Мы шли по Терской области. Шакро был растрёпан и оборван на диво и был чертовски зол, хотя уже не голодал теперь, так как заработка было достаточно. Он оказался неспособным к какой-либо работе. Однажды попробовал стать к молотилке отгребать солому и через полдня сошёл, натерев граблями кровавые мозоли на ладонях. Другой раз стали корчевать держидерево, и он сорвал себе мотыгой кожу с шеи.

Шли мы довольно медленно, – два дня работаешь, день идёшь. Ел Шакро крайне несдержанно, и, по милости его чревоугодия, я никак не мог скопить столько денег, чтоб иметь возможность приобрести ему какую-либо часть костюма. А у него все части – были сонмищем разнообразных дыр, кое-как связанных разноцветными заплатами.

Однажды в какой-то станице он вытащил из моей котомки с большим трудом, тайно от него скопленные пять рублей и вечером явился, в дом, где я работал в огороде, пьяный и с какой-то толстой бабой-казачкой, которая поздоровалась со мной так:

– Здравствуй, еретик проклятый!

А когда я, удивлённый таким эпитетом, спросил её, – почему же я еретик?

– она с апломбом ответила мне:

– А потому, дьявол, что запрещаешь парню женский пол любить! Разве ты можешь запрещать, коли закон позволяет?.. Анафема ты!..

Шакро стоял рядом с ней и утвердительно кивал головой. Он был очень пьян и когда делал какое-либо движение, то весь развинченно качался. Нижняя губа у него отвисла. Тусклые глаза смотрели мне в лицо бессмысленно-упорно.

– Ну, ты, чего ж вытаращил зенки на нас? Давай его деньги! – закричала храбрая баба.

– Какие деньги? – изумился я.

– Давай, давай! А то я тебя в войсковую сведу! Давай те полтораста рублей, что взял у него в Одессе!

Что мне было делать? Чёртова баба с пьяных глаз в самом деле могла пойти в войсковую избу, и тогда станичное начальство, строгое к разному странствующему люду, арестовало бы нас. Кто знает, что могло выйти из этого ареста для меня и Шакро!

И вот я начал дипломатически обходить бабу, что, конечно, стоило не больших усилий.

Кое-как при помощи трёх бутылок вина я умиротворил её. Она свалилась на землю между арбузов и заснула. Я уложил Шакро, а рано утром другого дня мы с ним вышли из станицы, оставив бабу с арбузами.

Полубольной с похмелья, с измятым и опухшим лицом, Шакро ежеминутно плевался и тяжко вздыхал. Я пробовал разговаривать с ним, но он не отвечал мне и только поматывал своей кудлатой головой, как баран.

Мы шли узкой тропинкой, по ней взад и вперёд ползали маленькие красные змейки, извиваясь у нас под ногами. Тишина, царившая вокруг, погружала в мечтательно-дремотное состояние. Следом за нами по небу медленно двигались чёрные стаи туч. Сливаясь друг с другом, они покрыли всё небо сзади нас, тогда как впереди оно было ещё ясно, хотя уже клочья облаков выбежали в него и резво неслись куда-то вперёд, обгоняя нас.

Далеко где-то рокотал гром, его ворчливые звуки всё приближались. Падали капли дождя. Трава металлически шелестела.

Нам негде было укрыться. Вот стало темно, и шелест травы зазвучал громче, испуганно. Грянул гром – и тучи дрогнули, охваченные синим огнём. Крупный дождь полился ручьями, и один за другим удары грома начали непрерывно рокотать в пустынной степи. Трава, сгибаемая ударами ветра и дождя, ложилась на землю. Всё дрожало, волновалось.

Молнии, слепя глаза, рвали тучи… В голубом блеске их вдали вставала горная цепь, сверкая синими огнями, серебряная и холодная, а когда молнии гасли, она исчезала, как бы проваливаясь в тёмную пропасть. Всё гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и родило их. Точно небо, мутное и гневное, огнём очищало себя от пыли и всякой мерзости, поднявшейся до него с земли, и земля, казалось, вздрагивала в страхе пред гневом его.

Шакро ворчал, как испуганная собака. А мне было весело, я как-то приподнялся над обыкновенным, наблюдая эту могучую мрачную картину степной грозы. Дивный хаос увлекал и настраивал на героический лад, охватывая душу грозной гармонией…

И мне захотелось принять участие в ней, выразить чем-нибудь переполнившее меня чувство восхищения перед этой силой. Голубое пламя, охватывавшее небо, казалось, горело и в моей груди; и – чем мне было выразить моё великое волнение и мой восторг?

Я запел – громко, во всю силу. Ревел гром, блистали молнии, шуршала трава, а я пел и чувствовал себя в полном родстве со всеми звуками… Я – безумствовал; это простительно, ибо не вредило никому, кроме меня. Буря на море и гроза в степи! – Я не знаю более грандиозных явлений в природе.

Итак, я кричал, будучи твёрдо уверен, что не обеспокою никого таким поведением и никого не поставлю в необходимость подвергнуть строгой критике мой образ действий. Но вдруг меня сильно дернуло за ноги, и я невольно сел в лужу…

В лицо мне смотрел Шакро серьёзными и гневными глазами.

– Ты сошел с ума? Нэ сошел? Нэт? Ну, за-амалчи! Нэ крычи! Я тэбэ разорву глотку! Панымаишь?

Я изумился и сначала спросил его, чем я ему мешаю…

– Пугаишь! Понял? Гром гремит – бог гаворит, а ты арэшь… Что ты думаишь?

Я заявил ему, что я имею право петь, если хочу, равно как и он.

– Не пой! – согласился я.

– И ты нэ пой! – строго внушал Шакро.

– Нет, я уж лучше буду…

– Послушай, – что ты думаишь? – гневно заговорил Шакро. – Кто ты такой?

Есть у тэбэ дом? Есть у тэбэ мать? Отэц? Есть родные? Зэмли? Кто ты на зэмле? Ты – человэк, думаишь? Это я человэк! У менэ всё есть!.. – Он постукал себя в грудь.

– Я кнэзь!.. А ты… ты – нычего! Нычего нэт! А мэнэ знаит Кутаис, Тыфлыс!.. Панымаишь?

Ты нэ иди протыв мэнэ! Ты мне служишь? – Будышь доволен! Я заплачу тэбэ дэсять раз!

Ты так дэлаешь мне? Ты нэ можишь дэлать иное; ты сам гаварыл, что бог вэлел служить всем бэз награда! Я тэбэ награжу! Зачэм ты мэнэ мучаишь? Учишь, пугаишь? Хочешь, чтобы я был как ты? Это нэ харашо! Эх, эх, эх!.. Фу, фу!..

Он говорил, чмокал, фыркал, вздыхал… Я смотрел ему в лицо, разинув рот от изумления. Он, очевидно, выливал предо мной все возмущения, обиды и недовольства мною, накопленные за всё время нашего путешествия. Для вящей убедительности он тыкал мне пальцем в грудь и тряс меня за плечо, а в особенно сильных местах налезал на меня всей своей тушей. Нас поливал дождь, над нами непрерывно грохотал гром, и Шакро, чтоб быть услышанным мною, кричал во всё горло.

Трагикомизм моего положения выступил предо мной яснее всего и заставил меня расхохотаться что было моих сил…

Шакро, плюнув, отвернулся от меня.

На вопрос Народ помогите расставить знаки препинания и буквы, а то мне так в лом это делать П....Л....И....З.... заданный автором Особенный лучший ответ это Мы шли узкой тропинкой, по ней взад и вперед ползли маленькие красные змейки, извиваясь у нас под ногами. Далеко где-то рокотал гром, его ворчливые звуки все при. ближались. Падали капли дождя. Трава металлически шулестела. Нам негде было укрыться. Вот стало темно, и шелест травы звучал громче, испуганно. Грянул гром, и тучи дрогнули, охваченные синим огнем. Крупный дождь полился ручьями, и один за другим удары грома начали непрерывно рокотать в пустынной степи. Трава, сгибаемая ударами ветра и дождя, ложилась на землю. Все дрожало, волновалось. Молнии, слепя глаза, рвали тучи. В голубом блеске их вдали вставала горная цепь, сверкая синими огнями, серебряная и холодная. Все гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и родило их. Дивный хаос увлекал и настраивал на героический лад, охватывая душу грозной гармонией.
И мне захотелось принять участие в ней, выразить чем-нибудь переполнившее меня чувство восхищения перед этой силой. Голубое пламя, охватывавшее небо, казалось горело и в моей груди. Я запел громко, во всю силу. Ревел гром, блистали молнии, шуршала трава, а я пел и чувствовал себя в полном родстве со всеми звуками. (По М. Горькому. "Мой спутник")

Ответ от Вровень [новичек]
Мы шли узкой тропинкой, по ней взад и вперед ползли маленькие красные змейки, извиваясь у нас под ногами. Далеко где-то рокотал гром его ворчливые звуки все приближались. Падали капли дождя. Трава металлически шелестела. Нам негде было укрыться. Вот стало темно и шелест травы звучал громче, испуганно. Грянул гром и тучи дрогнули охваченные синим огнем. Крупный дождь полился ручьями и один за другим удары грома начали непрерывно рокотать в пустынной степи. Трава сгибаемая ударами ветра и дождя ложилась на землю. Все дрожало, волновалось. Молнии, слепя глаза, рвали тучи. В голубом блеске их вдали вставала горная цепь сверкая синими огнями, серебряная, и холодная. Все гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и родило их. Дивный хаос увлекал и настраивал на героический лад охватывая душу грозной гармонией.
И мне захотелось принять участие в ней, выразить чем-нибудь, переполнившее меня чувство восхищения перед этой силой. Голубое пламя охватывавшее небо казалось горело и в моей груди. Я запел громко во всю силу. Ревел гром блистали молнии, шуршала трава, а я пел и чувствовал себя в полном родстве со всеми звуками. (По М. Горькому. "Мой спутник")

Ответ от Просушиться [гуру]

Мы шли узкой тропинкой, по ней взад и вперед ползли маленькие красные змейки, извиваясь у нас под ногами. Далеко где-то рокотал гром, его ворчливые звуки все приближались. Падали капли дождя. Трава металлически шелестела. Нам негде было укрыться. Вот стало темно, и шелест травы звучал громче, испуганно. Грянул гром, и тучи дрогнули, охваченные синим огнем. Крупный дождь полился ручьями, и, один за другим, удары грома начали непрерывно рокотать в пустынной степи. Трава, сгибаемая ударами ветра и дождя, ложилась на землю. Все дрожало, волновалось. Молнии, слепя глаза, рвали тучи. В голубом блеске их вдали вставала горная цепь, сверкая синими огнями, серебряная и холодная. Все гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и родило их. Дивный хаос увлекал и настраивал на героический лад, охватывая душу грозной гармонией.
И мне захотелось принять участие в ней, выразить чем-нибудь переполнившее меня чувство восхищения перед этой силой. Голубое пламя, охватывавшее небо, казалось, горело и в моей груди. Я запел громко, во всю силу. Ревел гром, блистали молнии, шуршала трава, а я пел и чувствовал себя в полном родстве со всеми звуками. (По М. Горькому. "Мой спутник")

ся своим делом и давно отошел от куреня, Андрей же, сам не зная
отчего, чувствовал какую-то духоту в сердце. 6) Дорога то уходила
в овраг, то вилась по откосу горы, и у края земли лежали новые ог-
ромные груды облаков. 7) То скрипнет дверь, то тихо отворится ка-
литка, то сгорбленная фигура плетется от дома по огородам. 8) В
саду было тихо, только птица иногда ворочалась и засыпала в липо-
вых ветвях, да нежно и печально охали древесные лягушки, да пле-
скалась рыба в пруду. 9) Я хотел было спросить его насчет собаки,
да он, видно, не в духе был.
№ 397. 1) В городском саду по соседству играл оркестр и пел хор
песенников. 2) В это время послышался звонок, и она встала. 3) Пе-
чорин не водил с нее [Бэлы] глаз, и она частенько исподлобья на не-
го посматривала. 4) В начале апреля уже шумели скворцы и летали
в саду желтые бабочки. 5) Вдруг в нижнем этаже, под балконом ,
заиграла скрипка и запели два нежных женских голоса. 6) Душно
стало в сакле, и я вышел на воздух освежиться. 7) Ночь уже ложи-
лась на горы и туман начинал бродить по ущельям. 8) Справа бес-
прерывно вспыхивали зарницы и доносился гул канонады. 9) В ко-
сых лучах заходящего солнца ярко белеют каменные здания пор-
тового города, золотятся прибрежные пески и, уходя в бесконечную
даль, горит тихая равнина моря. 10) В ветер леса шумят великим
океанским гулом и вершины сосен гнутся вслед пролетающим об-
лакам. 11) Солнце пряталось за холодные вершины и беловатый ту-
ман начинал расходиться в долинах, когда на улице раздался звон
дорожного колокольчика и крик извозчика . 12) Когда из-за туч
вышла луна , все вокруг посветлело и на море появилась серебри-
стая дорожка.
№ 398. 1) Я чувствовал сильное переутомление, но спать не хоте-
лось. 2) Долго лили дожди, и болота стали совсем непроходимы.
3) Докладчик закончил читать доклад, и слушатели задали ему мно-
го вопросов. 4) План предстоящей экскурсии подробно обсудили, и
учащиеся отправились в путь.
№ 399. 1) Он открыл дверь ключом, и они вошли в темное помеще-
ние. 2) Слышался гудок отходящего поезда, да где-то вдали моло-
дежь бренчала на гитарах. 3) Не то это был выстрел, не то мне про-
сто послышалось. 4) Мама уехала по делам, а я остался дома. 5) Я
хотел позвонить ей, но было уже поздно. 6) Вы дадите нам билеты,
или мы все останемся здесь.
№ 400. I. 1) Направляясь вперед, мы скоро пересекли Певчую доли-
ну в северо-западном направлении; вдруг перед нами открылась
древняя речная терраса, нисходящая в другую долину, покрытую
другой растительностью. 2) Воздух, чуть-чуть морозный, был со-
130
вершенно прозрачен, и море, совсем голубое, охватывало туманную
гору, а горный камыш, в белых кружевах от мороза, на голубом все
хорошел и хорошел. 3) Гремел гром, и шел дождь, сквозь дождь лу-
чило солнце, и раскидывалась широкая радуга от края до края. В это
время распускалась черемуха, и кусты дикой смородины над самой
водой позеленели. 4) Заря разгоралась за окнами, и в свете ее стоял
сад, засыпанный цветами мокрого снега. 5) Грачи закричали за ре-
кой, в ветвях и повсюду в кустах и траве запели, зачирикали птицы.
6) Снег истоптан, смешан грязью, и только на огородах и на полях,
залитый сиянием холодного осеннего солнца, он сверкает снежной
белизной. 7) За горами занималась уже, вероятно, заря, но сюда, в
глубокую теснину, свет чуть-чуть преломился, и темнота станови-
лась молочной.
II. 1) Со скамейки не было видно берега, и оттого ощущение
бесконечности и величия морского простора еще больше увеличи-
валось. 2) На небе ни облачка, и звезды необычайно ярко шевелятся
и дрожат в своей бездонной высоте. 3) Кое-где белел парус, да чай-
ки, плавно махая крыльями, опускаясь на воду, едва касались ее и
кругами поднимались опять вверх, а над садами высоко и медленно
плавал коршун. 4) На дворе темнеет, и в горнице зажигают сальную
свечу. 5) В воздухе душно и пахнет травами. 6) Погода отличная, и,
к сожалению, нет дождей. 7) Было тепло, и озимая рожь плавно
волновалась от полуденного ветерка. 8) Трава сыра и туго поддается
огню, и потому огненные змеи ползут медленно, то разрываясь на
части, то потухая, то опять вспыхивая. 9) Дурная погода продолжа-
ется и, по-видимому, не скоро кончится, и мне поневоле приходится
торопиться с отъездом в Крым, где я пробуду всю осень и, вероятно,
всю зиму. 10) Стало уже совсем тепло, и гром рокотал еще далеко,
но уже не затихал ни на мгновенье.
№ 401. Мы шли узкой тропинкой, по ней взад и вперед ползли ма-
ленькие красные змейки, извиваясь у нас под ногами. Далеко где-то
рокотал гром, его ворчливые звуки все приближались. Падали капли
дождя. Трава металлически шелестела. Нам негде было укрыться.
Вот стало темно, и шелест травы звучал громче, испуганно. Грянул
гром, и тучи дрогнули, охваченные синим огнем. Крупный дождь
полился ручьями, и один за другим удары грома начали непрерывно
рокотать в пустынной степи. Трава, сгибаемая ударами ветра и дож-
дя, ложилась на землю. Все дрожало, волновалось. Молнии, слепя
глаза, рвали тучи. В голубом блеске их вдали вставала горная цепь,
сверкая синими огнями, серебреная и холодная. Все гремело, вздра-
гивало, отталкивало звуки и родило их. Дивный хаос увлекал и на-
страивал на героический лад, охватывая душу грозной гармонией.

всршснно прозрачен, и море, совсем голубое, охватывала туманную гору, а горный камыш, в белых кружевах от мороза, на голубом все хорошел и хорошел. 3) Гремел гром, и шел дождь, сквозь дождь лучило солнце, и раскидывалась широкая радуга от края до края. В это время распускалась черемуха, и кусты дикой смородины над самой водой позеленели. 4) Заря разгоралась за окнами, и в свете ее сходл сад, засыпанный цветами мокрого снега. 5) Грачи закричали за рекой, в ветвях и повсюду в кустах и траве запели, зачирикали птицы. 6) Снег истоптан, смешан грязью, и только на огородах и на нолях, залитый сиянием холодного осеннего солнца, он сверкает снежной белизной. 7) За горами занималась уже, вероятно, заря, но сюда, в глубокую теснину, свет чуть-чуть преломился, и темнота становилась молочной.

II. 1) Со скамейки нр было видао берега, и оттого ощущение бесконечности и величия морского простора еще больше увеличивалось. 2) На небе ни облачка, и звезды необычайно ярко шевелятся и дрожат в своей бездонной высоте. 3) Кое-где белед парус, да чайки, плавно махая крыльями, опускаясь на воду, едва касались ее и кругами поднимались опять вверх, а над садами высоко и медленно плавал коршун. 4) На дворе темнеет, и в горнице зажигают сальную свечу. 5) В воздухе душно и пахнет травами. 6) Погода отличная, и, к сожалению, нет дождей. 7) Было тепло, и озимая рожь плавно волновалась от полуденного ветерка. 8) Трава сыра и туго нолластса огню, и потому огненные змеи ползут медленно, то разрываясь на части, то потухая, то опять вспыхивая. 9) Дурная погода гроддл?уа-и, по-видимому, не скоро кончится, и мне поневоле цриШИТСЯ торопиться с отъездом в Крым, где я пробуду всю осень и, вероятно, всю зиму. 10) Стало уже совсем тепло, и гром рокотал еще далеко, но уже не затихал ни на мгновенье.

№ 401. Мы шли узкой тропинкой, по ней взад и вперед ползли маленькие красные змейки, извиваясь у нас под ногами. Далеко где-то рокотал гром, его ворчливые звуки все приближались. Падали капли дождя. Трава металлически шелестела. Нам негде было укрыться. Вот стало темно, и шелест травы звучал громче, испуганно. Грянул гром, и тучи дрогнули, охваченные синим огнем. Крупный дождь полился ручьями, и один за другим удары 1рома начали непрерывно рокотать в пустынной степи. Трава, сгибаемая ударами ветра и дождя, ложилась на землю. Вес дрожало, волновалось. Молнии, слепя глаза, рвали тучи. В голубом блеске их вдали вставала горная цепь, сверкая синими огнями, серебреная и холодная. Все гремело, вздра-гивало, отталкивало звуки и родило их. Дивный хаос увлекал и настраивал на героический лад, охватывая душу грозной гармонией.

Далеко где-то рокотал гром, его ворчливые звуки всё приближались. Падали капли дождя. Трава металлически шелестела.

Нам негде было укрыться. Вот стало темно, и шелест травы зазвучал громче, испуганно. Грянул гром – и тучи дрогнули, охваченные синим огнём. Крупный дождь полился ручьями, и один за другим удары грома начали непрерывно рокотать в пустынной степи. Трава, сгибаемая ударами ветра и дождя, ложилась на землю. Всё дрожало, волновалось.

Молнии, слепя глаза, рвали тучи… В голубом блеске их вдали вставала горная цепь, сверкая синими огнями, серебряная и холодная, а когда молнии гасли, она исчезала, как бы проваливаясь в тёмную пропасть. Всё гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и родило их. Точно небо, мутное и гневное, огнём очищало себя от пыли и всякой мерзости, поднявшейся до него с земли, и земля, казалось, вздрагивала в страхе пред гневом его.

Шакро ворчал, как испуганная собака. А мне было весело, я как-то приподнялся над обыкновенным, наблюдая эту могучую мрачную картину степной грозы. Дивный хаос увлекал и настраивал на героический лад, охватывая душу грозной гармонией…

И мне захотелось принять участие в ней, выразить чем-нибудь переполнившее меня чувство восхищения перед этой силой. Голубое пламя, охватывавшее небо, казалось, горело и в моей груди; и – чем мне было выразить моё великое волнение и мой восторг?

Я запел – громко, во всю силу. Ревел гром, блистали молнии, шуршала трава, а я пел и чувствовал себя в полном родстве со всеми звуками… Я – безумствовал; это простительно, ибо не вредило никому, кроме меня. Буря на море и гроза в степи! – Я не знаю более грандиозных явлений в природе.

Итак, я кричал, будучи твёрдо уверен, что не обеспокою никого таким поведением и никого не поставлю в необходимость подвергнуть строгой критике мой образ действий. Но вдруг меня сильно дернуло за ноги, и я невольно сел в лужу…

В лицо мне смотрел Шакро серьёзными и гневными глазами.

– Ты сошел с ума? Нэ сошел? Нэт? Ну, за-амалчи! Нэ крычи! Я тэбэ разорву глотку! Панымаишь?

Я изумился и сначала спросил его, чем я ему мешаю…

– Пугаишь! Понял? Гром гремит – бог гаворит, а ты арэшь… Что ты думаишь?

Я заявил ему, что я имею право петь, если хочу, равно как и он.

– Не пой! – согласился я.

– И ты нэ пой! – строго внушал Шакро.

– Нет, я уж лучше буду…

– Послушай, – что ты думаишь? – гневно заговорил Шакро. – Кто ты такой?

Есть у тэбэ дом? Есть у тэбэ мать? Отэц? Есть родные? Зэмли? Кто ты на зэмле? Ты – человэк, думаишь? Это я человэк! У менэ всё есть!.. – Он постукал себя в грудь.

– Я кнэзь!.. А ты… ты – нычего! Нычего нэт! А мэнэ знаит Кутаис, Тыфлыс!.. Панымаишь?

Ты нэ иди протыв мэнэ! Ты мне служишь? – Будышь доволен! Я заплачу тэбэ дэсять раз!

Ты так дэлаешь мне? Ты нэ можишь дэлать иное; ты сам гаварыл, что бог вэлел служить всем бэз награда! Я тэбэ награжу! Зачэм ты мэнэ мучаишь? Учишь, пугаишь? Хочешь, чтобы я был как ты? Это нэ харашо! Эх, эх, эх!.. Фу, фу!..

Он говорил, чмокал, фыркал, вздыхал… Я смотрел ему в лицо, разинув рот от изумления. Он, очевидно, выливал предо мной все возмущения, обиды и недовольства мною, накопленные за всё время нашего путешествия. Для вящей убедительности он тыкал мне пальцем в грудь и тряс меня за плечо, а в особенно сильных местах налезал на меня всей своей тушей. Нас поливал дождь, над нами непрерывно грохотал гром, и Шакро, чтоб быть услышанным мною, кричал во всё горло.

Трагикомизм моего положения выступил предо мной яснее всего и заставил меня расхохотаться что было моих сил…

Шакро, плюнув, отвернулся от меня.

VIII

…Чем ближе мы подходили к Тифлису, тем Шакро становился сосредоточеннее и угрюмее. Что-то новое появилось на его исхудалом, но всё-таки неподвижном лице.

Недалеко от Владикавказа мы зашли в черкесский аул и подрядились там собирать кукурузу.

Проработав два дня среди черкесов, которые, почти не говоря по-русски, беспрестанно смеялись над нами и ругали нас по-своему, мы решили уйти из аула, испуганные всё возраставшим среди аульников враждебным отношением к нам. Отойдя вёрст десять от аула, Шакро вдруг вытащил из-за пазухи свёрток лезгинской кисеи и с торжеством показал мне, воскликнув:

– Больши нэ надо работать! Продадым – купым всего! Хватыт до Тыфлыса!

Панымаишь?

Я был возмущён до бешенства, вырвав кисею, бросил её в сторону и оглянулся назад. Черкесы не шутят. Незадолго пред этим мы слышали от казаков такую историю: один босяк, уходя из аула, где работал, захватил с собой железную ложку. Черкесы догнали его, обыскали, нашли при нём ложку и, распоров ему кинжалом живот, сунули глубоко в рану ложку, а потом спокойно уехали, оставив его в степи, где казаки подняли его полуживым. Он рассказал это им и умер на дороге в станицу. Казаки не однажды строго предостерегали нас от черкесов, рассказывая поучительные истории в этом духе, – не верить им я не имел основания.

Я стал напоминать Шакро об этом. Он стоял предо мной, слушал и вдруг, молча, оскалив зубы и сощурив глаза, кошкой бросился на меня. Минут пять мы основательно колотили друг друга, и, наконец, Шакро с гневом крикнул мне:

– Будэт!..

Измученные, мы долго молчали, сидя друг против друга… Шакро жалко посмотрел туда, куда я швырнул краденую кисею, и заговорил:

– За что дрались? Фа, фа, фа!.. Очэнь глупо. Развэ я у тэбэ украл? Что тэбэ – жалко? Минэ тэбэ жалко, патаму и украл… Работаишь ты, я нэ умэю… Что минэ делать? Хотэл помочь тэбэ…

Я попытался объяснить ему, что есть кража…

– Пожалуйста, ма-алчи! У тэбэ галава как дерево… – презрительно отнёсся он ко мне и объяснил: – Умирать будишь – воравать будишь? Ну! А развэ это жизнь?