Ушел из жизни дэниел киз. Цветы для элджернона Кто автор воспоминания начавшиеся с небольшой ряби

Сегодня на сайте Много.ру в разделе интерактивной викторины "Цитата дня" прозвучал такой интересный вопрос: "Воспоминания, начавшиеся с небольшой ряби, захлестывают меня десятибалльным штормом?"

Кому же может принадлежать эта фраза, и кто автор этих слов?

Предложенные варианты ответов:

Рэй Бредберри - известнейший американский писатель, автор экранизированного произведения «451 градус по Фаренгейту». В своей жизни создал более восьмисот различных произведений, в том числе сказок, стихов, поэм и так далее.

Эрих Мария Ремарк - величайший немецкий писатель, один из авторов так называемого "потерянного поколения" наряду с Эрнестом Хэмингуэем и Ричардом Олдингтоном. Известен как автор романа «На Западном фронте без перемен».

Дэниел Киз - американский писатель и филолог.Ушел из жизни совсем недавно, в 2014 году. Известен по роману «Цветы для Элджернона». По нему была снята картина "Чарли", за главную роль в которой актер Клифф Робертсон получил премию "Оскар". Работал профессором художественной литературы в Университете Огайо, получил звание почетного профессора.

• Именно Дэниелу Кизу принадлежит а вторство этих строк из вопроса викторины, и это и будет правильный ответ, за который вы получите 5 баллов.

Воспоминания действительного статского советника Константина Дмитриевича Кафафова .

Юрист по образованию (окончивший Петербургский университет со степенью кандидата) на вершину государственной службы Кафафов поднялся с низших должностей. 3 октября 1888 г. в чине коллежского секретаря он был назначен в канцелярию сенатского департамента и к 1892 г. достиг назначения секретарем в чине титулярного советника. Следующие 25 лет проработал в судебном ведомстве, в прокурорском надзоре, судьей, членом судебных палат. В 1912 г. начался новый этап его карьеры, связанный со службой в Министерстве внутренних дел. 2 апреля он был назначен вице-директором Департамента полиции . Какого-либо опыта работы в политическом розыске у него не было, и на него были возложены сугубо бюрократические функции, главным образом он, как вице-директор, отвечал за отделы, связанные с законодательной деятельностью, и как член совета министра представлял Министерство в различных междуведомственных комиссиях и совещаниях. Наиболее серьезная работа была им проделана в Совете по делам страхования рабочих.

В дни Февральской революции 1917 г. Кафафов, подобно многим высшим чинам царской администрации, был арестован. 4 марта Временное правительство учредило Верховную следственную комиссию для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц, переименованную через несколько дней в Чрезвычайную следственную комиссию. 24 мая Комиссия вынесла постановление, в котором указывалось, что «принимая во внимание возраст Кафафова, его семейное положение и болезненное состояние», а также «по самому свойству деяния» дальнейшее содержание его под стражей представляется мерой излишне строгой. Заключение в одиночной камере Петропавловской крепости заменялось домашним арестом, а с 31 мая дело свелось к подписке о невыезде из Петрограда.

24 августа Кафафов ходатайствовал о разрешении выехать в Тифлис и его отпустили. В течение трех лет он жил в Тифлисе, в Баку, в Крыму, а в ноябре 1920 г. эмигрировал в Турцию, затем переселился в Сербию, где и скончался в 1931 г.

В июне 1929 г. Кафафов закончил свои воспоминания, страницы из которых, посвященные его пребыванию в бывшем российском Закавказье, приводятся ниже с небольшими сокращениями.

«Мне идет 66-й год, возраст большой. Много прожито и много пережито» — такими словами начинаются воспоминания одного из руководителей ведомства внутренних дел в последние годы Российской империи, действительного статского советника Константина Дмитриевича Кафафова.

…Я не буду описывать крушение государства российского. Об этом написано много как теми, кто всемерно содействовал этому разрушению, так и сторонними наблюдателями.

Мое повествование скромное.

Лето после освобождения из [Петропавловской] крепости я провел в Петрограде, так как был обязан подпиской не отлучаться никуда из места жительства. Осенью я подал ходатайство в Чрезвычайную следственную комиссию о разрешении мне переехать на Кавказ, в Тифлис. После усиленных просьб, наконец, разрешение это было дано мне, причем от меня отобрали подписку о том, что я обязуюсь явиться в Петроград по первому требованию Чрезвычайной следственной комиссии. 11 сентября 1917 г. Я с семьей выехал на Кавказ.

Мы приехали в Тифлис 17 сентября. Осень в этом году на редкость была хороша. Но революция сильно отразилась на жизни города. Хлеба не было. Вместо хлеба приходилось есть какую-то мякоть из отрубей и соломы. Даже кукурузы, которой на Кавказе обычно бывает довольно много, в этом году было мало. Дороговизна остальных продуктов росла не по дням, а по часам, а в довершение всего в городе начались самые бесцеремонные грабежи. Гра-били днем на улице. Встречают, например, грабители на улице хорошо оде-тую даму, молча провожают ее до квартиры и, подходя к ее подъезду, неожи-данно предлагают ей раздеться — снимают с нее все сколько-нибудь ценное, не исключая ботинок и шелковых чулок, затем сами звонят в звонок у подъезда и быстро скрываются с награбленным, а несчастная жертва на удивление прислуги или близких, открывших дверь, является домой чуть ли не совсем нагая. Такому способу ограбления подвергались не только женщины, но и мужчины, и даже дети. Кроме того, участились и обычные ограбления квар-тир. Чрезвычайно участилось и хулиганство. На улицах шла непрерывная пальба. Власть не в силах была справиться с этим.

Впрочем и власти, в сущности, не было. После Февральской революции в Тифлисе образовалось коалиционное правительство Закавказья из предста-вителей Грузии, Армении и бакинских татар. Коалиционная власть, однако, не была сильна, так как у нее не было сплоченного единства и солидарности. Вообще на Кавказе и ранее согласовать интересы кавказских татар и армян было очень трудно, нелегко было примирить интересы грузин с армянами. Между армянами и татарами вражда была постоянная. Эта вражда вела свое начало в далеких прошлых отношениях турок к армянам, периодически раз-ражавшихся жестокими избиениями армян в Турции. Неприязненные отно-шения грузин к армянам объяснялись захватом всей торговли и городских имуществ на Кавказе армянами. Кроме того, грузины, как наиболее спло-ченный элемент и наиболее революционный, старались доминировать в ко-алиции, но такое стремление их встречало противодействие и со стороны армян и со стороны татар.

Между тем революционное движение в России все более и более углуб-лялось. Вскоре после моего приезда в Тифлис (в конце октября 1917 г.) полу-чены были сведения из Москвы о захвате там власти большевиками. Начался полный развал армии. Взбунтовавшиеся банды солдат потянулись с фронта домой беспорядочной, шумливой вооруженной толпой, угрожая безопаснос-ти лежащих на пути городов. Связь с центральным русским правительством прекратилась. В это время, пользуясь положением вещей, грузины решили осуществить давнюю заветную мечту — провозгласить свою независимость. Вчерашние представители грузинского народа в Государственной думе, а во время революции — в совете рабочих и солдатских депутатов, Чхеидзе, Чхен-кели и Гегечкори, убежденные интернационалисты — социал-демократы, меньшевики, неожиданно на родине превратились в ярых националистов -патриотов. Было срочно созвано Учредительное собрание. Провозглашена независимость Грузии, выработаны основные законы — и Грузия преврати-лась в самостоятельную социалистическую республику.

Необходимо признать, что грузины оказались опытными и искушенны-ми дельцами в революционной работе. Отдавая дань требованиям револю-ции, они сумели, однако, все эти требования направлять в желательном для их руководителей смысле. Так, например, по образцу Центральной России и у них образовался совет рабочих и солдатских депутатов, хотя собственно в Грузии рабочих вообще мало, а фабричных рабочих почти нет, так как там всего имеется 2-3 табачные фабрики, а своих солдат вначале и вовсе не было. Тем не менее — зараза сильнее логики — и такой совет образовался. Но руководители грузинского самостийного движения сумели и этот рево-люционный институт захватить фактически в свои руки. В сущности, члены совета рабочих и солдатских депутатов, члены Учредительного собрания и, наконец, члены парламента — если и не были одни и те же лица, то во всяком случае были политические единомышленники, не только не мешав-шие друг другу, а напротив того, взаимно друг друга поддерживающие.

Из грузин наиболее энергичными и боевыми работниками оказались имеретины. Грузины подразделяются на несколько племен: на карталинцев, живущих в низовьях главным образом в Тифлисской губернии, на имеретин, мингрельцев и абхазцев, живущих в Кутаисской губернии. Из них карталин-цы наиболее мирные жители Грузии. Более горячим темпераментом отлича-ются имеретины и вообще жители гористых местностей. В мирное время имеретины главным образом занимались отхожими промыслами, к чему по-буждала их как скудность их природы, так и прирожденная предприимчи-вость характера. Лучшие повара и прислуга как в Закавказье, так и на Север-ном Кавказе были по преимуществу из имеретин. Когда же социалистичес-кие учения и революционное движение стали проникать в Закавказье, наи-более восприимчивыми последователями их оказались имеретины. Они же захватили революционное и самостийное движение и в Грузии. Основы языка у всех грузин общие, но каждое племя имеет свои особенности, свое произношение и свои обороты речи. Понимают они друг друга сравнитель-но свободно. Почти все фамилии в Карталинии оканчиваются на «швили» — Мгалоблишвили, Хошиашвили и др. «Швили» В переводе означает «сын», у имеретин фамилии оканчиваются на «дзе» — Чхеидзе, Думбадзе, Джа-марджидзе и др. «Дзе» по-имеретински тоже означает «сын». Таким образом фамилии как бы происходят от представителя рода, но, кроме того, в Име-ретии имеется много фамилий, происхождение которых может быть объяс-нено, вероятно, тем, что родоначальники их явились на Кавказ в давно прошлые времена с запада, так например: Орбелиани, Жордания и пр. Че-рез Кавказ, как известно, проходили почти все народы с востока на запад. Несомненно, что часть из них оседала на Кавказе, сохраняя свой тип и некоторые из старых обычаев. Особенно это можно наблюдать в горах, в горных аулах.

Немедленно же после объявления независимости Грузии сконструиро-валась и местная власть. Был избран постоянный парламент, образованы министерства, и во главе правительства встал старый социал-демократ Ной Жордания, бывший ранее мелким служащим у нефтяника Нобеля в Баку. Ночные рубашки с тесемками вместо галстука были сняты, и члены нового правительства надели крахмальные воротнички, облекались в визитки и свои социал-демократические головы покрыли буржуазными цилиндрами. Осо-бым щеголем оказался наиболее даровитый из них, Гегечкори, занявший пост министра иностранных дел. В числе первых его дипломатических шагов было расшаркивание перед немцами. Новоявленный дипломат оказался пло-хим политиком и верил в непобедимость немцев, будучи, очевидно, в душе большим поклонником немецкого бронированного кулака. Впрочем, о сно-шениях некоторых грузинских групп с немцами имелись сведения еще в 1914 г., в начале войны. Но слухам этим тогда не было придано значения ввиду того, что близкие ко двору представители грузинского дворянства, а за ними и все грузины считались беззаветно преданными престолу.

Грузинские министры оказались и хитрее и опытнее министров Вре-менного правительства. Они не разогнали всех служащих по администрации и полиции, как это сделали министры Временного правительства. Напротив того, все грузины, служившие по этим учреждениям, остались, а некоторые даже получили более ответственные посты. А суровости и энергии социали-ста министра внутренних дел, проявленных им в борьбе с врагами независи-мой Грузии и порядка в ней, мог бы позавидовать сам Плеве. Аресты, высыл-ки сыпались из социалистического рога изобилия, не считаясь ни с какими принципами и проблемами свободы, о которых еще так недавно кричали эти социал-демократы с трибуны русской Государственной думы.

Первой очередной заботой грузинского правительства явилась необхо-димость возможно скорее и безболезненнее сплавить из пределов Грузии самовольно возвращающихся с фронта русских солдат . Эта обязанность глав-ным образом была возложена на бывшего члена Петроградского совета рабо-чих и солдатских депутатов Чхеидзе, он встречал войска, произносил речи, убеждал солдат поскорее возвращаться домой, к ожидающим их семьям, и на всякий случай указывал им на возвышающуюся на противоположном пра-вом берегу р. Куры Давидовскую гору, говоря, что там сосредоточено гро-мадное количество пушек и в случае сопротивления в один миг все вагоны с солдатами будут «превращены в прах».

Как известно, Тифлис расположен в котловине по обоим берегам реки Куры. На левом берегу местность менее возвышенная, чем на правом. По самому высокому месту левого берега проходит главная ветвь Закавказской железной дороги, соединяющая Баку с Батумом. Правый берег Куры значи-тельно выше левого и заканчивается довольно высокой горой, возвышаю-щейся над городом — гора эта называется Давидовской — по церкви св. Давида, построенной посередине горы около небольшого ключа, бьющего из горы. По преданию, здесь некогда, когда еще вся гора была покрыта лесом, жил отшельник св. Давид. Здесь же, в ограде церкви, погребен бессмертный автор «Горя от ума» Грибоедов. Вот на этой горе грузины для устрашения возвращающихся с фронта солдат соорудили на вид грозную батарею из 2-х пушек, взятых у русских же.

Сладкими речами и пушечными угрозами грузинским властям удалось переправить возвращающиеся с фронта войска за пределы Грузии. Не менее удачными оказались и дипломатические попытки грузинского дипломата. В первой половине 1918 г., месяца теперь не помню, в Тифлис неожиданно прибыл небольшой эшелон германских войск с пушками и музыкой. И пора-зительная вещь. Утром пришли немцы, в полдень на главных улицах были поставлены по одному немецкому солдату без ружей с одним тесаком, и в городе сразу восстановился полный порядок; с этого дня можно было воз-вращаться домой глубокой ночью без всякого опасения нападений. Так силен был на востоке авторитет немцев. Немцы вели себя в Тифлисе тактично. Они установили полный порядок в городе. Штаб их расположился в одном из домов на Головинском проспекте. Каждый день около дверей штаба выве-шивались сведения о ходе войны. По вечерам на Головинском проспекте играла музыка; но дни немцев были уже сочтены. Грузинские дипломаты ошиблись.

После прорыва в сентябре 1918 г. Солунского фронта положение нем-цев стало тяжелым: фронт их еще держался, но они чувствовали надвигавшу-юся катастрофу. Объединившиеся под общим командованием маршала Фоша союзные войска готовились к решительному удару. Ввиду всего этого немцы спешно свертываются и покидают Тифлис. Грузинам волей-неволей при-шлось менять ориентацию и обратиться к англичанам.

Вскоре пришли англичане. Приход их не был так торжественен, как появление немцев. По-видимому, среди грузин они не пользовались таким обаянием. Да и сами англичане относились к грузинам холодно и свысока. Англичане во внутренние дела грузин не вмешивались и, как всегда и везде, задались целью извлечь побольше выгод из своего прихода на Кавказ. Они усиленно стали вывозить нефть из Баку и марганец из Грузии.

Как только Грузия объявила свою независимость, ее примеру последо-вали армяне и бакинские татары . На территории Эриванской и части Елиза-ветпольской губернии, населенной армянами, была образована Армянская республика, а на территории Бакинской и другой части Елизаветпольской губернии, населенной татарами, — Азербайджанская республика. Азербай-джаном до этого времени называлась часть персидской территории, при-мыкающая к России. Баку и его окрестности, до завоевания их русскими, составляли особое ханство, которым управляли Баки-ханы, бывшие васса-лами персидских шахов. На берегу Каспийского моря, над теперешним го-родом, возвышался замок Бакиханов. Ханство было бедное, жители занима-лись скотоводством и рыбной ловлею.

О нефти тогда и понятия не имели, а выбивавшиеся местами из земли газы способствовали созданию религиозного культа огнепоклонников, под-держивавших благодаря этим газам в своих капищах вечный огонь. После принятия персами ислама религия эта постепенно стала распространяться и среди бакинских и других кавказских татар и горцев. Род Бакиханов прекра-тился. Бакинская и Елизаветпольская губернии давно уже вошли не только в пределы русского государства, но понемногу стали приобщаться и к русской культуре. Представители местного населения в большинстве случаев были уже воспитанниками русских учебных заведений. Им и во сне не снилась независимость, которой у них к тому же, в сущности, никогда и не было. Но жизнь фантастичнее самой богатой человеческой фантазии. И вот бакинс-ким татарам неожиданно представилась возможность организовать собствен-ную нефтяную республику, и они для пущей важности решили изобрести себе предков — в лице якобы существовавшего некогда на их территории самостоятельного Азербайджана. Из всех новоявленных республик богаче всех была Азербайджанская республика, благодаря своим нефтяным источникам. Затем шла грузинская, имевшая марганцевые копи и уголь. Самой бедной оказалась армянская — у нее не было даже ни одного сколько-нибудь при-личного города. Ибо главный ее город, Эривань, представляет собой до-вольно захудалый провинциальный губернский городок, который нельзя сравнить даже с Баку, не только что с Тифлисом. Все три республики, в особенности в первое время, жили исключительно за счет оставшегося от России наследия в виде всевозможных складов продовольствия, обмундиро-вания и вооружения. Все это имущество они бесцеремонно поделили между собой, причем львиная доля всего досталась грузинам, потому что почти все крупные склады находились в Тифлисе и его окрестностях.

Ни фабричной, ни заводской, ни сельскохозяйственной промышленно-сти сколько-нибудь развитой не было ни в Грузии, ни в Армении. Перед новоявленными государственными образованиями неотложно встал вопрос о выяснении средств к существованию. Изысканием этих средств в первую очередь и занялись финансовые органы новых республик. Прежде всего они приступ или к печатанию своих собственных денежных знаков. Закавказские боны, выпущенные триединым правительством Закавказья, скоро были за-менены бонами — грузинскими, армянскими и азербайджанскими. Выпус-кались эти боны, конечно, без соблюдения эмиссионных правил и без обес-печения хотя бы части их золотой наличностью. В них лишь указывалось, что они обеспечиваются всеми государственными имуществами страны, но какова была ценность этих имуществ, едва ли знали и сами органы власти. Власть, казалось, больше заботилась о внешней красоте бон, щеголяя друг перед другом причудливыми рисунками эмблем своего государственного мо-гущества на своих кредитных знаках, чем их действительной кредитоспособ-ностью. Как ни странно, но на Закавказской бирже — дальше их котировка не шла — грузинские боны стояли выше остальных, за ними следовали азер-байджанские и последними были армянские.

Одним из социалистических мероприятий грузинского правительства была национализация природных богатств. В самом Тифлисе существовали горячие серные источники, которые были использова-ны владельцами их, частными лицами, путем устройства над этими источни-ками общественных бань. Бани эти носили названия своих владельцев. Так, были бани: Ираклиевская, принадлежавшая некогда Ираклию, царевичу гру-зинскому, и перешедшая впоследствии к его наследникам; сумбатовская, принадлежавшая князьям Сумбатовым; Орбельяновская, при надлежавшая князьям Джамбакури-Орбельяновым, Бебутовская, принадлежавшая князь-ям Бебутовым; Мирзоевская, принадлежавшая известным одно время на Кавказе богачам Мирзоевым, и пр. Местное население охотно посещало эти бани, и доходность их росла по мере роста населения города. В 1913 г. в Тифлисском городском самоуправлении возбуждался было вопрос о скупке всех этих бань у частных владельцев и, ввиду целебных свойств их, об уст-ройстве в месте их расположения лечебного курорта. Начались даже перего-воры с собственниками, но война помешала осуществлению этого намере-ния. Грузинское социалистическое правительство решило вопрос проще, оно просто отняло эти бани со всеми постройками и принадлежащими к ним землями у частных владельцев — как природные богатства недр земли. Самая же национализация была произведена тоже несложно. С течением времени число владельцев отдельных бань значительно возросло. Ввиду этого, для удобства управления ими, бани эти обычно общим собранием владельцев их сдавались в аренду. Грузинское правительство пригласило арендаторов и объя-вило им, что впредь до особых распоряжений оно оставляет эти бани в их аренде и поручает им отныне арендную плату вносить в казну, ввиду нацио-нализации бань. Затем оно известило об этом собственников, обещая упла-тить им стоимость построек. Однако до самого своего крушения ничего им не уплатило.

Оставшись без хозяев и их постоянного наблюдения за чистотой и поряд-ком в банях и не уверенные в завтрашнем дне, арендаторы все силы свои напра-вили на возможно большую эксплуатацию вверенного им имущества, не обра-щая никакого внимания на состояние этого имущества. В результате уже через несколько месяцев бани оказались крайне запущенными и загрязненными.

Я выехал из Тифлиса [в Баку] в конце ноября 1918 года. Народу в поезде было очень много: наше купе было набито, на четырехместных диванах сидело по шести человек. Как только мы перевалили грузинскую границу, в вагонах стали появляться звероподобные лица, вооруженные до зубов; они открыва-ли двери купе, осматривали пассажиров и молча покидали вагон. Оказалось, что это татары из окрестных деревень, ищущие в поезде армян. Незадолго перед этим были погромы, сначала армяне громили татар, а затем татары армян. Страсти не успели улечься. В поезде передавали, что накануне татары извлекли из поезда двух армян и тут же на станции убили их.

На другой день утром мы прибыли в Баку. Меня сразу же поразила разница между Баку и Тифлисом. Баку с внешней стороны оставался таким же, каким он был до революции. Русская речь, русские люди, русские войска -отряд генерала Бичерахова. Жителям Баку после захвата власти в России большевиками пришлось пережить многое. Прежде всего, вскоре после боль-шевистского переворота в России — вспыхнуло большевистское восстание и в Баку. При содействии рабочих местным армянским и русским большевикам удалось захватить власть в свои руки. Немедленно же были национализирова-ны все частновладельческие нефтяные промыслы. В это время армянами был устроен жестокий погром мусульман, были разрушены и уничтожены огнем несколько зданий и много народу убито и искалечено.

Большевизм недолго продержался в Баку. Почти одновременно с при-ходом в Тифлис немцев прибыли в Баку турки. Они быстро ликвидировали большевизм и восстановили в городе порядок, но и турки пробыли в Баку недолго. После прорыва Солунского фронта турки, так же как и немцы, покинули Кавказ. После их ухода вскоре вспыхнул погром армян, устроен-ный турками, своей жестокостью не уступавший армянскому погрому. В се-редине 1918 г. в Баку с персидского фронта прибыл генерал Бичерахов со своим отрядом. Благодаря присутствию русских войск в городе быстро вос-становился порядок. К этому времени и власть в новообразованной респуб-лике успела окончательно сконструироваться. Во главе правительства встал присяжный поверенный Хан Хойский. Образован был парламент, в который вошли несколько русских членов. Затем составлен был коалиционный Совет министров с двумя русскими министрами — бывшим членом совета при на-местнике кавказском от Министерства финансов И.Н. Протасьевым в каче-стве министра финансов и местным коммерсантом Лизгаром в качестве ми-нистра торговли и промышленности.

Отряд Бичерахова весною 1919 г. ушел к Деникину. Из Баку на смену ему пришли англичане. Англичане относились к бакинцам довольно благожела-тельно. Они посоветовали им расширить коалицию и предоставить в мини-стерстве два или один портфель армянам. Этот совет формально был принят, хотя фактически почти не осуществлялся, слишком велика была взаимная не-приязнь между армянами и татарами, в особенности после недавних взаимных погромов. После прихода англичан бакинцы окрепли и новоявленная Азер-байджанская республика стала постепенно разворачиваться. Значительная часть служащих в азербайджанских казенных учреждениях состояла из русских. От-ношения к ним местных властей и населения были самые доброжелательные, и сравнивать эти отношения с отношениями грузин и армян не приходится. Интересно отметить то обстоятельство, что в Азербайджанской республике все делопроизводство и вся официальная переписка велись на русском языке, ко-торый, к слову сказать, являлся и международным языком в сношениях между собой всех трех закавказских республик. Только в парламенте говорили по-турецки, да и то не все. Установить точно юридическую природу закавказских республик довольно трудно, так как они не успели кристаллизироваться и находились еще в периоде организационном и революционном.

Грузинская республика по своей конструкции — с парламентом, с от-ветственным министерством — вполне отвечала принципам народовластия. Что касается Азербайджанской республики, то она носила довольно смешан-ный характер. Министры здесь назначались и не из членов парламента, кро-ме того, не был ясно проведен принцип ответственного министерства, ибо в своей работе они больше отчитывались перед главою правительства, чем пе-ред парламентом. Некоторые из министров, как, например, русские мини-стры, и вовсе не ходили в парламент, а с другой стороны, парламент был не только законодательным органом, но и органом управления и надзора и до-вольно бурно обсуждал все вопросы жизни и управления страной, хотя иног-да и с большим запозданием.

Армянская республика представляла собой нечто среднее между Азер-байджанской и Грузинской республиками. Во всех трех республиках не было звания президента республики, а его обязанности исполнял глава правитель-ства. Таким главою в Грузии был Ной Жордания, в Азербайджане - Хан Хойский, а в Армении, если память не изменяет мне, Хатисов. Особеннос-тью Азербайджанской республики была ее армия, организованная полным генералом русской службы Мохмандаровым, кавалером двух офицерских Георгиев. Эта армия была устроена, вооружена и обмундирована по русско-му образцу. Сам генерал Мохмандаров все время ходил в русской военной форме, с двумя Георгиями, и пуговицы на мундире носил с орлами. Почти весь офицерский состав состоял из бывших русских офицеров, вследствие чего и команда, по крайней мере первое время, велась на русском языке. Никто этому не удивлялся и никто против этого не протестовал. А сам Мох-мандаров даже в парламенте говорил по-русски.

В этом отношении татары сильно отличались от грузин. В Грузии с пер-вых же дней объявления независимости во всех учреждениях не только пере-писка, но и разговоры стали вестись на грузинском языке. Армия тоже была организована на особый, грузинский, вернее, западноевропейский, образец, хотя и была вся обмундирована и вооружена русским обмундированием и русским оружием. Весь офицерский состав грузинской армии был заполнен грузинами, служившими в русской армии. Вообще русских на грузинской службе осталось очень мало, вот почему большинство русских перебралось в Баку. Не стеснял русских в Азербайджане и вопрос о подданстве, так как с этим вопросом, по крайней мере по отношению к русским, там не счита-лись. Русские, несмотря на свое подданство, могли занимать всякие должно-сти, до министра включительно. Хотя закон о подданстве и был принят парламентом, но на практике он почти не применялся до конца дней Азер-байджанской республики. Тогда как грузины успели провести в жизнь свой закон о подданстве. По этому закону, между прочим, автоматически стано-вились грузинскими подданными все лица, проживающие в пределах Грузии с известного срока (до объявления Грузией своей независимости). При этом лица, не желавшие переходить в грузинское подданство, обязаны были зая-вить об этом в течение определенного срока.

Из всех народностей Кавказа более всех любимы были в России — гру-зины, из всех народностей Кавказа после революции хуже всего стали отно-ситься к русским — грузины. И, как ни странно, татары — мусульмане -оказались самыми благодарными России за то, что она сделала для них . При этом многие татары искренне заявляли, что они не радуются своей независи-мости, не верят в нее, что им при русской власти жилось неизмеримо лучше, чем при своей независимости. Об этом неоднократно говорили лично мне многие крупные бакинские деятели. Так думали не только интеллигентные люди, так думал и простой народ.

Окончание статьи и ее полную версию П. Н. Перцов. Воспоминания.
История жизни русского предпринимателя, который построил знаменитый дом в Москве. Петр Николаевич родился в небогатой дворянской семье. Но выбрал деятельность в перспективной сфере - железные дороги. Воспоминания начинаются с детских счастливых лет в небольшом имении в провинции, затем гимназия, Институт путей сообщения, работа на казенных железных дорогах. Небольшое жалование и трудности продвижения по службе заставляют через некоторое время перейти в коммерческую сферу. И дела пошли удачно. Железные дороги развиваются, доходы растут. В книге есть затянутые места с перечислением всяких деловых отношений. Но интересно, Перцов в своем деле не занимался ни коррупцией, ни откатами, выигрывал конкурсы благодаря низкой цене или хорошей репутации. Хотя упоминает - что проходимцы были. Революцию Перцов пережил тоже в деловых отношениях. Это его отличает: какая бы проблема не появлялась, надо решать её сообразно обстоятельствам.

Нина Аносова. Пока ещё ярок свет.
Книга представляет интерес как описание детства начала ХХ века. Автор росла в семье "среднего класса", где были удачные времена и большие заработки отчима, а были и времена без работы, вынужденной экономии. В Петербурге девочка ходит в детский сад, но он дорогой, при частной гимназии. Старшая сестра попадает в хороший институт, который посещает императрица Мария Федоровна. Интересное описание поездки на лето к родственникам. Гимназия в Мариуполе, куда семья вынуждена переехать в поисках работы. Революция и гражданская война на юге России. Очень трагично - как теряются связи с родственниками, друзьями. Люди бегут от войны, скитаются, прячутся, и ничего не известно - что произошло с любимой тётей или лучшей подругой. В конце книги автор, пятнадцатилетняя девочка, чувствует себя ответственной за судьбу семьи. Приходится оставить надежда на лучшее и выехать за границу.

Ольга Лодыженская. Ровесницы трудного века.
Автор родилась на рубеже ХХ века в небогатой дворянской семье. Отец рано умер, мать снимала квартиры. Наследство от дедушки - старая усадьба, требующая ремонта. Родственники оплатили Ольге и её сестре обучение в женском институте в Москве. Возможно, тоскливая обстановка там, нудные правила, создали у девушек, как сейчас говорят, "протестное настроение". Обе девушки и их мама, ещё молодая женщина, лояльно встретили революцию, и даже стали поддерживать большевиков. В Подмосковье, где они жили, не было ужасов революции. А большевики, которые им встречались, были настроены нейтрально, справедливо даже. Имение семья покинула добровольно, потому что не захотели заниматься сельским хозяйством. Вскоре девушки устраиваются на работу в советские учреждения, и потом мама тоже. Им интересна новая жизнь. И они решают ехать с Красной армией помогать устанавливать советскую власть. Воспоминания заканчиваются 1927 годом. "Дальше было только хуже" - пишет автор.

Гарри остаётся в его квартире непримечательными мелочами, разбросанными то тут, то там по разным углам маленьких, тёмных комнат. Его зажигалка навсегда теряется меж старых книг на узких полках, а под забытую чашку чая на журнальном столике никогда не забирается пыль. Каждый день и каждую секунду Солнце медленно движется по эклиптике вокруг Земли. Они живут в эпоху Водолея, и Гарри, оборачивая свои руки вокруг шеи Луи, касаясь прохладными пальцами гладкой кожи, говорит ему о том, что это хороший знак. В это время - в их время - всё будет по-другому. Лучше. Крепче. Счастливее. Гарри внимательно смотрит на него своими влажными зелёными глазами, едва слышно спрашивая: «Правда ведь, Луи?» Луи ничего не смыслит в астрологии и вряд ли сможет найти на небе хотя бы одно созвездие, но кивает, касаясь губами лба Гарри, и закрывает глаза. Сердце глухо стучит в его груди и даже ни на секунду не сбивается с ритма. Гарри оставляет в его квартире удушливый запах надежды, проникающий в каждую щель, впитываясь в мебель, в жёлтые, выцветшие занавески на темных окнах и в Луи . От него никуда не деться, и даже серый дым сигарет не в силах его перебить. Луи зарывается с головой под одеяла, и просто вспоминает, вспоминает, вспоминает. Не по собственной воле, а оттого что от воспоминаний - как и от плотного воздуха - не скрыться. Что-то медленно сжимается в его груди и изнутри царапает ногтями. Совесть ли? Луи крепко зажмуривается, пытаясь избавиться от этого не к месту надоедливого чувства и от тихого голоса, настойчиво шепчущего прямо на ухо: «Правда ведь, Луи?» Каждую ночь Гарри громко смеётся, вскидывая голову, отчего его волосы мягкими волнами ниспадают вниз по спине. Гарри смеётся, и смех его разносится по лесу, пугая редких птиц. Хлопот их крыльев теряется где-то в зеленых кронах вековых деревьев, и Луи прижимается спиной к стволу одного из них, чувствуя, как в кожу, даже сквозь одежду, впивается жесткая кора. Он тянет Гарри на себя, сплетая пальцы и вдыхая - непривычно так сильно и полной грудью - свежий воздух с запахом мокрой травы. Гарри смотрит на него долгим, доверчивым взглядом, от которого - Луи знает - никуда не спрятаться, даже если закрыть глаза. Он въедается глубоко под кожу, оставаясь на языке горьким привкусом отчаяния и дешевого кофе. Гарри смотрит на него и едва слышно спрашивает: «Правда ведь, Луи?» Луи захлёбывается в обещаниях, пустых, как воздушные шарики. Он теряет им счёт, и вряд ли помнит, что Гарри спрашивает в этот раз, но всё равно кивает, приподнимая уголки губ в почти искренней улыбке. И Луи просыпается каждую ночь, короткими вздохами заполняя лёгкие тяжёлым воздухом, пропитавшимся воспоминаниями. Он щекочет ноздри, заставляя быстро биться уже по-настоящему уставшее сердце. В его спину как будто всё ещё впивается жёсткая кора, и смех никак не желает уходить прочь из его головы. Луи садится в постели, прислушиваясь к размеренному дыханию рядом. Гарри остаётся в его квартире непримечательными мелочами, разбросанными то тут, то там по разным углам маленьких, тёмных комнат. Его зажигалка навсегда теряется меж старых книг на узких полках, а под забытую чашку чая на журнальном столике никогда не забирается пыль, но только вещи в шкафу постепенно вытесняются чужими, а пустая чашка - больше не его. Луи проводит рукой по лицу, прикрывая глаза и на автомате кивая. Просто так, в пустоту. По привычке. Они живут в эпоху Водолея, и у них обязательно всё будет хорошо, за исключением того, что наречие «вместе» не вписывается в это предложение. Правда ведь, Гарри?

Мое первое воспоминание – день рождения брата: 14 ноября 1991 года. Я помню, как отец вез бабушку, дедушку и меня в больницу в Хайленд парке в Иллинойсе. Мы ехали туда, чтобы увидеть новорожденного брата.

Я помню, как меня привели в палату, где лежала мама, и как я подошел, чтобы заглянуть в люльку. Но лучше всего я запомнил, какая программа шла тогда по телевизору. Это были последние две минуты мультфильма «Паровозик Томас и его друзья». Я даже помню, какая была серия.

В сентиментальные моменты жизни я чувствую, что запомнил рождение брата, потому что это было первое событие, заслуживающее, чтобы о нем помнили. Возможно, в этом есть доля правды: исследование в области ранней памяти демонстрируют, что воспоминания часто начинаются со значимых событий, и рождение брата – классический пример.

Но дело не только в важности момента: первые воспоминания большинства людей относятся к возрасту около 3,5 лет. На момент рождения брата мне было как раз столько.

Когда я говорю о первом воспоминании, конечно же, я имею в виду первое осознанное воспоминание.

Кэрол Петерсон, профессор психологии Memorial University Newfoundland, доказала, что маленькие дети могут помнить события с 20-мясячного возраста, но эти воспоминания в большинстве случаев стираются к 4-7 годам.

«Мы привыкли думать, что причина, по которой у нас отсутствуют ранние воспоминания, в том, что у детей нет системы памяти, или они просто все очень быстро забывают, но это оказалось неправдой, – говорит Петерсон. – У детей хорошая память, но сохранятся ли воспоминания, зависит от нескольких факторов».

Два наиболее значимых, как объясняет Петерсон, это подкрепление воспоминаний эмоциями и их связность. То есть наделены ли истории, которые всплывают в нашей памяти, смыслом. Конечно, мы можем помнить и не только события, но именно события чаще всего становятся основой для наших первых воспоминаний.

В самом деле, когда я спросил специалиста в области психологии развития Стивена Резника о причинах детской «амнезии», он не согласился с употребленным мной термином. По его мнению, это устаревший взгляд на вещи.

Резник, который работает в University of North Carolina-Chapel Hill, напомнил, что вскоре после рождения младенцы начинают запоминать лица и реагировать на знакомых людей. Это результат работы так называемой опознающей памяти. Способность понимать слова и учиться говорить зависит от оперативной памяти, которая формируется, примерно, к шести месяцам. Более сложные формы памяти развиваются к третьему году жизни: например, смысловая память, которая позволяет запоминать абстрактные понятия.

«Когда люди говорят, что младенцы ничего не помнят, они имеют в виду событийную память», – объясняет Резник. В то время как наша способность помнить события, произошедшие с нами, зависит от более сложной «ментальной инфраструктуры», чем другие виды памяти.

Здесь очень важен контекст. Чтобы запомнить событие, ребенку нужен целый набор понятий. Так, чтобы запомнить день рождение брата, я должен был знать, что такое «больница», «брат», «люлька» и даже «Паровозик Томас и его друзья».

Более того, чтобы это воспоминание не забылось, оно должно было сохраниться в моей памяти в том же языковом коде, который я использую сейчас, будучи взрослым человеком. То есть у меня могли быть и более ранние воспоминания, но сформированные зачаточными, доречевыми способами. Однако по мере овладения языком мозг развивался, и эти ранние воспоминания стали недоступны. И так с каждым из нас.

Что же мы теряем, когда стираются наши первые воспоминания? Я, например, потерял целую страну.

Моя семья эмигрировала в Америку из Англии в июне 1991 года, но у меня не сохранились никакие воспоминания о Честере – городе моего рождения. Я рос, узнавая об Англии из телепрограмм, а также кулинарных привычек, акцента и языка родителей. Я знал Англию как культуру, но не как место или родину…

Однажды чтобы удостовериться в подлинности моего первого воспоминания, я позвонил отцу расспросить о деталях. Я опасался, что выдумал приезд бабушки и дедушки, но оказалось, они действительно прилетали повидать новорожденного внука.

Отец сказал, что брат родился ранним вечером, а не ночью, но принимая во внимание, что это была зима, и темнело рано, я мог принять вечер за ночь. Он также подтвердил, что в палате были люлька и телевизор, но сомневался в одной важной детали – в том, что по телевизору шел «Паровозик Томас и его друзья»».

Правда, в данном случае можно сказать, что эта деталь закономерно врезалась в память трехлетнего ребенка и выпала из воспоминаний отца новорожденного. Было бы весьма странно добавить такой факт спустя годы. Ложные воспоминания действительно существуют, но их конструирование начинается гораздо позже в жизни.

В исследованиях, которые провела Петерсон, маленьким детям рассказывали о якобы произошедших в их жизни событиях, но почти все отделили реальность от выдумки. Причина, по которой дети более старшего возраста и взрослые начинают латать дыры в своих воспоминаниях выдуманными деталями, как объясняет Петерсон, заключается в том, что память конструируется нашим мозгом, а не просто представляет череду воспоминаний. Память помогает нам познавать мир, но для этого нужны цельные, а не обрывочные воспоминания.

У меня есть воспоминание о событии, которое хронологически предшествует рождению брата. Я туманно вижу себя сидящим между родителями в самолете, летящим в Америку. Но это не воспоминание от первого лица, в отличие от моего воспоминания о посещении больницы.

Скорее, это «ментальный снимок» со стороны, сделанный, а лучше сказать сконструированный, моим мозгом. Но интересно, что мой мозг упустил важную деталь: в моем воспоминании мама не беременна, хотя на тот момент живот уже должен был быть заметен.

Примечательно, что не только истории, которые конструирует наш мозг, меняют наши воспоминания, но и наоборот. В 2012 году я полетел в Англию, чтобы увидеть город, в котором родился. Проведя в Честере меньше дня, я чувствовал, что город был удивительно знаком мне. Это ощущение было неуловимым, но безошибочным. Я был дома!

Было ли так потому, что Честер в моем взрослом сознании занимал важное место как город рождения, или же эти чувства были спровоцированы реальными доречевыми воспоминаниями?

По мнению Резника, вероятно последнее, так как опознающая память наиболее устойчива. В моем случае, «воспоминания» о городе рождения, которые я сформировал в младенческом возрасте, вполне могли сохраняться все эти годы, пусть и смутными.

Когда люди в Честере спрашивали меня, что делает одинокий американец в маленьком английском городе, я отвечал: «Вообще-то я отсюда родом».

Впервые в жизни я почувствовал, что ничего внутри не сопротивлялось этим словам. Теперь я уже не помню, шутил ли вслед: «А что, по моему акценту не заметно?» Но со временем, я думаю, эта деталь может стать частью моего воспоминания. Ведь так история выглядит интереснее.