересах клиентов. Однажды он, выступая в провинциальном окружном суде, договорился со звонарем местной церкви, что тот начнет благовест к обедне с особой точностью.

Речь знаменитого адвоката продолжалось несколько часов, и в конце Плевако воскликнул:

Если мой подзащитный невиновен, Господь даст о том знамение!

И тут зазвонили колокола. Присяжные заседатели перекрестились. Совещание длилось несколько минут, и старшина объявил оправдательный вердикт.

В истории адвокатуры Российской империи нет более яркой личности, чем Федор Никифорович Плевако , — человек оставивший яркий след в памяти своих современников. Заслужил он такое отношение своим огромным талантом, а сама фамилия Плевако стала синонимом красноречия.

Родился он 13 апреля 1842 года в г. Троицке Оренбургской губернии в дворянской семье.

Начинал будущий адвокат свою карьеру в качестве стажера в Московском окружном суде (с 1862-1864 гг.). С 1866 Плевако Ф.Н. в присяжной адвокатуре: помощник присяжного поверенного, с октября 1870 присяжный поверенный округа Московской судебной палаты.

Вскоре Плевако Ф.Н. приобрел славу выдающегося адвоката и судебного оратора.

Остроумие, находчивость, способность мгновенно отреагировать на реплику противника, ошеломить аудиторию каскадом неожиданных образов и сравнений, к месту проявленный сарказм, — все эти качества с избытком демонстрировал Плевако.

Характерной чертой его выступлений была импровизация, Плевако никогда не готовил своих речей, а действовал по ситуации исходя из собравшейся аудитории, места и времени рассмотрения дела. Журналисты постоянно присутствовали на процессах с его участием, жадно ловля каждое сказанное им слово.

Плевако имел привычку начинать все свои выступления с фразы: «Господа, а ведь могло быть и хуже». Он никогда не изменял своей фразе. Однажды Плевако взялся защищать человека, изнасиловавшего свою дочь. Зал был как обычно полон, все ждали, с чего начнет адвокат свою речь. Неужели с излюбленной фразы? Невероятно. Плевако встал и хладнокровно произнес: «Господа, а ведь могло быть и хуже». Зал заревел. Не выдержал и сам судья. «Что, — вскричал он,- скажите, а что может быть хуже этой мерзости?», «Ваша честь, — спросил Плевако, — а если бы он изнасиловал вашу дочь?»

В историю адвокатской практики вошло множество дел с участием Плевако, когда его ум и смекалка, помогали достичь нужного результата. Вот несколько из них.

Однажды Плевако участвовал в защите старушки, вина которой состояла в том, что она украла жестяной чайник стоимостью 50 копеек. Прокурор, зная, кто будет в качестве, адвоката, решил заранее парализовать влиянии речи защитника, и сам высказал все, что можно было сказать в пользу подсудимой: бедная старушка, нужда горькая, кража незначительная, подсудимая вызывает не негодования, а только жалость. Но собственность священна, и, если позволить людям посягать на нее/ страна погибнет. Выслушав прокурора поднялся Плевако и сказал: «много бед и испытаний пришлось перетерпеть России за ее более чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары, поляки. Двунадесять языков обрушились на нее, взяли Москву. Все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь… старушка украла чайник ценою в 50 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно.

Старушка была оправдана.

Как-то Плевако защищал мужчину, которого женщина легкого поведения обвинила в изнасиловании и пыталась получить значительную сумму, якобы за нанесенную травму. При этом истица утверждала, что ответчик завлек ее в гостиничный номер и там изнасиловал. Мужчина же заявлял, что все было по доброму согласию. Последнее слово оставалось за Плевако.

— Господа присяжные, Если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями.

Женщина вскакивает и кричит:

— Неправда! Туфли я сняла!

В зале хохот.

Подзащитный был оправдан.

Судили священника. Вина была доказана. Сам подсудимый во всем признался и покаялся.

Встал защитник, Плевако: «Господа присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Во всех преступлениях подсудимый сам признался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал вам на исповеди ваши грехи. Теперь он ждет от вас: «отпустите ли вы ему его грехи!?»

Священника оправдали.

В личности Плевако сочетались целостность и размашистость, нигилизм и религиозность (Плевако был любителем и знатоком церковного песнопения), простота в быту и разгульное барство (Плевако устраивал пиры на специально зафрахтованных пароходах от Нижнего Новгорода до Астрахани). Беря огромные гонорары с состоятельных клиентов, Плевако безвозмездно защищал крестьян села Люторичи, поднявших восстание (кроме того, оплатил расходы по содержанию всех их за три недели судебного разбирательства).

Дом Плевако был всегда центром общественной и культурной жизни Москвы конца Х I Х начала ХХ века.

Умер Плевако 05 января 1909 года в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Народная молва превратила слово "Плевако" в символ высочайшего профессионализма. И если кому-то требовался хороший адвокат, то говорили "найду себе Плеваку", связывая с этим словом-именем представление о защитнике, на мастерство которого можно было надеяться в полной мере.

Вся Россия прошла перед адвокатом Плевако в судебных процессах. Рабочие и крестьяне, промышленники и финансисты, поместное дворянство и князья, духовники и военные, студенты и революционеры – все верили в силу его могучего слова и необыкновенность его личности.

Свое первое дело Плевако проиграл. Тем не менее, из подробного отчета о деле в "Московских ведомостях" его имя получило известность, и через несколько дней у Плевако появился первый клиент - неказистый мужичок с делом о 2000 рублях. Это дело Плевако выиграл и, заработав солидную для себя сумму в 200 рублей, обзавелся самой необходимой в то время вещью - собственным фраком.

О покоряющей силе плевакинского слова писал А.П. Чехов: "Плевако подходит к пюпитру, полминуты в упор глядит на присяжных и начинает говорить. Речь его ровна, мягка, искренна... Образных выражений, хороших мыслей и других красот многое множество... Дикция лезет в самую душу, из глаз глядит огонь... Сколько бы Плевако ни говорил, его всегда без скуки слушать можно..."

Остроумие, находчивость, мгновенная реакция на реплики противника, к месту проявленный сарказм - все эти качества ярко демонстрировал выдающийся оратор.

Плевако имел привычку начинать свою речь в суде фразой: "Господа, а ведь могло быть и хуже". И какое бы дело ни попадало адвокату, он не изменял своей фразе. Однажды Плевако взялся защищать человека, изнасиловавшего собственную дочь. Зал был забит битком, все ждали, с чего начнет адвокат свою защитительную речь. Неужели с любимой фразы? Невероятно. Но встал Плевако и хладнокровно произнес: "Господа, а ведь могло быть и хуже" И тут не выдержал сам судья. "Что,- вскричал он,- скажите, что может быть хуже этой мерзости?" "Ваша честь,- спросил Плевако,- а если бы он изнасиловал вашу дочь?".

Хрестоматийным примером стало дело о старушке, укравшей жестяной чайник стоимостью 50 копеек. На суде прокурор, зная, что защищать старушку будет Плевако, решил заранее парализовать воздействие его предстоящей речи и сам высказал все, что можно было использовать для смягчения приговора: старая больная женщина, горькая нужда, кража незначительная, обвиняемая вызывает жалость, а не негодование. И все же собственность, подчеркнул прокурор, является священной, и, если позволить посягать на нее, страна погибнет.

Выслушав речь прокурора, Плевако поднялся и сказал: "Много бед и испытаний пришлось претерпеть России более чем за тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары, поляки. Двенадцать языков обрушилось на нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь... старушка украла чайник ценою в пятьдесят копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно". Гениальный экспромт Плевако спас женщину от тюрьмы, суд ее оправдал.

По свидетельству современников, главная сила его речей заключалась в воздействии на чувства слушателей, его умении "увидеть" присяжных и судей и заставить их следовать за собой, вызвать у них восторг или слезы, подтверждая тем самым правильность выражения Горация: "Плачь сам, если хочешь, чтобы я плакал".

Не удивительно, что страстные, картинно-образные выступления Плевако не только триумфально спасали, но и убивали. Показательным в этом отношении стало дело управляющего московской гостиницей "Черногория" некоего Фролова, привлеченного к уголовной ответственности за самоуправство.
Одна девушка приехала в Москву из провинции и остановилась в этой гостинице, заняв отдельную комнату на третьем этаже. Было уже за полночь, когда подвыпивший Фролов решил нанести ей "визит". На требование впустить его проснувшаяся от стука девушка ответила отказом, после чего по приказу Фролова полотеры начали ломать дверь. В тот момент, когда дверь затрещала, девушка в одной сорочке при 25-градусном морозе выпрыгнула из окна. На ее счастье, во дворе было много снега, и она до смерти не расшиблась, хотя и сломала руку.

При рассмотрении дела в суде обвинительная сторона "наивно" отказывалась понять, чего так испугалась девушка и почему выбросилась из окна с риском для жизни.

Недоумение прокурора разрешил Плевако, защищавший интересы пострадавшей. Его речь была краткой и свелась к проведению такой параллели: "В далекой Сибири, - сказал Плевако, - в дремучей тайге водится зверек, которого судьба наградила белой как снег шубкой. Это горностай. Когда он спасается от врага, готового его растерзать, а на пути встречается грязная лужа, которую нет времени миновать, он предпочитает отдаться врагу, чем замарать свою белоснежную шубку. И мне понятно, почему потерпевшая выскочила в окно". Не добавив больше ни слова, Плевако сел. Впрочем, большего от него и не требовалось. Судьи приговорили Фролова к расстрелу.

Судили священника. Набедокурил он славно. Вина была доказана. Сам подсудимый во всем сознался. Поднялся Плевако. "Господа присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Все эти преступления подсудимый совершил и сам в них признался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал вам на исповеди грехи ваши. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грехи". Священника оправдали.

Однажды попало к Плевако дело по поводу убийства одним мужиком своей жены. На суд адвокат пришел как обычно, спокойный и уверенный в успехе, причем безо всяких бумаг и шпаргалок. И вот, когда дошла очередь до защиты, Плевако встал и произнес: - Господа присяжные заседатели!
В зале начал стихать шум. Плевако опять:

В зале наступила мертвая тишина. Адвокат снова:
- Господа присяжные заседатели!
В зале прошел небольшой шорох, но речь не начиналась. Опять:
- Господа присяжные заседатели!
Тут в зале прокатился недовольный гул заждавшегося долгожданного зрелища народа. А Плевако снова:
- Господа присяжные заседатели!
Началось что-то невообразимое. Зал ревел вместе с судьей, прокурором и заседателями. И вот, наконец, Плевако поднял руку, призывая народ успокоиться.
- Ну вот, господа, вы не выдержали и 15 минут моего эксперимента. А каково было этому несчастному мужику слушать 15 лет несправедливые попреки и раздраженное зудение своей сварливой бабы по каждому ничтожному пустяку?!
Зал оцепенел, потом разразился восхищенными аплодисментами. Мужика оправдали.

Очень известна защита адвокатом Ф.Н.Плевако владелицы небольшой лавчонки, полуграмотной женщины, нарушившей правила о часах торговли и закрывшей торговлю на 20 минут позже, чем было положено, накануне какого-то религиозного праздника. Заседание суда по ее делу было назначено на 10 часов. Суд вышел с опозданием на 10 минут. Все были налицо, кроме защитника - Плевако. Председатель суда распорядился разыскать Плевако. Минут через 10 Плевако, не торопясь, вошел в зал, спокойно уселся на месте защиты и раскрыл портфель. Председатель суда сделал ему замечание за опоздание. Тогда Плевако вытащил часы, посмотрел на них и заявил, что на его часах только пять минут одиннадцатого. Председатель указал ему, что на стенных часах уже 20 минут одиннадцатого. Плевако спросил председателя: - А сколько на ваших часах, ваше превосходительство? Председатель посмотрел и ответил:
- На моих пятнадцать минут одиннадцатого. Плевако обратился к прокурору:
- А на ваших часах, господин прокурор? Прокурор, явно желая причинить защитнику неприятность, с ехидной улыбкой ответил:
- На моих часах уже двадцать пять минут одиннадцатого.
Он не мог знать, какую ловушку подстроил ему Плевако и как сильно он, прокурор, помог защите.
Судебное следствие закончилось очень быстро. Свидетели подтвердили, что подсудимая закрыла лавочку с опозданием на 20 минут. Прокурор просил признать подсудимую виновной. Слово было предоставлено Плевако. Речь длилась две минуты. Он заявил:
- Подсудимая действительно опоздала на 20 минут. Но, господа присяжные заседатели, она женщина старая, малограмотная, в часах плохо разбирается. Мы с вами люди грамотные, интеллигентные. А как у вас обстоит дело с часами? Когда на стенных часах - 20 минут, у господина председателя - 15 минут, а на часах господина прокурора - 25 минут. Конечно, самые верные часы у господина прокурора. Значит, мои часы отставали на 20 минут, и поэтому я на 20 минут опоздал. А я всегда считал свои часы очень точными, ведь они у меня золотые, мозеровские.
Так если господин председатель, по часам прокурора, открыл заседание с опозданием на 15 минут, а защитник явился на 20 минут позже, то как можно требовать, чтобы малограмотная торговка имела лучшие часы и лучше разбиралась во времени, чем мы с прокурором?
Присяжные совещались одну минуту и оправдали подсудимую.

Выступал защитником на крупных политических процессах:

• Дело люторических крестьян (1880)
• Дело севских крестьян (1905)
• Дело о стачке рабочих фабрики Товарищества С. Морозова (1886) и других.
• Дело Бартенева
• Дело Грузинского
• Дело Лукашевича
• Дело Максименко
• Дело рабочих Коншинской фабрики
• Дело Замятниных
• Дело Засулич (приписывается Плевако, на самом деле защитником был П.А. Александров)

Биография

Фёдор Плевако родился 13 (25) апреля 1842 года в городе Троицк Оренбургской губернии.

По некоторым данным, Ф. Н. Плевако был сыном дворянина (поляка) и крепостной киргизки кайсацкого (казахского) происхождения. Отец - надворный советник Василий Иванович Плевак, мать - крепостная Екатерина Степанова (урожденная «Ульмесек», с казахского «неумирающая»). Родители не состояли в официальном церковном браке, поэтому двое их детей - Фёдор и Дормидонт - считались незаконнорожденными. Всего в семье было четверо детей, но двое умерли младенцами. Отчество Никифорович взято по имени Никифора - крестного отца его старшего брата. Позднее, в университет Фёдор поступал с отцовской фамилией Плевак, а по окончании университета добавил к ней букву «о», причем называл себя с ударением на этой букве: Плевако?.

В Москву семья Плеваков переселилась летом 1851 года. Осенью братьев отдали в Коммерческое училище на Остоженке. Братья учились хорошо, особенно Фёдор прославился математическими способностями. К концу первого года учёбы имена братьев были занесены на «золотую доску» училища. А ещё через полгода Фёдора и Дормидонта исключили как незаконнорожденных. Осенью 1853 года, благодаря долгим отцовским хлопотам, Фёдор и Дормидонт были приняты в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке - сразу в 3 класс. Кстати, в этот же год в гимназию поступил и Пётр Кропоткин и тоже в третий класс. В этой же школе учились многие ставшие впоследствии известными деятели России.

Адвокатская деятельность Плевако прошла в Москве, которая наложила на него свой отпечаток. И звон колоколов в московских храмах, и религиозное настроение московского населения, и богатое событиями прошлое Москвы, и нынешние её обычаи находили отклик в судебных речах Плевако. Они изобилуют текстами Священного Писания и ссылками на учение святых отцов. Природа наделила Плевако чудесным даром слова.

Не было в России оратора более своеобразного. Первые судебные речи Плевако сразу обнаружили огромный ораторский талант. В процессе полковника Кострубо-Корицкого, слушавшемся в рязанском окружном суде (1871), противником Плевако выступил присяжный поверенный князь А. И. Урусов , страстная речь которого взволновала слушателей. Плевако предстояло изгладить неблагоприятное для подсудимого впечатление. Резким нападкам он противопоставил обоснованные возражения, спокойствие тона и строгий анализ улик. Во всём блеске и самобытной силе сказалось ораторское дарование Плевако в деле игуменьи Митрофании, обвинявшейся в московском окружном суде (1874) в подлогах, мошенничестве и присвоении чужого имущества. В этом процессе Плевако выступил гражданским истцом, обличая лицемерие, честолюбие, преступные наклонности под монашеской рясой. Обращает на себя также внимание речь Плевако по слушавшемуся в том же суде, в 1880 году, делу 19-летней девушки, Качки, обвинявшейся в убийстве студента Байрошевского, с которым она находилась в любовной связи.

Нередко Плевако выступал в делах о фабричных беспорядках и в речах своих в защиту рабочих, обвинявшихся в сопротивлении властям, в буйстве и истреблении фабричного имущества, будил чувство сострадания к несчастным людям, «обессиленным физическим трудом, с обмершими от бездействия духовными силами, в противоположность нам, баловням судьбы, воспитываемым с пелёнок в понятии добра и в полном достатке». В своих судебных речах Плевако избегал эксцессов, полемизировал с тактом, требуя и от противников «равноправия в борьбе и битве на равном оружии». Будучи оратором-импровизатором, полагаясь на силу вдохновения, Плевако произносил наряду с великолепными речами и относительно слабые. Иногда в одном и том же процессе одна речь его была сильна, другая - слаба (например, по делу Меранвиля). В молодые годы Плевако занимался и научными работами: в 1874 году он перевёл на русский язык и издал курс римского гражданского права Пухты. Помощником у него был после 1894 года известный певец Л. В. Собинов . По своим политическим воззрениям он принадлежал к «Союзу 17 октября».

Плевако владел многоквартирным доходным домом на Новинском бульваре, и этот дом получил название как дом Плевако - так и называется до сих пор.

Фёдор Никифорович Плевако умер 23 декабря 1908 года (5 января 1909), на 67-ом году жизни, в Москве. Похоронили Плевако при громадном стечении народа всех слоев и состояний на кладбище Скорбященского монастыря.

В 1929 году монастырское кладбище решено было закрыть, а на его месте организовать детскую площадку. Останки Плевако, по решению родственников, были перезахоронены на Ваганьковском кладбище. С той поры на могиле великого русского адвоката стоял обычный дубовый крест - до 2003 года, когда на пожертвования известных российских адвокатов был создан оригинальный барельеф с изображением Ф. Н. Плевако.

У Ф. Н. Плевако было два сына (от разных жён), которых звали одинаково - Сергеями Фёдоровичами. Позже оба Сергея Фёдоровича Плевако стали адвокатами и практиковали в Москве, из-за чего нередко возникала путаница.