В каком году примаков был премьер министром. Евгений Сандро (Примаков)
Евгений Примаков был выдающимся политическим деятелем СССР и РФ в конце ХХ и начале ХХІ веков.
Он был министром иностранных дел, руководителем российской разведки, руководил Советом Союза Верховного Совета СССР.
В период президентства Б.Н. Ельцина был премьер-министром правительства страны. Он был известным ученым-востоковедом и академиком.
Это был деятель мирового масштаба, который пользовался огромным уважением в стране и за рубежом. Его отличала непоколебимость и прагматичность в защите интересов своей родины.
Дата рождения Евгения Примакова
Родился 29.10.1929г в Киеве.
Детство Евгения Примакова
После рождения Евгения, мать перебралась к родственникам в Тифлис, где в доме бабушки прошли детство и юность будущего политического деятеля.
Евгений Примаков с мамой фото
Окончив семь классов школы, стал курсантом (1944г) Бакинского военно-морского подготовительного училища, где успел пройти практику на учебном судне. Однако, спустя два года Е. Примаков был по состоянию здоровья отчислен из училища в связи с выявлением признаков туберкулеза.
Продолжил учебу в средней школе, где учителя выделяли его математические способности и склонность к изучению иностранных языков. Эти качества позволили ему в 1948 году после окончания школы поступить в Московский институт востоковедения.
Родители Примакова
Воспитывала будущего политика в основном его мать Анна Яковлевна, которая после рождения ребенка переехала к своей матери в столицу Грузии. Она была акушеркой-гинекологом в больнице Закавказской железной дороги. Затем работала в женской консультации трикотажного комбината. Помогала присматривать за мальчиком его бабушка.
Как следует из мемуаров самого Евгения Максимовича, своего отца он не видел, про него почти нет никакой информации, предположительно он был арестован в 1937г и в гулаге след его пропадает. Впоследствии мать Примакова вышла замуж за генерала грузинского НКВД. Она умерла в 1972 году.
Биография Примакова
В 1953 году он получил диплом специалиста по арабским странам и обучался в аспирантуре экономического факультета Московского госуниверситета имени Ломоносова. Молодого талантливого ученого заметили и пригласили на работу в Госкомитет по телевидению и радиовещанию СССР. Здесь он работал корреспондентом заместителем главного редактора и главным редактором, организовывал вещание на страны арабского мира.
Евгений Примаков фото
В 60-е годы прошлого века работал в газете «Правда», был собственным корреспондентом этого издания на Ближнем Востоке. Здесь он близко познакомился с виднейшими представителями политических элит этого региона. Исследуя экономические и политические проблемы арабских стран, он в 1959 году стал кандидатом экономических наук, защитив диссертацию по вопросам экспорта капитала в эти страны.
Через десять лет стал доктором наук за исследование социального и экономического развития Египта. Руководил академическими институтами востоковедения, мировой экономики и международных отношений. Был академиком союзной академии наук профессором академии по подготовке дипломатических кадров. В 1980-х годах начинает активно заниматься политической деятельностью.
Избирался народным депутатом СССР, председателем Совета Союза СССР, в состав Президентского Совета и в Совет безопасности СССР. В сентябре 1991 г. переходит на работу первым заместителем председателя Комитета госбезопасности СССР. С конца 1991 по январь 1996 года руководил службами разведки Союза и внешней разведки России. В январе 1996 года назначается Министром иностранных дел РФ. В этой должности работает до сентября 1998 года.
В качестве руководителя внешнеполитического ведомства страны, сумел провести некоторые реформы, которые усилили дипломатические позиции государства.
Премьер-министр Примаков, реформы
В сентябре 1998 года Госдума РФ утвердила Примакова Е.М. председателем правительства России. В своих выступлениях после назначения он указывал на приверженность проводимым в стране реформам. Это проявлялось активной работе по привлечению иностранных инвестиций для развития экономики, стабилизации социальной ситуации.
За непродолжительный период на посту премьера Примакову, согласно опросам общественного мнения, удалось добиться стабилизации в экономике и социальном развитии. Укрепился авторитет России в мире, ее политические и экономические связи с другими государствами.
В этом все большую роль стало играть правительство страны. Однако, из-за опасений относительно излишней самостоятельности главы правительства, его недостаточной лояльность к президенту Б.Н. Ельцин у, Примаков Е.М. был освобожден от должности по мотивам замедления реформ и необходимости придания им нового импульса. По оценкам того времени подавляющее большинство населения отрицательно восприняло такое решение.
Семья Евгения Примакова
Евгений Максимович женился на Лауре Харадзе в 1951г. В 1954г родился сын Александр. В 1962г родилась дочь Нана. Жена умерла в 1987г, сын умер в 1981г. Есть внуки.
Причина и дата смерти Примакова, где похоронен
Е. М. Примаков продолжительное время страдал от рака печени. Операции и лечение у лучших специалистов в стране и за рубежом результата не дали. Он умер 26 июня 2015 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Ему были отданы воинские почести. В последний путь его провожали высшие деятели государства и духовенства. Церемония похорон транслировалась центральным телевидением.
Награды и премии Евгения Примакова
Ордена - Орден Трудового Красного Знамени (1975г), Орден Дружбы Народов (1979г), Орден Знак Почета (1985г), Орден За заслуги перед Отечеством III степени (1995г), Орден За заслуги перед Отечеством II степени (1998г), Орден За заслуги перед Отечеством I степени (2009г) и др. Награжден многими иностранными орденами и медалями.
Лауреат премии им.Насера (1974г), Лауреат Государственной премии (1980г), Лауреат премии Авиценны (1983г), Лауреат премии Золотой Водолей (2003г) и др.
- С именем Е.М. Примакова связан эпизод, когда в марте 1999 года, направляясь с официальным визитом в Америку, он, узнав о НАТОвском решении бомбить Югославию, приказал над Атлантическим океаном развернуть самолет и вернуться в Москву. Политологи отмечают, что так впервые было продемонстрировано миру, что Россия не терпит разговоров с позиции силы и возрождает свой статус великой державы.
- Согласно сведениям авторитетных британских изданий, во время командировки на Ближний Восток, Примаков больше занимался сбором разведывательной информации для высшего руководства страны. Он в это время был кадровым разведчиком с позывным «Максим».
- Его многие научные и публицистические работы неоднократно переводились на английский, арабский, болгарский, греческий, итальянский, китайский, немецкий, французский, японский и другие языки и переиздавались за рубежом.
- В августе 1991 года Примаков Е.М. вместе с другими политиками поддерживал Горбачев а М.С. и выступал против ГКЧП.
- При назначении на должность в КГБ СССР он отказался от звания генерала, став первым в истории страны гражданским руководителем разведки.
Лауреат Государственной премии СССР, директор Института востоковедения АН СССР (1977-1985), директор ИМЭМО АН СССР (1985-1989), директор Службы внешней разведки России (1991-1996), министр иностранных дел РФ (1996-1998), председатель правительства РФ (1998-1999),
Президент Торгово-промышленной палаты РФ, академик Российской академии наук.
Мать – Примакова Анна Яковлевна (1896–1972). Первая супруга – Лаура Харадзе (1930–1987). Сын – Примаков Александр Евгеньевич (1954–1981). Дочь – Нана (1962 г. рожд.). Внуки: Евгений (1984 г. рожд.), Александра (1982 г. рожд.), Мария (1997 г. рожд.). Супруга – Примакова Ирина Борисовна(1952 г. рожд.).
Тбилиси, 1937 год. Все вокруг провалилось. Те, с кем моя мама дружила, встречалась, водила знакомство, – все рухнуло. Маминого брата (они оба были врачи-гинекологи) арестовали в Баку и, как стало известно позже, этапировали в Тбилиси, где расстреляли. Он был бесконечно далек от политики. Через много лет мне стало известно, что главным «вещественным доказательством» его принадлежности к «антисоветской группе» стал найденный при обыске юнкерский кортик – Александр Яковлевич действительно несколько месяцев перед революцией служил юнкером.
Своего отца я никогда не видел. У мамы я был единственный ребенок – свет в окошке. Она родила меня уже в достаточно зрелом возрасте и жила мною. Она работала в Железнодорожной больнице и была, как говорили, превосходным акушером-гинекологом. Но ее оттуда попросили, и она не без труда нашла работу в женской консультации Тбилисского прядильно-трикотажного комбината. Оставалась там единственным врачом непрерывно 35 лет. Комбинат находился далеко от центра города, а во время войны мама еще взяла и вторую работу – в другом конце Тбилиси. Приходила домой лишь вечером, загружая себя до предела, чтобы я был накормлен и одет в то нелегкое для всех военное время. Ее любили работницы, уважали и побаивались руководители комбината – она не стеснялась в выражениях, если, к примеру, беременных женщин не отпускали в положенный отпуск или ставили в третью смену. Я узнал обо всем этом из прощальных слов на похоронах матери 19 декабря 1972 года – в последний путь ее провожал почти весь Тбилисский прядильно-трикотажный комбинат.
Мама никогда не состояла в партии, не произносила зажигательных речей, не поддерживала разговоров на политические темы. Но это вовсе не означало ее политической инфантильности. Помню, как уже будучи студентом, в самом начале пятидесятых годов приехал на каникулы в Тбилиси и разговорился с матерью на «сталинскую тему». Сознаюсь, был в ужасе от ее слов о том, что Сталин – «примитивный душегуб». «Да как ты можешь, ты хоть что-нибудь читала из трудов этого “примитивного человека”? – полез я на рожон. Меня сразил спокойный ответ матери: «И читать не буду, а ты пойди и донеси – он это любит». Я никогда больше не возвращался к этой теме.
Евгений с матерью жили в Тбилиси в общей квартире без элементарных удобств, в 14-метровой комнате. Целыми днями Женя с ребятами пропадал на улице. Окончив семь классов, он объявил матери, что хочет поступать в Бакинское военно-морское подготовительное училище. Мать уговаривала передумать, потом – отпустила.
Я провел в училище два, скажем прямо, нелегких года, прошел практику на учебном корабле «Правда». Когда уже казалось, что все трудности адаптации позади, был отчислен по состоянию здоровья – обнаружили начальную стадию туберкулеза легких. Тут же примчалась в Баку моя дорогая мама. Я меньше всего думал о здоровье, в вагоне поезда Баку – Тбилиси стоял у окна, мимо проносились столбы, деревья, здания какие-то, а я ничего не видел. Глаза застилали слезы. В течение двух лет связывал свое будущее с флотом, а тут… Жизнь, считал, кончена.
Приехав в Тбилиси, Евгений заботами матери вылечился и окончил одиннадцатый класс в 14-й мужской средней школе. Учился хорошо, больше всего любил математику, историю, литературу. Преподаватели были очень сильные. Выпускники русских тбилисских школ абсолютно на равных и в то время без всякого блата выдерживали конкурсные экзамены в престижные московские институты. Среди них был и Евгений Примаков , поступивший в 1948 году в Московский институт востоковедения.
Приехали в Москву. Хорошо сдали вступительные экзамены. В тот год замаячила широкая потребность в специалистах по Китаю. Не исключаю, что поддался бы на уговоры и выбрал бы китайское направление, но задели на собеседовании слова профессора Евгения Александровича Беляева: «Вы, должно быть, решили пойти на арабский, так как вам мерещатся караваны в пустыне, миражи, заунывные голоса муэдзинов?» В ответ сказал твердо: прошу зачислить на арабский – баллов для этого у меня достаточно. Так и стал арабистом.
В институте больше всего любил страноведческие и общеобразовательные предметы. Блестящие лекции по исламоведению профессора Беляева, по различным разделам истории – профессоров Турка, Шмидта, по политэкономии – профессора Брегеля были настоящими праздниками. Гораздо меньше интереса я проявлял, к сожалению, к арабскому языку, что и сказалось тогда: по всем предметам, кроме арабского, в дипломе были пятерки, по арабскому на госэкзамене получил удовлетворительно…
Весной 1953 года Евгений Примаков окончил институт и поступил в аспирантуру Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова.
В марте умер И.В. Сталин. Нас – студентов, аспирантов, преподавателей – захлестнуло горе. На траурном митинге плакали многие. Выступавшие искренне недоумевали: сумеем ли жить без Сталина, не раздавят ли нас враги, уцелеем ли? Я чуть не поплатился жизнью, когда пытался через Трубную площадь пробиться к Колонному залу Дома Союзов, чтобы проститься с вождем. Была настоящая Ходынка, в страшной давке погибли десятки людей. Нас возмутили услышанные по радио абсолютно спокойные голоса Маленкова и Берия, выступавших с трибуны Мавзолея на похоронах Сталина. Наши симпатии были на стороне третьего выступавшего – Молотова, который еле сдерживал рыдания.
Так или иначе, XX съезд нас раскрепостил и оказал сильное влияние на формирование мировоззрения моего поколения. Конечно, впоследствии серьезное воздействие оказывали и другие события, но первым импульсом, заставившим мыслить по-иному, чем в прошлом, нужно считать XX съезд партии.
В аспирантуре экономического факультета МГУ Евгений Примаков учился в течение трех лет. Аспирантура давала очень многое: отличную теоретическую подготовку, учила работе с источниками, аналитическому осмыслению происходящего. Коллектив аспирантов был очень дружный – ходили вместе в театр, совершали вылазки на природу. На 3-м курсе института Евгений женился на тбилисской девушке Лауре Харадзе – студентке 2-го курса Грузинского политехнического института. После замужества она перевелась в Москву, на электромеханический факультет Менделеевского института.
В наше время многие ранние браки распадаются. Я прожил с Лаурой 36 лет. Вначале в житейском смысле нам было очень непросто. Свое собственное жилье, комнату в общей квартире, я получил лишь в 1959 году, уже работая в Гостелерадио. Это было настоящим счастьем: все годы до этого снимали, если повезет – комнату, если нет – угол. Особенно трудно стало, когда в 1954 году родился сын, – многие хозяйки предпочитали сдавать жилье семьям без детей, и поиски места проживания становились настоящей мукой. Мы вынуждены были отправить девятимесячного Сашеньку в Тбилиси, где до двух с половиной лет он жил у моей мамы.
Окончив аспирантуру МГУ в 1956 году, по приглашению Сергея Николаевича Каверина – главного редактора арабской редакции Главного управления радиовещания на зарубежные страны – Евгений Примаков поступил на работу в редакцию, с которой сотрудничал уже несколько лет, и стал профессиональным журналистом. За год он последовательно прошел путь корреспондента, выпускающего редактора, ответственного редактора, заместителя главного редактора. Вскоре после безвременной кончины Сергея Николаевича стал главным редактором.
Работа в иновещании дала очень многое. Прежде всего – умение быстро и при любом шуме подготовить комментарий на происходящие события. Вместе с тем для меня это была первая школа руководителя. В свои 26 лет я возглавил коллектив в 70 человек, среди которых, пожалуй, был самым молодым.
В 1958 году в качестве корреспондента Всесоюзного радио Евгений Примаков удостоился чести сопровождать Генерального секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева, маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского и других членов партийно-правительственной делегации в Албанию. Командировка эта запомнилась ему на всю жизнь.
Или по неопытности, или потому, что ответственность за выполнение порученной мне столь важной миссии – освещать по радио визит советского лидера в Албанию – отодвинула на задний план все формальные моменты, я решил вторгнуться в «святая святых» – в порядок публикования выступлений Генерального секретаря. Подошел к его помощникам и сказал: «Разрешите мне готовить для передачи на Московское радио изложение основных идей, высказываемых Никитой Сергеевичем». – «Если ты такой смелый, – сказал Шуйский, – пиши и передавай под свою ответственность». Я это и сделал.
Выпятив основные идеи речи Хрущева на первый план, продиктовал корреспонденцию по телефону нашим стенографисткам в Москве, а сам, довольный собой, пошел пить пиво. Вдруг подходит ко мне корреспондент «Правды» Ткаченко и говорит: «Иду из резиденции, там переполох, речь Хрущева решили не публиковать, но она улетучилась, и сейчас пошли на нее отклики во всем мире. Ищут, кто виноват в утечке». У меня сердце ушло в пятки. Я на минуту представил себе, как меня срочно отзывают в Москву, снимают с работы. Кстати, все тогда так и могло случиться. Увидев мое побледневшее лицо, Ткаченко ухмыльнулся: «Я пошутил. Напротив, Никите показали зарубежные отклики, и он очень доволен оперативностью». Очевидно, все было именно так, потому что я с этого момента спокойно передавал свои корреспонденции в Москву, и ни Шуйский, ни Лебедев (помощники Хрущева) мне не делали никаких замечаний. Правда, и не хвалили, просто не замечали.
В 1956 году Евгений Примаков стал старшим научным сотрудником Института мировой экономики и международных отношений АН СССР (ИМЭМО). К этому времени он подготовил диссертацию на тему о получении максимальных прибылей иностранными нефтяными компаниями, оперирующими на Аравийском полуострове. Имел и необходимые публикации на диссертационную тему. Защитить диссертацию до окончания срока аспирантуры не удалось – не мог себе позволить длительную паузу, необходимую для вторичного обсуждения диссертации и выполнения по ней всех формальностей в другом институте, где по правилам должна была проходить защита. Кандидатскую степень получил только четыре года спустя.
Членом КПСС Е.М. Примаков стал в 1959 году. С 1962 года начал работать в газете «Правда» обозревателем отдела стран Азии и Африки, с 1965 года – собственным корреспондентом «Правды» на Ближнем Востоке с постоянным пребыванием в Каире. Здесь он выполнял ответственные поручения Центрального Комитета, Политбюро ЦК КПСС. Много раз посещал север Ирака, где контактировал с руководителем курдских повстанцев Мустафой Барзани с целью сблизить его с Багдадом.
Советский Союз хотел мира в Ираке, симпатизировал освободительной борьбе курдов и в то же время стремился укрепить свои позиции в новом руководстве Ирака, которое пришло к власти в 1968 году. С багдадской стороны ответственным за переговоры с курдами был Саддам Хусейн . Е.М. Примаков встретился с ним в 1969 году, тогда же познакомился с Тариком Азизом – в то время главным редактором газеты «Ас-Саура». До подписания мирного соглашения в 1970 году Евгений Максимович совершил много поездок на север – сначала во время боевых действий к зимней резиденции Барзани по тропам на мулах, затем вертолетом. Он стал первым иностранцем, который встретился в 1966 году с совершившими переворот в Дамаске левыми баосистами – премьер-министром Зуэйном. Был также первым иностранцем, который встретился с генералом Нимейри, возглавившим переворот в Судане в 1969 году.
В 1969 году Е.М. Примаков защищает докторскую диссертацию по теме «Социальное и экономическое развитие Египта» и получает степень доктора экономических наук. В 1970 году принимает предложение директора ИМЭМО академика Н. Иноземцева стать его заместителем. Одновременно продолжает выполнять ответственные миссии по заданию советского руководства. Среди этих миссий – конфиденциальный полет в Оман для установления дипломатических отношений СССР с этим аравийским княжеством. Особое значение имели и строго конфиденциальные встречи с израильскими руководителями – Голдой Меир, Моше Даяном, Шимоном Пересом, Ицхаком Рабином, Менахемом Бегином. Целью всех этих контактов был зондаж возможности установления всеобщего мира с арабами.
С Ясиром Арафатом, Абу Айядом, Абу Мазеном, Ясиром Абдо Раббо и другими палестинцами Евгений Максимович познакомился, много беседовал, спорил, дружил с конца 1960-х – начала 1970-х годов. Многократно встречался и испытывал самые добрые чувства к иорданскому королю Хусейну. Откровенные и доверительные отношения установились у него с президентом Сирии Хафезом Асадом и Египта – Хосни Мубараком. В дальнейшем, являясь одним из ведущих экспертов по внешней политике на Востоке, он издает ряд книг по современной истории Востока.
В 1974 году Е.М. Примаков избирается членом-корреспондентом АН СССР, в 1977-м – становится директором Института востоковедения – важного академического исследовательского центра, сопоставимого по размерам со знаменитым ИМЭМО, в 1979 году – академиком АН СССР.
В самые застойные годы настоящим «островом свободомыслия» была Академия наук СССР. Парадокс заключался в том, что преобладающая часть ученых-естественников, а они задавали тон в академии, была так или иначе, прямо или косвенно связана с «оборонкой». Казалось бы, эта среда меньше всего подходила для политического протеста, больше всего должна была бы способствовать подчинению диктуемой сверху дисциплине. А получилось совсем не так.
Мы понимали, что следует отходить от догматических представлений и во внешнеполитической, и в военно-политической областях. С появлением у двух сторон ракетно-ядерного вооружения, способного уничтожить не только две сверхдержавы, но в случае его применения и весь остальной мир, стали относить мирное сосуществование между двумя системами к категории более или менее постоянной. Но при этом не забывали добавлять, что это отнюдь не притупляет идеологическую борьбу.
В 1970-х и первой половине 1980-х годов происходили только эпизодические контакты СССР с США и другими западными странами по правительственной линии. При этом особое значение приобрели дискуссии по наиболее злободневным внешнеполитическим вопросам на уровне организационно-общественном. По линии ранее созданного Советского комитета защиты мира, где Е.М. Примаков был заместителем председателя, предпринимались попытки разъяснить политику СССР, приобрести друзей и единомышленников за рубежом, апеллируя, как правило, к интеллигенции, деятелям науки, культуры.
Со временем стали возникать и другие каналы. Е.М. Примаков принимал непосредственное участие в закрытых обсуждениях, которые проводил ИМЭМО со Стратегическим центром крупнейшего в США научно-исследовательского института – Стенфордского (SRI). Одной из тем было сопоставление методик подсчетов военных бюджетов двух стран. Эта работа позволяла стать на путь сокращения вооружений. Участвовал в Пагуошском движении, имевшем международный характер, и в советско-американских Дартмутских встречах. Особую роль в организации этих встреч со стороны СССР играли институты ИМЭМО и ИСКАН. Американскую группу политологов возглавлял Дэвид Рокфеллер. Е.М. Примаков вместе со своим партнером Г. Сондерсом – бывшим заместителем госсекретаря США – были сопредседателями рабочей группы по конфликтным ситуациям.
Во время проведения очередной встречи в Тбилиси в 1975 году родилась идея пригласить американцев и наших коллег в грузинскую семью. Я предложил пойти на ужин к тете моей жены Надежде Харадзе. Профессор консерватории, в прошлом примадонна Тбилисского оперного театра, она жила, как все настоящие грузинские интеллигенты, довольно скромно. Чтобы достойно встретить высоких гостей, пришлось одолжить у соседей сервиз.
В результате весь дом, конечно, знал, что в гости приедет «сам Рокфеллер». Вечер удался – прекрасный грузинский стол, русские, грузинские и американские песни. Атмосфера была по-настоящему теплая и раскрепощенная. Д. Рокфеллер отложил вылет своего самолета и ушел вместе со всеми в три часа утра.
Впоследствии он много раз говорил мне, что тот чудесный вечер запомнился ему надолго, хоть вначале явно недооценил искренность хозяев и, может быть, считал все очередной «потемкинской деревней». Даже подошел к портрету Хемингуэя, висевшему на стене над школьным столиком моего племянника, и, отодвинув портрет, убедился, что стена под ним не выцвела – значит, не повесили к его приходу.
Большое значение имели встречи с японским Советом по вопросам безопасности «Анпокен», организованные со стороны СССР ИМЭМО. Инициатором этих встреч был И. Суэцугу. В диалоге с японской стороны активно участвовали лица, пользовавшиеся большим влиянием в либерально-демократической партии Японии. Вначале такие ежегодные «круглые столы» напоминали скорее разговор глухих. Но постепенно лед таял.
С каждым разом все более росло уважительное отношение друг к другу. Я, например, никогда не забуду того, как Суэцугу, узнав, что я потерял – это было в 1981 году – сына, всю ночь каллиграфически выводил иероглифы древнеяпонского изречения и подарил мне эту запись, смысл которой заключался в необходимости смиренно переносить все горести и трагедии, думая о Вечном.
Все большему сближению ИМЭМО с практической деятельностью в международных отношениях способствовало развитие абсолютно нового направления исследовательской работы с прямым выходом на политику – ситуационные анализы. Е.М. Примаков руководил разработкой методики «мозговой атаки» и большинством из таких обсуждений. В результате были спрогнозированы бомбардировки американской авиацией Камбоджи во время вьетнамской войны. После смерти Насера – поворот Садата в сторону Запада при его отходе от тесных отношений с СССР. Наконец, после победы «исламской революции» в Иране – неизбежность войны между этой страной и Ираком, которая и началась через 10 месяцев после проведения ситуационного анализа.
За разработку и осуществление ситуационных анализов группа ученых, которую возглавлял Е.М. Примаков, получила в 1980 году Государственную премию СССР. В 1985 году он стал преемником А.Н. Яковлева на посту директора ИМЭМО и до 1989 года руководил институтом.
В составе группы экспертов Е.М. Примакову довелось присутствовать на встречах М.С. Горбачева и Р. Рейгана в Женеве, Рейкьявике, Вашингтоне, Москве и видеть с близкого расстояния, как трудно начинался диалог и каких усилий стоило отвести мир от опаснейшей черты. Тем не менее сближение сторон продолжалось.
Накануне прихода к власти президента Дж. Буша состоялся визит М.С. Горбачева в Индию. Встреча в КНР с Дэн Сяопином, в которой участвовал Е.М. Примаков, практически открыла дверь для многостороннего сотрудничества СССР с Китаем.
Вскоре Евгению Максимовичу стало известно, что Горбачев планирует его назначение послом в Индию. От этого перспективного назначения он вынужден был отказаться, опасаясь за ухудшившееся здоровье жены.
Я не стал послом в Индии. А вскоре был избран кандидатом в члены ЦК КПСС, затем членом ЦК. Но жену потерял – она скончалась в 1987 году, и кто знает, может быть, индийский климат был бы не столь уж плохим для ее больного сердца?
Потерю жены – Харадзе Лауры Васильевны – переживал очень тяжело. Она была частью всей моей жизни. До сих пор ловлю себя на мысли о том, что она принесла в жертву мне, детям свой разносторонний, незаурядный талант. Широко эрудированная, прекрасно разбиравшаяся в искусстве, сама блестящий пианист, а по образованию инженер-электрохимик, однозначно прямолинейная, никогда не кривящая душой, неспособная соглашаться с ложью или лицемерием, в том числе и в официальной политике, интернационалист по всем своим убеждениям, но в то же время искренне восхищавшаяся лучшими чертами России и Грузии, очаровательная женщина – именно такой видели мою жену и я, и все те, кто был рядом со мной и с ней.
Через семь лет после смерти Лауры женился второй раз. Судьба оказалась ко мне после моих потерь благосклонной. Ирина – прекрасная женщина, друг, блестящий специалист – врач-терапевт. Ее любят и уважают все мои близкие. Во многих чертах своего характера она напоминает Лауру, которую не знала, но с исключительной теплотой относится к ее светлой памяти.
После смерти жены Евгений Максимович с головой ушел в работу в ИМЭМО. В 1988–1989 годах он – академик-секретарь Отделения мировой экономики и международных связей АН СССР, член Президиума АН СССР. Его избирают первым председателем только что созданного Советского национального комитета азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества. Во главе группы экспертов комитета совершил поездку по Приморскому, Хабаровскому краям, Амурской и Сахалинской областям.
Занимался тогда делами интересными и перспективными. Но опять подступали перемены в моей жизни. Хорошо помню тот майский день 1989 года. Сидел за столом в своем кабинете в ИМЭМО на 16 этаже и правил подготовленную сотрудниками записку о малом и среднем бизнесе в США. Вдруг зазвенел «кремлевский телефон» и в трубке раздался совершенно неожиданно для меня – он мне никогда не звонил до этого – голос Горбачева.
–Помнишь наш разговор в Пекине? Я уже тогда сказал, что есть планы в отношении тебя. Теперь предстоит их осуществить. Речь идет о твоей работе в Верховном Совете СССР.
– Ну что ж, Михаил Сергеевич, нужно так нужно, – ответил я, не сомневаясь, что мне как депутату предложат, пожалуй, возглавить комитет по международным делам.
– Хорошо отреагировал, – прозвучало в ответ. – Как ты отнесешься к предложению стать во главе одной из палат Верховного Совета?
Меня это совершенно неожиданное предложение огорошило.
– Но как быть с институтом?
– Обещаю, что ты примешь участие в подборе своего преемника.
Преемником стал мой первый заместитель, впоследствии избранный академиком В.А. Мартынов, который достойно возглавил институт. Что касается меня, то во время представления моей кандидатуры депутатам, и отвечая на вопрос, а как Примаков совместит свою работу Председателя Совета Союза с работой в Академии наук, Горбачев заявил: «Он уходит со всех своих постов в академии». Следует отметить, что такой «поворот» со мной не оговаривался.
Страна в то время буквально жила сессиями Верховного Совета. Все было непривычно. И выступления, в которых звучали острые мотивы, и столкновения мнений, иногда переходящие в нелицеприятный спор. И самое главное – все это транслировалось без всяких купюр. Сначала «живьем», в прямом эфире. Глазок телекамеры был нацелен на трибуну для выступавших, причем ракурс был такой, что державший речь оставался все время на фоне председателя палаты. Сидеть с утра до вечера почти ежедневно, зная, что ты перед глазами многомиллионной аудитории телезрителей, – занятие и неприятное, и очень трудное.
Работа в качестве руководителя Совета Союза Верховного Совета СССР включала в себя содержательную подготовку законов. Евгению Максимовичу так же было поручено курировать работу аппарата Верховного Совета.
Став председателем верхней палаты, Е.М. Примаков показал свою приверженность линии на самостоятельность Верховного Совета, считая, что лишь такой курс сможет превратить его в важный инструмент эволюционного перехода от командно-административной системы к новому обществу.
В сентябре 1989 года Е.М. Примаков избран кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. В марте–декабре 1990 года, оставив пост Председателя Совета Союза Верховного Совета, вошел в состав Президентского совета, где занимался вопросами внешней политики. В этот период он принял участие в событиях, связанных с глубоким кризисом, а затем и войной в зоне Персидского залива, к которым было приковано внимание всего мира.
Идея направить в Багдад представителя Президента СССР впервые возникла в августе 1990 года. Так в жизнь Е.М. Примакова окончательно вошла глобальная мировая политика. При его участии происходили многие серьезные решения, которые принимались главными игроками в мировой политической игре в связи с развитием опасных событий, ситуаций, конфликтов.
Мое знакомство с Саддамом Хусейном, очевидно, было принято во внимание, когда президент Горбачев, несмотря на позицию МИДа, все-таки поручил мне выехать в Багдад в качестве своего личного представителя. Были поставлены две задачи: во-первых, договориться о беспрепятственном выезде из Ирака наших специалистов, и во-вторых, во время разговора с Саддамом Хусейном показать ему полную бесперспективность отказа подчиниться требованиям Совета Безопасности ООН.
Беседа Е.М. Примакова с Саддамом Хусейном состоялась 5 октября. Углубившись в чтение переданного ему послания президента Горбачева (перевод на арабский язык был сделан в МИДе СССР заблаговременно), С. Хусейн прямо не отреагировал на достаточно жесткие фразы о необходимости незамедлительного ухода из Кувейта и восстановления суверенитета этого государства. Обстановка была натянутой.
Сразу после возвращения, 6 октября Е.М. Примаков доложил М.С. Горбачеву о встречах в Багдаде. Тут же родилась идея ознакомить с его наблюдениями президентов Дж. Буша, Ф. Миттерана, премьеров М. Тетчер, Д. Андреотти, Х.Мубарака, Х. Асада, короля Саудовской Аравии Фахда.
Политическая активность Советского Союза на Ближнем Востоке попала в центр мирового внимания. Но главный вывод от поездок Е.М. Примакова за океан и в Европу сводился к следующему: барометр ситуации явно показывал на военное решение. Е.М. Примаков продолжает миссию и с этой целью вылетает в Каир, Дамаск, Эр-Рияд и Багдад. Это был практически единственный канал прямого выхода на Саддама Хусейна. В конце октября на встречах с Е.М. Примаковым президенты Сирии и Египта – Х. Асад и Х. Мубарак – высказались в поддержку советской инициативы.
28 октября в Багдаде Е.М. Примаков снова встречается с Саддамом Хусейном. Хусейн продемонстрировал свой интерес к идеям арабской активности в деле урегулирования. В качестве главного арабского партнера он выделял Саудовскую Аравию. Но по главному вопросу – готовности вывести иракские войска из Кувейта – он не сказал «да».
Между тем ставка на войну как средство разрешения конфликта в зоне Персидского залива была сделана. 17 января на аэродромы и радиолокационные системы Ирака обрушились ракеты, направленные с американских кораблей, находившихся в Персидском заливе.
Накануне войны С. Хусейн прямо заметил в своем окружении: «Я говорю вам, что Советский Союз запугивает нас неизбежностью войны – события идут по другому сценарию».
В то время как американские бомбардировки набирали силу, в Москве была создана «рабочая кризисная группа», в состав которой вошли министры иностранных дел, обороны, внутренних дел, председатель КГБ, помощник президента по международным делам А.С. Черняев и Е.М. Примаков. С целью прекращения войны было принято решение выступить еще с одной политической инициативой. 9 февраля по поручению Горбачева Е.М. Примаков снова вылетел в Багдад. На его предложение о выводе иракских войск из Кувейта Хусейн ответил предварительным согласием. Ночью 13 февраля в советское посольство Тарик Азис привез письменное заявление, в котором говорилось, что иракское руководство серьезно изучает идеи, изложенные представителем Президента СССР, и даст ответ в ближайшее время.
В последующие дни на переговорах Тарика Азиса с президентом М.С.Горбачевым в Москве готовность Ирака полностью вывести свои войска из Кувейта в 3-недельный срок была подтверждена. Развитие событий показало, что затяжка времени с иракской стороны, неопределенность срока вывода войск оказались фатальными. 22 февраля президент Дж. Буш предъявил ультиматум Ираку с требованием вывести войска с территории Кувейта в недельный срок.
Тем временем в Советском Союзе набирали скорость ставшие необратимыми политические процессы. Е.М. Примаков оказался в эпицентре событий.
Накануне четвертого Съезда народных депутатов мы на даче в Волынском готовили доклад Президента СССР «О положении страны и мерах по преодолению сложившейся кризисной социально-экономической и политической ситуации». Присутствовали А.Н. Яковлев, С.С. Шаталин, В.А. Медведев, А.С. Черняев, Г.Х. Шахназаров, Е.Г. Ясин и другие. Думаю, что большинство из них поддерживали идею о первоначальности экономического договора. Мое предложение на этот счет сначала было воспринято М.С. Горбачевым не скажу что с большим энтузиазмом, но отвергнуто с ходу не было. На следующий день, однако, он сказал:
– Не пойдет.
– Почему? – спросил я. – Ведь это проходной вариант, причем все республики согласны с тем, что при подписании экономического договора они возьмут на себя определенные обязательства, без которых не сможет функционировать единое экономическое пространство.
– Если мы подпишем экономический договор, – ответил Горбачев, – то многие остановятся на нем и не захотят подписать Союзный, который уже готов, и все заявили о своем согласии присоединиться к нему.
– Да, но ведь и экономический договор подразумевает создание наднациональных структур. Нужно начать с экономики, а затем наращивать политические структуры Союза.
М.С. Горбачев отверг эту идею. Думаю, что он искренне верил в реальность Союзного договора и возможность его подписания. Так или иначе, но развести по времени экономический договор, приемлемый для всех, и политический не удалось.
Стало еще сложнее оттого, что вместо создания общесоюзной рыночной инфраструктуры ставку сделали на так называемый «региональный хозрасчет». В республики передавалась государственная собственность. В некоторых из них решалось, отчислять ли средства в союзный бюджет. Провозглашался приоритет республиканских законов над союзными. В общем, дело шло к распаду не только Союза, но и единого экономического пространства.
После XXVIII съезда я всецело сделал упор на работе в Президентском совете. Отношения с Михаилом Сергеевичем считал хорошими и мог ставить перед ним проблемы довольно острые, решение которых, на мой взгляд, было необходимо. Но постановка этих вопросов вызывала определенную напряженность. Сознаюсь, главное, что меня волновало, даже возмущало, – это недостаточная решительность в укреплении власти Закона.
После роспуска Президентского совета в 1991 году Е.М. Примаков стал членом Совета Безопасности СССР, в составе которого занимался главным образом внешнеэкономической деятельностью. 1990-й и первая половина 1991 года знаменовали собой резкое обострение внутрисоюзных отношений, усилились процессы, которые привели в конце концов к развалу Советского Союза. Настроения в пользу суверенитета стали быстро развиваться и в России. Начало приобретать организационные формы движение в пользу создания компартии Российской Федерации. На заседании Политбюро значительная часть его членов, кандидатов и секретарей ЦК, в том числе и Е.М. Примаков, выступили за то, чтобы ЦК КПСС официально поддержал эту идею.
В это время возник другой российский центр – во главе с Б.Н. Ельциным. Ельцин и его окружение поставили своей целью добиваться абсолютного суверенитета Российской Федерации.
В январе 1991 года Е.М. Примаков принял решение подать в отставку, но М.С. Горбачев решительно отказал. Его желание оставить Евгения Примакова в «активной команде» подтвердилось в начале марта во время выборов членов Совета Безопасности, когда он настоял на переголосовании его кандидатуры, и она была принята.
На XXVIII съезде партии Е.М. Примаков, как и некоторые другие члены Политбюро, отказался баллотироваться в ЦК.
Я упорно пытался навести порядок в первую очередь в сфере внешнеэкономической деятельности, за которую нес в Совете Безопасности ответственность. Не приходилось рассчитывать на то, что нам радикально помогут извне обезболить или, во всяком случае, сократить трудности переходного периода. И все-таки…
В своем кабинете в Кремле я обсуждал какую-то проблему с моим старым другом академиком С.А. Ситаряном. Секретарша сказала, что пришел Г.А. Явлинский. Я попросил его войти. Это была первая наша встреча.
Он рассказал, что получил приглашение принять участие в семинаре в Гарвардском университете. По его словам, речь шла о выработке конкретных мер экономической помощи Советскому Союзу размером не менее 30 миллиардов. долларов. Оговаривалось, что помощь строго целевая: каждая ее часть будет ответом на тот или иной наш шаг по пути реформ. Например, мы отпускаем цены – за этим следует товарная интервенция в СССР с Запада; мы делаем свой рубль конвертируемым – Западом создается стабилизационный фонд.
– Можете ли вы со мной подписать письмо о нашем согласии на такую схему? – спросил Явлинский. – Вторая моя просьба – устройте мне встречу с Горбачевым.
Я ответил утвердительно. На следующий день у меня на квартире мы отредактировали письмо. Явлинский был искренне удивлен, что я, не согласовав ни с кем содержание этого письма, подписал его. Затем его принял Горбачев.
Вскоре в США была направлена советская экономическая делегация во главе с Е.М. Примаковым. В состав делегации по просьбе Горбачева включили Г.А. Явлинского, находившегося в это время в Бостоне. Однако в ходе встреч с американским руководством вопрос об экономической поддержке реформ в СССР не был решен. Не дала конкретных результатов и работа советско-американской группы в Бостоне.
В 1991 году Е.М. Примаков становится «шерпой» – помощником главы государства в отношениях с «семеркой». В обязанности «шерпы» входили предварительные встречи с коллегами с целью подготовки участия СССР в саммите «семерки» в Лондоне. Во время встречи руководителей семи государств с Президентом СССР 17 июля Е.М. Примаков был единственным, кто из советского руководства находился в зале рядом с М.С. Горбачевым. Он вел подробную запись выступлений. Почти в каждом из них звучал энтузиазм по поводу «исторической первой встречи “семерки” с главой советского государства». Однако было очевидно, что Запад не собирался масштабно поддержать СССР.
19 августа 1991 года произошел путч. В это время Евгений Максимович находился с внуком в санатории «Южный», километрах в 8–10 от дачи в Форосе, на которой отдыхал М.С. Горбачев с семьей. На следующий день рано утром он приехал в Кремль и вместе с В. Бакатиным выступил против переворота, устроенного ГКЧП.
При прямом участии А.И. Вольского, который возглавлял в то время промышленный союз, в 11.30 утра 20 августа 1991 года по каналам Интерфакса, а затем многократно по радио «Эхо Москвы» было передано за моей и Бакатина подписями следующее: «Считаем антиконституционным введение чрезвычайного положения и передачу власти в стране группе лиц. По имеющимся у нас данным, Президент СССР М.С. Горбачев здоров.
Ответственность, лежащая на нас как на членах Совета Безопасности, обязывает потребовать незамедлительно вывести с улиц городов бронетехнику, сделать все, чтобы не допустить кровопролития. Мы также требуем гарантировать личную безопасность М.С. Горбачева, дать возможность ему незамедлительно выступить публично».
Через некоторое время после августовских событий Е.М. Примаков становится главой внешней разведки сначала Советского Союза, а после распада СССР – России. Инициатором его перехода в разведку был В. Бакатин, ставший председателем КГБ.
Предложение возглавить разведку было настолько неожиданно ошеломляющим, что, каюсь, воспринял его вначале несерьезно. Начисто забыл о нем во время сентябрьской поездки по Ближнему Востоку, куда полетел с большой группой представителей союзных и российских органов власти с целью получить столь необходимые стране кредиты. Нам тогда это неплохо удалось сделать – сумма полученных только несвязанных займов составила более 3 миллиардов долларов. Во время поездок в Саудовскую Аравию, Кувейт, Арабские Эмираты, Египет, Иран, Турцию в полной мере использовал и свои связи, но главное, конечно, было не в них, а в высоком авторитете нашей страны в арабском мире.
Прилетел в Москву окрыленный успехом. Однако для личного доклада меня Горбачев не вызвал. Он позвонил по телефону и, не сказав ни слова о результатах поездки, предложил в условиях ликвидации Совета Безопасности стать его советником по внешнеэкономическим вопросам. Я понимал, что мне «подыскивается место». Может быть, сказалась в какой-то степени обида – предложение делалось как бы мимоходом, по телефону. Так или иначе, я ответил: «Михаил Сергеевич, мне как-то уже надоело советовать».
– Тогда соглашайся на работу руководителем разведки, мне Бакатин говорил об этом.
– Хорошо, – сходу, неожиданно даже для самого себя, ответил я.
Так с сентября 1991 года Е.М. Примаков назначен начальником Первого главного управления (ПГУ) и одновременно первым заместителем председателя КГБ СССР. Далее в период следующей реорганизации он – начальник Центральной службы разведки (ЦСР) (такое название внешняя разведка получила, обретя организационную самостоятельность). Наконец, в ноябре 1991 года Е.М. Примаков назначается директором Службы внешней разведки (СВР) РФ. В этом качестве он работал по январь 1996 года.
Главная моя задача, как я ее понимал, заключалась в сохранении российской разведки. Прежде всего, необходимо было стабилизировать положение в самой СВР. В ней традиционно сосредотачивается цвет офицерского корпуса. В большинстве это интеллигентные, образованные люди, многие из них знают несколько иностранных языков, государственники по своему призванию и профессии. В то же время ряд сотрудников был дезориентирован происходящими переменами, в том числе и разделом на части Комитета государственной безопасности, в котором прослужили уже не один год, а некоторые и не один десяток лет.
В целом офицеры разведки были за демократические преобразования в стране. Однако многих возмущал искусственно раздуваемый настрой против КГБ. Грубо затаптывались традиции, всех мазали одной, черной краской. Некоторые «демократы» вообще предлагали не реорганизовать КГБ, а «закрыть» его, а всех сотрудников без разбора уволить.
В таких условиях нужно было идти в двух направлениях – сделать все для улучшения материального положения сотрудников СВР и последовательно, без кадровой ломки вести дело к тому, чтобы найти и утвердить место российской разведки после окончания «холодной войны».
В своей работе в СВР Е.М. Примаков опирался на поддержку своих старых друзей и знакомых – работников ПГУ, в частности – руководителя группы консультантов, в прошлом первого заместителя начальника В.А. Кирпиченко, В.И. Трубникова – начальника ведущего в политической разведке первого отдела, занимавшегося Соединенными Штатами, В.И. Гургенова – заместителя начальника, в качестве советника, сопро-вождавшего его в поездках в Ирак и другие страны во время кризиса в зоне Персидского залива.
Окончание «холодной войны» диктовало необходи-мость адаптироваться к реалиям, сложившимся в мире. Нужно было отходить от глобализма, тотальности в работе внешней разведки. Как важнейшая ставилась задача отслеживания изменений в подходах к так называемым «критическим технологиям», корректировки их приори-тетности в ведущих инду-стриальных государствах. Изоляционизм угрожал тупиком научно-техническому прогрессу в России.
Несмотря на возрастающее значение научно-технической разведки, приоритетной для СВР оставалась политическая разведка – получение информации о намерениях других государств, особенно в отношении России. Наряду с существовавшими еще в ПГУ аналитическими подразделениями было создано новое управление, работе которого придавался особый смысл. Оно занималось обострившейся проблемой распространения ядерного оружия, других видов оружия массового уничтожения и средств их доставки.
В 1992 году Е.М. Примаков добился принятия закона «О внешней разведке РФ».
Важным направлением работы СВР стало отслеживание экономических и политических процессов, которые могли бы нанести ущерб интересам России. Создано подразделение, в функции которого входили: контроль за выполнением зарубежными странами экономических соглашений, заключенных с Россией, определение объективных и субъективных причин в случае, если такие соглашения не претворяются в жизнь; определение реальной, а не запросной позиции зарубежных партнеров при подготовке соответствующих документов; действия, способствующие возвращению долгов России; проверка истинной дееспособности фирм, предлагающих свои услуги различным российским государственным организациям, и так далее.
Было принято решение периодически публиковать открытые доклады СВР, с тем чтобы знакомить не только руководство, но и широкую общественность – и российскую, и зарубежную – с выводами аналитиков разведки по самым животрепещущим проблемам. Достоянием общественности стали и многие из закрытых ранее эпизодов жизни внешней разведки, возвращены истории неизвестные имена разведчиков – самоотверженных борцов за интересы своего народа. Начался выпуск и многотомных очерков по истории разведки России.
На внутреннем положении разведки, на ее боеспособности не мог не отразиться новый для нее вопрос – участвовать или нет во внутриполитических процессах в своей стране.
В октябре 1993 года, когда произошло прямое столкновение парламента с президентом, мы, естественно, не затыкали уши ватой, следили за происходившим не как посторонние наблюдатели, но непосредственно не вмешивались в события. Я не собирал директорат для вынесения политических вердиктов, как это сделали все остальные российские спецслужбы. Созвал лишь совещание руководителей ряда подразделений СВР, дав указание усилить охрану территории штаб-квартиры, а офицерам не выходить в город с табельным оружием. Любая политическая заангажированность в тот момент нам дорого стоила бы – мы могли потерять значительную часть своего агентурного аппарата.
Новым для внешней разведки России стало развитие контактов и взаимодействие со спецслужбами различных стран, в том числе входящих в НАТО. Речь шла о качественно иных контактах – с теми, кто прежде рассматривался лишь как противник. В октябре 1992 года Москву по приглашению Е.М. Примакова посетил директор ЦРУ Роберт Гейтс. Он встретился также с министром внутренних дел и министром безопасности, начальником Генерального штаба Вооруженных сил России. В июне 1993 года состоялись встречи на «высшем разведывательном уровне» Е.М. Примакова и нового директора ЦРУ Дж. Вулси в США. Обсуждались югославский кризис, положение на Ближнем Востоке, исламский фундаментализм, проблемы борьбы с наркобизнесом, нераспространением оружия массового уничтожения. О многом говорит тот факт, что обсуждения проходили в Лэнгли – штаб-квартире ЦРУ. Ответный визит в Россию директора ЦРУ и его коллег по разведке состоялся в августе 1993 года.
Американцы стремились получить через сотрудничество с СВР достоверную информацию о том, что происходит в России. Это создавало хорошие возможности для доведения непосредственно до высшего руководства США информации, отражающей реальную действительность.
Перелом в отношениях между СВР и ЦРУ произошел в связи с «делом Эймса». Конечно, арест Эймса был пренеприятнейшим событием для нас – мы потеряли важнейший источник в самом ЦРУ, – но и для США: выяснилось, что в течение многих лет он передавал нам важнейшую информацию. Но даже при всем этом можно было «спустить эмоции на тормозах» – ведь никто не застрахован от подобных провалов в то время, когда никто не отказывается от разведдеятельности.
В январе 1996 года в жизни Е.М. Примакова совершается очередной крутой поворот: он назначается министром иностранных дел Российской Федерации.
Я совершенно определенно не хотел переходить в МИД и об этом сразу же сказал Борису Николаевичу. Причем привел, как мне казалось, убедительные доводы, среди которых не последнее место занимала легко прогнозируемая негативная реакция на Западе, где меня не так уж редко называли «другом Саддама Хусейна», считали «аппаратчиком старой школы». Но предложение было слишком настойчивым, и я не мог его отвергнуть.
Через три дня после назначения министром иностранных дел, 12 января 1996 года, состоялась пресс-конференция. Пресс-центр МИД на Зубовской площади был переполнен. Интерес журналистов подогревался и неоднозначными оценками решения о моем переходе в МИД, особенно в США и некоторых других странах. Отклики продолжали поступать и после пресс-конференции. Характерной была статья в «Нью-Йорк Таймс» У. Сафайра, который писал, что мое неожиданное появление в качестве министра иностранных дел России приводит Запад в состояние озноба. По его словам, выбор «дружелюбного змея», который возглавлял шпионское агентство, сигнализирует, что пришел конец «мистера Хорошего Парня» в российской дипломатии.
За годы работы на посту министра иностранных дел РФ Е.М. Примаков объездил весь мир – бывшие республики СССР, Чехию, Венгрию, Словакию, Польшу, всю Югославию, Индию, Сирию, Израиль, Мексику, Кубу, Венесуэлу, Индонезию, Финляндию, Италию, Ватикан, Францию, Германию, Португалию, Японию, США. Откровенные отношения установились у него с министрами иностранных дел Франции – Эрве де Шареттом, Юбером Ведрином, ФРГ – Клаусом Кинкелем, Италии – Ламберто Дини , Канады – Ллойдом Эксуорси, Швеции – Леной Ельм-Валлен, Финляндии – Тарьей Халонен, Швейцарии – Флавио Котти, Мексики – Гурриа, Индии – Гуджралом, Японии – Икэдой и другими. С некоторыми министрами, например Египта, Китая, его связывали многолетние отношения.
Не столь успешно складывались отношения с официальными представителями США. Первая встреча Е.М. Примакова с госсекретарем США У. Кристофером состоялась 9 февраля 1996 года в Хельсинки, где Евгений Максимович сознательно нарушил протокол. Американцами предлагалось: когда У. Кристофер выйдет в плаще из своей машины у резиденции российского министра, Е.М. Примаков пойдет к нему (тоже в плаще) и они перед кинокамерами пожмут друг другу руки. Но Примаков к машине Кристофера не пошел, а остался стоять в костюме на крылечке, чем поставил Кристофера в положение гостя.
В ходе встречи одной из главных проблем разговора стало будущее НАТО.
– Известно, – сказал я Кристоферу, – что Россия не намерена стучать кулаком по столу, как, к сожалению, и вы, и мы делали в эпоху «холодной войны». Но это отнюдь не снимает наших весьма серьезных тревог в связи с расширением Североатлантического альянса. Нам заявляют, что НАТО не собирается вести военные действия против России. Но и вам известно, что российские ракеты не нацелены на США. Однако следует ли из этого, что Вашингтон был бы готов поддержать наращивание Россией ее ракетно-ядерного потенциала, не нацеленного на Соединенные Штаты? Так или иначе, само приближение НАТО к российским границам создает совершенно новую, крайне невыгодную для нас военно-политическую и геополитическую ситуацию.
– Президент Клинтон,– сказал госсекретарь, – ясно заявлял, что начиная с 1993 года НАТО будет расширяться.
Разговор с Кристофером не оставил сомнений в том, что с нами решили не считаться при расширении НАТО.
В первые же дни пребывания на Смоленской площади Е.М. Примаков собрал совещание по НАТО. В сложившейся ситуации было решено не сходить с негативной позиции в отношении расширения НАТО и одновременно вести переговоры с целью минимизировать последствия, в наибольшей степени угрожающие безопасности и не отвечающие интересам страны. Было ясно, что США осуществляют координацию между всеми западными участниками «параллельных» контактов с Россией. Но одновременно далеко не все из них считали безупречной крайнюю позицию, проталкиваемую госсекретарем Соединенных Штатов.
Например, министру иностранных дел Германии К. Кинкелю принадлежала идея создания Совета Россия – НАТО, где Россия была бы представлена на равноправной основе. Президент Франции Ж.Ширак высказал идею «цепочки»: реформирование НАТО, затем диалог между Россией и обновленным Североатлантическим альянсом с целью установления особых отношений Россия – НАТО, а затем уже переговоры о его расширении, включая формы и содержание. Во время встречи «восьмерки» в Лионе Ж. Ширак подчеркнул, что идею такой «цепочки» разделяет и Федеральный канцлер Г. Коль.
У. Кристофера сменила М. Олбрайт – волевая, решительная, неплохо знающая русский язык, активная сторонница продвижения НАТО на Восток и силового решения межнациональных конфликтов. Несмотря на столь сильные противоречия во взглядах, у Е.М. Примакова и М. Олбрайт вскоре сложились не только конструктивные деловые, но и дружеские отношения, основанные на взаимном уважении и даже доверии.
В сентябре 1996 года Е.М.Примакову предстояли важнейшие встречи в Нью-Йорке, куда он должен был вылететь на заседание Генеральной ассамблеи ООН. 24 сентября в здании миссии США при ООН состоялась его встреча с президентом Клинтоном.
«С первых дней пребывания на своем посту, – сказал Б. Клинтон, – я был привержен идее создания демократической России, чтобы она стала надежным и сильным партнером США в XXI веке». При этом Б. Клинтон выделил – признаюсь, тогда неожиданно для меня – особое значение наших совместных, скоординированных действий, так как в течение предстоящих 25 лет, по его словам, вероятно возникновение конфликта между Индией и Пакистаном, с угрозой сползания к опаснейшей перспективе применения ядерного оружия. «То же самое можно сказать и о Ближнем Востоке, – добавил президент, – мирное урегули-рование и здесь невозможно без совместного участия России и Соединенных Штатов».
Перед российско-американским саммитом в Хельсинки, намеченным на 20–21 марта 1997 года, в Вашингтоне на встрече Е.М. Примакова и М. Олбрайт в результате трудных дискуссий удалось подтвердить обязывающий характер документа об отношениях Россия – НАТО, который должен был быть подписан высшими руководи-телями России и всех стран НАТО. Впервые было получено согласие включить в совместное Заявление заверение от имени Президента США, что вблизи России не произойдет наращива-ния постоянно размещенных боевых сил НАТО. Американцы согласились не только отразить в Заявлении по европейской безопасности положение о непродвижении ядерного оружия, но и зафиксировать необходи-мость включения этого заверения в документ Россия – НАТО. В совместное Заявление было включено положение об ОБСЕ как универсальной организации, которая может играть особую роль в системе европейской безопасности. Еще один результат встречи высших должностных лиц России и США: согласованный текст Заявления двух президентов по стратегическим наступательным вооружениям. Оно включило в себя продление сроков сокращения вооружений по Договору СНВ-2.
Все проекты, подготовленные Е.М. Примаковым и М. Олбрайт на встрече в верхах в Хельсинки, превратились в документы. Позднее, в сентябре того же года, в Нью-Йорке Е.М. Примаков и М. Олбрайт подписали на основе хельсинкских заявлений юридические соглашения по СНВ и ПРО, открывшие дорогу для ратификации Договора по СНВ-2 и начала переговоров о более глубоких сокращениях стратегических наступательных вооружений РФ и США в рамках СНВ-3.
Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора был подписан 27 мая в Парадном зале Елисейского дворца.
Начало лета 1997 года было ознаменовано переходом к практическому сотрудничеству в рамках Совместного постоянного совета Россия – НАТО (СПС). На Совете председательствовали представители России, генеральный секретарь НАТО и, в порядке ротации, представитель одного из государств-членов НАТО.
Впервые я взял в свои руки молоток и утвердил повестку дня встречи СПС на министерском уровне 26 сентября 1997 года в Нью-Йорке. Конечно, кое для кого все происходящее было запредельно. Представитель России предоставлял слово министрам иностранных дел стран НАТО, включая и госсекретаря США, а затем после каждого выступления комментировал его, выделяя главные идеи и предлагая остальным на них сосредоточиться. Оказывается, такая форма ведения заседаний в НАТО ранее была не принята, но нужно было считаться с полным равноправием всех участников Основополагающего акта.
Это был несомненный успех сил, добивающихся стабильности международной обстановки. Но угрожающая ситуация начала развиваться вокруг Ирака.
Камнем преткновения в то время стала Спецкомиссия ООН, созданная после эвакуации иракских войск с территории Кувейта для инспекции различных объектов Ирака с целью выявления и ликвидации оружия массового уничтожения.
23 октября 1997 года Совет Безопасности ООН десятью голосами при пяти воздержавшихся (Россия, Франция, Китай, Египет, Кения) принял по докладу Спецкомиссии резолюцию 1174, в которой были осуждены неоднократные случаи отказа иракских властей разрешить допуск на объекты, указанные Спецкомиссией. Однако вскоре из-за отказа иракцев в допуске на объекты американцев инспекционные работы Спецкомиссии были фактически заморожены. Началась эскалация политических мер. В ответ иракским руководством было принято решение выслать из Ирака граждан США, работающих в Спецкомиссии. Соединенные Штаты при поддержке Великобритании начали интенсивную подготовку военного удара по Ираку.
9 ноября, в воскресенье, Ельцин вылетал в Пекин. Сопровождал президента в этой поездке и я. Как только самолет набрал высоту и погасло табло, требующее находиться на местах, ко мне наклонился адъютант Ельцина и сказал: «Борис Николаевич просит вас к себе».
По просьбе Ельцина я изложил свое видение обстановки на Ближнем Востоке и сказал, что нужно предпринять экстраординарные меры для того, чтобы сбить напряженность и одновременно заставить Ирак выполнять предписания мирового сообщества, зафиксированные в резолюциях Совета Безопасности ООН. Родилась идея направить жесткое послание Ельцина Саддаму Хусейну.
В послании говорилось: «Просил бы Вас не только публично подтвердить то, что Ирак не отказывается от сотрудничества со Спецкомиссией, но и предложить инспекторам Спецкомиссии вернуться в Ирак для нормального продолжения работы. Естественно, при этом имелось бы в виду возвращение их в прежнем составе».
17 ноября из телефонного разговора с министром иностранных дел Ирака Саххафом Е.М. Примаков узнал, что после обсуждения на Совете революционного командования С. Хусейн утвердил ответ на послание президента Б.Н. Ельцина. На следующий день в Москву прибыл Т. Азис. В подготовленном совместном российско-иракском заявлении Ирак дал согласие на возвращение Спецкомиссии в полном составе, Россия же брала на себя ряд обязательств по сближению сторон.
В ночь на 20 ноября в Женеве состоялась встреча министров США, России, Англии, Франции и посла Китая. Е.М. Примаков и М. Олбрайт представили коллегам проект «заявления пяти». После согласования текст был подписан. В нем подчеркивалась важность солидарных усилий постоянных членов Совета Безопасности ООН в целях безусловного и полного выполнения Ираком всех соответствующих резолюций СБ ООН. Подписавшие заявление приветствовали дипломатическую инициативу, предпринятую Россией в контакте со всеми остальными постоянными членами Совета Безопасности. Одна из опаснейших страниц в кризисе вокруг Ирака была в то время закрыта.
1998 год поставил перед Министерством иностранных дел РФ и его главой новые сложнейшие внешнеполитичес-кие проблемы. В конце февраля 1998 года произошло резкое обострение ситуации в Косово, о котором Е.М.Примаков предупреждал президента С. Милошевича еще в 1996 году.
9 марта в Лондоне на заседании контактной группы США, Великобритания, ряд других европейских стран высказали предложение о введении экономических и иных санкций против Югославии. В части санкций Россия поддержала лишь положения, предусматривающие временные ограничения на поставки в СРЮ оружия и техники военного назначения, исходя из того, что запрет касается поставок вооружений и косовским сепаратистам.
17 марта Е.М. Примаков встретился в Белграде с С. Милошевичем в рамках рабочего визита по четырем бывшим югославским республикам.
Я убеждал Милошевича выступить с инициативными шагами об автономном статусе Косово, отвести воинские части в места их постоянной дислокации, взять личную ответственность за начало переговоров с лидером более или менее умеренного крыла косовских албанцев Ругова и объявить об этом, согласиться на приезд в Косово группы наблюдателей ОБСЕ.
Вечером во время ужина, который был дан в нашу честь, незадолго до этого избранный президентом Сербии Милутинович сказал, что Милошевич принял наши предложения. Однако утром объявление о намерении начать переговоры с албанской стороной было сделано от имени Милутиновича. Милошевич как бы оказался в стороне. Несмотря на то, что ряд высказанных нами идей не нашел отражения в заявлении Милутиновича, мы остались довольны результатом, так как шаг вперед был сделан со стороны Белграда.
25 марта в Бонне состоялось заседание контактной группы на уровне министров иностранных дел. М. Олбрайт жестко настаивала на эскалации требований и мер в отношении Белграда. В конце концов, удалось принять документ, в котором констатировалось, что решение косовской проблемы должно базироваться на сохранении территориальной целостности СРЮ, соблюдении стандартов ОБСЕ, принципов Хельсинки и Устава ООН. При этом объявленные 9 марта санкции сохранялись.
22 мая в Приштине прошло первое рабочее заседание делегаций сторон. Однако через неделю ситуация в Косово снова взорвалась. Боевики ОАК предприняли попытку установить контроль в приграничных с Албанией районах края. В ответ сербы провели широкомасштабную полицейскую операцию в районах западного Косово.
Становилась все более очевидной возможность применения силы НАТО против Югославии, хотя целый ряд европейских государств, в том числе членов НАТО, колебались в отношении осуществления такой акции, особенно в обход Совета Безопасности ООН. Я как-то сказал М. Олбрайт: «Россия присутствует на Балканах двести лет, если не больше. Непостижимо, почему американцы хотят навязать Балканам свои рекомендации, не советуясь с нами, или решить по-своему существующие здесь конфликты».
16 июня 1998 года состоялась встреча президентов России и Югославии в Кремле. Е.М. Примаковым совместно с С. Милошевичем было разработано Совместное заявление, в котором говорилось о готовности СРЮ начать переговоры с ОБСЕ о приеме ее миссии в Косово и незамедлительно продолжать переговоры по всему комплексу проблем. Таким образом, Россия, и это подтверждалось выводами объективных наблюдателей, дипломатическими средствами сняла необходимость применения силы против Белграда. После совместного заявления, подписанного в Москве, положение в Косово начало улучшаться. Казалось, дело идет к политической развязке.
Но события разворачивались иначе. В сентябре в Сочи, где отдыхал Е.М.Примаков, про-изошла его встреча с представителем К. Кинкеля, при-бывшим с «архиваж-ным личным посла-нием по Косово».
Он прилетел с переводчиком на рейсовом самолете из Москвы и вручил мне обширное послание министра иностран-ных дел Германии. Критикуя нашу позицию, блоки-рующую ссылку на главу VII в резолюции Совета Безопасности ООН, Кинкель угрожающе писал о «приближении» значительных рисков для:
–отношений между Западом и Россией, включая и отношения между Россией и НАТО;
–позиции России в Совете Безопасности и способности России играть свою роль в урегулировании международных кризисов;
–роли России в контактной группе;
–нашей способности конструктивно и сообща сотрудничать в других областях, включая экономические и финансовые вопросы.
Обосновывая «исключительную заинтересованность» Германии в принятии ссылки на главу VII, Кинкель сослался на растущее число беженцев, устремляющихся в Германию («мы исходим из того, что 400 000 косовских албанцев проживают в Германии и ежемесячно добавляются 2000 лиц, ходатайствующих о получении убежища»).
«Я пишу все это тебе, – заключил Клаус Кинкель свое «неординарное» послание, – как человек, которому, как ты знаешь, очень близки к сердцу отношения с Россией. Именно потому, что я очень озабочен, я думаю, что я, как друг, обязан так откровенно тебе все сказать».
Прочитав письмо при посланце Кинкеля, я сказал ему: «Передайте Клаусу, что мы расходимся в понимании происходящего в эти дни в Косово. Напряженность там не возрастает. Следует продолжать поиск политического выхода – и нам, и американцам, и ЕС. Позиция России постоянна. Она, образно говоря, состоит из четырех «нет»: натовской вооруженной операции против Белграда; выходу Косово из Югославии; эскалации санкций против СРЮ; сохранению нынешнего статуса Косово, который не предоставляет автономии этому краю. Необходимо добиваться немедленного прекращения огня с двух сторон и начать переговоры.
В этой острейшей ситуации в карьере министра иностранных дел Е.М. Примакова произошли капитальные изменения. Сентябрь 1998 года засвидетельствовал глубокий политический кризис в России. После того как Государственная дума дважды отклонила кандидатуру В.С. Черномырдина, предлагаемую президентом на пост главы правительства, Б.Н. Ельцин предложил возглавить правительство Е.М. Примакову. Евгений Максимович отказался.
Выйдя из кабинета президента, в коридоре натолкнулся на поджидавших меня людей: главу адми-нистрации Юмашева, руководителя протокола президента Шевченко и дочь Бориса Никола-евича Дьяченко. Я развел руками – сказал, что не мог согласиться. Тогда Володя Шевченко, с которым меня связывают годы прия-тельских отношений, буквально взорвался – я никогда не видел его в таком возбужденном состоянии.
– Да как вы можете думать только о себе, разве вам непонятно, перед чем мы стоим? 17 августа взорвало экономику. Правительства нет. Дума будет распущена. Президент физически может не выдержать в любой момент. Есть ли у вас чувство ответственности?!
Я отреагировал вопросом: «Но почему я?»
– Да потому, что Думу и всех остальных сегодня устроит именно ваша кандидатура, и потому, что вы сможете.
После моего спонтанного согласия меня начали обнимать. Кто-то побежал сообщить президенту.
В тот же день 12 сентября президент направил представление в Государственную думу. При голосовании Е.М. Примаков получил 317 «за» – больше конституционного большинства.
Перед правительством в это время стояли сложнейшие задачи. К середине 1998 года в России в полную силу развились процессы, которые толкали страну в пропасть. Падало производство, росла безработица, месяц от месяца накапливались долги по заработной плате бюджетников, денежному довольствию военнослужащих, пенсиям. Забастовки не только захлестывали страну, но принимали все более опасный характер. Когда я пришел в Белый дом, на его пороге сидели шахтеры, разбившие здесь палаточный лагерь и стучавшие периодически касками по асфальту, – они требовали выплаты заработной платы. Начал «расшатываться» установленный Центробанком валютный коридор, в пределах которого мог колебаться курс рубля. Угроза «взрывного» роста цен становилась все более ощутимой.
Мои заместители и я сказали друг другу: не решим незамедлительно задачи своевременных выплат всех категорий денежных зарплат и пенсий и не начнем погашать долги по ним – нам в правительстве делать нечего.
Коренной поворот в экономической политике России был невозможен без создания условий для развития производственного сектора. В числе наиболее важных вопросов, вставших перед правительством Е.М. Примакова, была «расшивка» неплатежей. Вопреки мнению МВФ и прежней практике, правительство приступило к взаиморасчетам между бюджетом и предприятиями, что уже на первых порах высвободило 50 миллиардов рублей. Был взят курс на уменьшение числа налогов и их снижение. Наряду с этим началась серьезная борьба с махинациями, которые проделывались для того, чтобы уходить от налогов совсем или не платить их в полном объеме. Немалое значение для пополнения бюджета всех уровней имело введение государственного контроля за производством и торговлей алкогольной продукцией. В центр внимания правительства попали также вопросы, связанные с продажей государственной собственности. Правительство резко выступило против необоснованного роста цен и тарифов на продукты и услуги естественных монополий.
Тенденция экономичес-кого роста появилась уже в конце 1998 года. Последовательно сокращался спад производства. Апрель 1999 года превысил уровень апреля 1998 года. Позитивная динамика в экономике способствовала тому, что на 1999 год был предложен и принят Госдумой жесткий, но реальный бюджет. Его удалось выполнить полностью. Впервые за 1990-е годы доходы бюджета превысили расходы. С целью погашения накопленных предшественниками задолжен-ностей был установлен первич-ный профицит, который достиг 2%.
Вскоре после всту пления в должность Е.М. Примакова осложнились его отношения с Кремлем.
Насторожили разговоры управляемых извне СМИ о том, что нынешней экономической команде не удастся переломить тяжелейшую ситуацию, сложившуюся после 17 августа. Меня при этом – пока (!) – никто не трогал. Судя по всему, расчет был вполне определенный: через некоторое время, скажем так, через пару-тройку месяцев, заменить «левую» часть команды, а меня, «полезного для общества» (ведь я получил широкую поддержку – никуда от этого не денешься), превратить в «карманного премьера», соглашающегося, не неся ответственности за экономику, работать с совсем другими по своим взглядам людьми, которых мне «дадут» в правительство.
Постоянно предпринимались попытки скомпрометировать заместителей Е.М.Примакова, начиная от распространения слухов о том, что на государственные посты назначаются люди за взятки, и кончая огульными обвинениями в коррупции в связи с их деят
Евгений Примаков
Евгений Максимович родился в Киеве 29 октября 1929 года. Но на Украине юный Примаков прожил считанные дни. Его перевезли в Тбилиси (тогда по-русски город назывался Тифлис), где он вырос и жил до 1948 года, пока не уехал в Москву учиться.
Его появлению на свет сопутствовали непростые семейные обстоятельства. Что заставило его мать срочно покинуть Киев? Можно только предполагать, что за решением Анны Яковлевны, взяв грудного младенца, проехать почти через всю страну и обосноваться в Тбилиси, стояла непростая жизненная драма. Практически ничего не известно о его отце. Самые близкие друзья утверждают, что Евгений Максимович об отце никогда не заговаривал. Считалось, что его отец стал жертвой сталинских репрессий и погиб. Расспрашивать его – даже в своем кругу – было не принято.
В автобиографии Примаков писал:
«Отец умер, когда мне было три месяца (к этому времени мы уже переехали в Тифлис). Воспитывался матерью, проработавшей последние тридцать лет своей жизни врачом в поликлинике Тбилисского прядильно-трикотажного комбината. В 1972 она умерла в Тбилиси».
Совсем недавно в мемуарной книге Евгений Максимович уточнил:
«Фамилия моего отца Немченко – об этом рассказала мне мать. Я его никогда не видел. Их пути с матерью разошлись, в 1937 году он был расстрелян. Я с рождения носил фамилию матери – Примаков».
Работая в Кремле или будучи начальником Службы внешней разведки, Евгений Максимович мог, наверное, узнать больше о судьбе отца. Какие-то сведения остались даже о тех, кто пропал в годы сталинской мясорубки. Но если Примаков что-то и выяснил, то рассказывать не пожелал.
Семейные дела Евгения Максимовича Примакова, разумеется, исключительно его личное дело. Они представляют общественный интерес только в одном смысле: как детство без отца повлияло на его дальнейшую жизнь, на его отношения с людьми, на его характер, взгляды и образ действий?
В Тбилиси Примаковы жили в двух комнатах на Ленинградской улице в доме номер 10. К его матери – Анне Яковлевне, которая всю жизнь лечила людей, в городе хорошо относились. Акушер-гинеколог Анна Примакова трудилась в Железнодорожной больнице, потом в женской консультации Тбилисского прядильно-трикотажного комбината. Милая, добрая, скромная, интеллигентная женщина, она многое передала сыну. Но растить его в одиночку ей было, наверняка, не просто.
Нет сомнений в том, что Примаков, как и любой мальчик в столь незавидных обстоятельствах, тосковал и страдал от того, что рос без отца. Рассказывают, что родители его друзей были особенно к нему внимательны, и это несколько компенсировало невосполнимую утрату. У его матери были братья и сестры, но они погибли один за другим. Дядю-врача, который жил в Баку, арестовали и расстреляли в тридцать седьмом. В Тбилиси у Примаковых тоже были заметные родственники. Они помогали молодой женщине, оставшейся одной с ребенком. Сестра Анны Яковлевны вышла замуж за известного медика, профессора Михаила Давидовича Киршенблата, директора Тбилисского института скорой помощи. В период массовых репрессий и его уничтожили.
Примакову повезло в том, что он оказался именно в Тбилиси, замечательном городе с особым теплым и душевным климатом. Тбилиси тех лет был одним из немногих городов, где в какой-то степени сохранились патриархальные нравы и человек не чувствовал себя одиноким, а был окружен друзьями, приятелями, знакомыми, соседями и тем самым принадлежал к какой-то группе, клану, сообществу.
Здесь было принято помогать друг другу. Потом все знающие Примакова будут восхищаться его умением дружить и верностью многочисленным друзьям. Это качество было заложено тогда, в Тбилиси. Он понял, как важно быть окруженным друзьями, и научился дорожить близкими людьми.
Там же, в Тбилиси, рос выдающийся кардиохирург Владимир Иванович Бураковский. Позднее, уже в Москве они станут с Примаковым близкими друзьями.
Вдова Бураковского, Лилиана Альбертовна, выросшая в Сухуми, рассказывала:
– Воспитание у них с Бураковским было одно – тбилисское. У них был один кодекс чести, очень достойный. В старом Тбилиси люди доброжелательно относились друг к другу. Никого не интересовала национальность соседей и друзей – это было неважно. Тбилиси – был интернациональным городом, многоголосым, разноплеменным. Рядом жили грузины, менгрелы, курды, много армян, евреи, турки – очень смешанный город. Было важно другое – как человек относится к жизни, к друзьям, умеет ли он защитить свою честь и не уронить свое достоинство, вести себя как положено мужчине. Вот это были критерии, по которым оценивались люди…
Юный Примаков похож был на маму. Полным он еще не был, средней комплекции. Его иногда называли самураем: глаза раскосые, лицо худое, тонкие усики.
«Тбилиси – это кузница дружбы, там высока культура дружеских отношений, – рассказывал Лев Оников, многолетний сотрудник ЦК КПСС, еще один уроженец этого города. – Многонациональность Тбилиси – это достоинство города. Грузинам присуща большая деликатность в личной жизни, рафинированность. Русские, живущие в Тбилиси, в дополнение к своим качествам – твердости, открытости – вбирали замечательные грузинские черты. А кроме того, в городе кто только ни жил – и греки, и персы, пока их Сталин не выслал. Это делало нас интернационально мыслящими людьми».
А вот в Москве Примаков столкнется с непривычной для него практикой делить людей по этническому признаку. Его друзья не любят говорить на эту тему. Отделываются общими фразами насчет того, что «в нашем кругу его национальность никого не интересовала». В этом никто не сомневается, порядочные люди не могут вести себя иначе. Но Москва не состоит из одних только друзей Евгения Максимовича.
В архивах ЦК КПСС, открытых после августа 1991 года, сохранились письма бдительных ученых, сигнализировавших партийному руководству о неарийском происхождении Примакова в надежде сместить неугодного директора:
«Коммунисты Института востоковедения АН СССР просят вас принять самые строгие меры против произвола, беззакония, взяток, злоупотребления служебным положением, которые насадил в нашем институте «академик» директор Примаков Е. М., настоящая фамилия Киршинблат.
Махровый делец, руководитель сионистской мафии в институте, злоупотребляет служебным положением, почти целый год в году пребывает в загранкомандировках, собирая взятки со своих сотрудников, живущих за границей, и на нетрудовые доходы выстроил себе дачу-дворец на «Малой земле». Не брезгуя ничем, крупной мошной разбазаривает Примаков-Киршинблат государственную казну для своего обогащения, алчности, наживы.
Он полностью развалил институт, разделив сотрудников на угодных ему евреев и неугодных остальных прочих…»
Это малограмотное письмо не анонимное, а с подписями конкретных людей было написано уже в горбачевские времена и поступило в ЦК КПСС в октябре 1985 года. Поскольку Примаков взяток не брал, государственное имущество не разбазаривал и дачу-дворец не строил, то письмо трудящихся практических последствий не имело. Но с такими письмами знакомили высшее руководство, устраивались проверки, и в аппарате сладострастно шушукались: у академика-то, оказывается, не все ладно по пятому пункту…
«Разговоры о том, что Примаков – скрытый еврей, ходили и по нашему Институту мировой экономики и международных отношений, – рассказывал Владимир Размеров, много лет проработавший в ИМЭМО. – Это всегда такие слухи ходят. Даже Иноземцева, предыдущего директора, евреем считали, и Арзуманяна, нашего первого директора, в евреи записали, потому что он, якобы, брал в институт только армян и евреев. Наша страна без антисемитизма и других «анти», без пренебрежительного отношения к «чучмекам» долго еще не сможет обойтись. Такие разговоры в нашем обществе неизбежны при наших дрянных привычках. У нас каждый должен расщепить генеалогическое древо руководителя прямо на спички и найти что-нибудь нехорошее. Таких умельцев полно, в том числе и в нашем институте».
«В первые годы перестройки, – вспоминал бывший член Политбюро академик Александр Николаевич Яковлев, – на митингах лидер «Памяти» Дмитрий Васильев распространял листовки, где говорилось, что в Советском Союзе существует сионистский заговор. Кроме меня, как главного советского еврея, там обязательно фигурировал Евгений Максимович Примаков – под другой фамилией. Забыл какая. Потом и Ельцина включили в этот список».
Озабоченные еврейским вопросом не сомневаются в том, что русская фамилия Примакова не настоящая, а придуманная, что не только его мать, но и отец – евреи. Работая над мемуарами, он счел необходимым рассказать о своем происхождении.
«Антисемитизм всегда был инструментом для травли у тупых партийных чиновников, – пишет Евгений Максимович. – Мне всегда были чужды как шовинизм, так и национализм. Я и сегодня не считаю, что бог избрал какую-либо нацию в ущерб другим. Он избрал нас всех, которых создал по своему образу и подобию…
С моей бабушкой по материнской линии – еврейкой – связана романтическая история. Обладая своенравным характером, она вопреки воле моего прадеда – владельца мельницы – вышла замуж за простого работника, к тому же русского, отсюда и фамилия Примаковых».
Эта тема заслуживает внимания опять же с одной только точки зрения: в какой степени это обстоятельство повлияло на жизнь Примакова?
В Тбилиси национальный вопрос не имел значения. Судя по всему, в юношеские годы ему и в голову не приходило, что он чем-то отличается от окружающих его грузинских ребят. Когда Примаков приехал в Москву, то он говорил так, как принято произносить слова в Тбилиси, то есть как бы с сильным грузинским акцентом. Потом его речь очистилась, и он стал говорить очень интеллигентно, чисто по-московски. Но и сейчас в минуту крайнего душевного волнения в его словах могут проскользнуть характерные грузинские интонации.
Антисемитизма в Грузии никогда не было. Евреев не отличали от грузин, и многие грузинские евреи сами себя считали в большей степени грузинами, чем евреями.
От анонимок и чьей-то злобы это, разумеется, не спасало. Но, работая в «Правде» и в Институте мировой экономики и международных отношений, Примаков был под надежной защитой своего руководителя академика Николая Николаевича Иноземцева, который, как это свойственно русскому интеллигенту, к антисемитам относился брезгливо и даже с нескрываемым отвращением.
Собственно политическая карьера Примакова началась уже в перестрочные времена, когда пятый пункт анкеты утерял прежнее значение. Для первого президента России Бориса Ельцина, насколько можно судить по его кадровой политике, национальность сотрудников вовсе не имела значения. Что касается националистов, которые строят свою предвыборную стратегию на лозунге засилья евреев в правительстве, бизнесе и средствах массовой информации, то Примаков сумел поставить себя так, что к нему не смеют цепляться по этому поводу.
В известных кругах, озабоченных чистотой крови, в его еврейском происхождении никто не сомневается. Но к нему подчеркнуто хорошо относятся даже те, кто не любит евреев. В подметных листовках его обвиняли в сионизме, когда он еще был в горбачевском окружении. Когда Примаков стал министром иностранных дел России, а затем и премьер-министром, левая оппозиция, вне зависимости от того, что она думала на самом деле, публично высоко оценивала его патриотическую позицию – в противостоянии Соединенным Штатам, в борьбе против расширения НАТО, в критике экономистов-либералов и готовности поддерживать отечественного производителя.
Как выразился в ту пору один из губернаторов:
– Евгения Максимовича Примакова мы считаем истинным российским патриотом.
Когда главой правительства был назначен Сергей Кириенко, сразу стали говорить и писать, что его настоящая фамилия – Израитель и поэтому понятно, что ничего хорошего он для России не сделает… Примакову таких претензий не предъявляли.
Евгения Максимовича, выросшего в Тбилиси, обошли стороной некоторые проблемы, которые для других оказались губительными. В благодатном климате Грузии, не только географическом, но и душевном, устанавливались гармонические отношения с внешним миром. Тбилисцы оптимистичнее смотрят на мир, чем те, кто родился севернее. Здесь, как заметил один американский советолог, царит средиземноморская атмосфера наслаждения жизнью.
Лилиана Бураковская:
– Климат, красота Грузии, богатство природы, а ведь это райский уголок, – все это имело значение. Южане теплее в человеческих отношениях, может быть, в силу климатических условий. Бесподобный город Тбилиси. Особенно весной – цветущие деревья, фиалки, мимозы. Мы любили с друзьями ходить в горы, смотреть развалины монастырей.
А осенний базар! Обилие фруктов, овощей, немыслимые запахи немыслимых южных трав. Угощали друг друга, приносили друзьям и знакомым домой вино, фрукты. Это так происходило. Вдруг звонят в дверь. Открываешь, стоит незнакомый человек с корзиной фруктов:
– Вот, принес, берите, пожалуйста, кушайте на здоровье.
Благодаришь, спрашиваешь:
– Кто посылает?
– Не знаю, – отвечает незнакомец. – Какая разница? Пусть у вас будет.
В военные и послевоенные годы в Тбилиси тоже жили трудно, но все же чуть лучше, чем в Москве. Выручала дешевая зелень, кукурузная мука, инжир стоил копейки. А инжир и немного хлеба это уже обед.
Пристрастие к грузинской кухне Примаков сохранил. Любил сациви, курицу с орехами и с пряностями. С удовольствием ел овощи, приготовленные на грузинский манер. Впрочем, грузинской кухней не ограничивался. Обожал шпроты. Друзья, приглашая Евгения Максимовича, ставили перед ним открытую баночку с шпротами.
В Грузии принято пить красное вино. Оно было очень дешевое. Никто и не думал о водке. Когда переехали в Москву, таких вин в столичных магазинах не было, хотя иногда друзья присылали. В более поздние годы перешли на водку из соображений медицинских. Стали старше и не могли выпить столько, сколько в молодости. С годами начинаются проблемы с желудком. Вино кисловато, и не всегда хорошо для желудка. Перешли на более крепкие напитки. Бураковский полюбил коньяк, Примаков предпочитал водку.
В 1937 году Примаков поступил в школу. Сначала учился в 47?й, потом в 14?й мужской средней школе. Выпускники этой школы всю жизнь вспоминают не только замечательных педагогов, но и чудесную атмосферу школы. Никто тогда не мог предположить, что со временем Евгений Максимович Примаков станет почетным гражданином Тбилиси, получит символические ключи от города и медаль. И, тем более, никто не мог представить, что произойдет с Грузией в конце восьмидесятых – начале девяностых годов, когда страну начнут раздирать междоусобные схватки.
Примаков не раз говорил, что разочарован происходящим в Грузии, потрясен тем, как изменились люди. Но от своего тбилисского прошлого не отрекся. Татьяна Викторовна Самолис, которая работала вместе с Примаковым в Службе внешней разведки, говорит, что она была потрясена его искренней любовью к Грузии.
Война только казалась далекой от тылового Тбилиси. Никто не знал, когда она закончится. Городская молодежь считала месяцы, оставшиеся до призыва.
Евгений Примаков выбрал профессию военного моряка. Наверное, на него, как и на многих юношей, произвела впечатление романтика морских путешествий. Тбилиси город сухопутный, до ближайшего моря далеко. Оказалось, что и расстояние не помеха, было бы желание. Пятнадцатилетний Примаков в первый раз надолго уехал из дома, отправился в Баку, чтобы стать морским офицером. В 1944 году он был зачислен курсантом Бакинского военно-морского подготовительного училища министерства обороны.
Морские подготовительные училища были созданы с той же целью, что и артиллерийские спецшколы – для подготовки старшеклассников к службе в Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Это был, так сказать, советский кадетский корпус. Курсанты одолевали учебный курс последних трех классов средней школы – восьмого, девятого и десятого, параллельно изучали ряд военных дисциплин и «оморячивались», то есть плавали, осваивали морское дело на Каспии.
«В Баку поехали целой компанией, – вспоминает Примаков. – Все, кроме меня, вернулись домой через несколько месяцев. Я провел в училище два, скажем прямо, нелегких года, прошел практику на учебном корабле «Правда».
Моряком Евгений Максимович не стал: когда в сорок пятом война закончилась, все изменилось. Одно дело готовить себя к фронту, другое – выбрать военную карьеру в мирное время, когда началась демобилизация и солдаты и офицеры, сняв погоны, стали возвращаться домой. Желание служить Родине у Примакова было всю жизнь, а морского призвания не оказалось. С учетом дальнейшей истории это явно к лучшему. Боевых офицеров отечественному флоту всегда хватало, а осенью 1998 года в России нашелся только один человек, который смог возглавить правительство и вывести страну из опасного политического кризиса.
Между прочим, один из курсантов Бакинского военно-морского подготовительного училища, с которым Примаков вместе постигал азы морского дела, сделал блистательную морскую карьеру. Речь идет об адмирале флота, Герое Советского Союза Владимире Николаевиче Чернавине.
Адмирал Чернавин всего на год старше Примакова, но карьеру делал быстрее. В 1985 году он был назначен главнокомандующим военно-морским флотом и заместителем министра обороны СССР. Вершина примаковской карьеры была еще впереди. Они встретятся через много лет. Чернавин пригласит Примакова на свое семидесятипятилетие и сожалеющее скажет:
– А ведь тоже мог стать адмиралом.
В 1946 году Примакова отчислили из училища по состоянию здоровья. Евгений Максимович пишет, что у него обнаружили начальную стадию туберкулеза. В Баку примчалась заботливая мама-врач и забрала его домой. Он вернулся в Тбилиси и благополучно закончил школу. Сомнений в дальнейшем пути не было – ехать в Москву и получать высшее образование.
Он выбрал Московский институт востоковедения. Надеялся, что именно в этот институт поступит. Так и получилось. Примаков сдал экзамены и был зачислен. Его определили изучать арабский язык. В институте востоковедения у Примакова появились новые друзья и множество знакомых. На курс старше учился Вадим Кирпиченко, будущий заместитель Примакова в Службе внешней разведки. В книге воспоминаний «Разведка: лица и личности» генерал-лейтенант Кирпиченко вспоминал, что Примаков поставил рекорд по количеству друзей:
– Через несколько недель пребывания в институте его уже знали все, и он знал всех. Быть все время на людях, общаться со всеми, получать удовольствие от общения и не уставать от этого – здесь кроется какая-то загадка. Скорее всего, это врожденное качество, помноженное на кавказское гостеприимство и южный образ жизни…
В 1951 году, на третьем курсе, Примаков женился на девушке из Тбилиси. Свадьбу, как положено, отмечали и в Москве, и в Тбилиси. Потом Примаков привез жену в Москву, и они не расставались до самой ее смерти. Они прожили вместе тридцать шесть лет.
Его жена Лаура Васильевна Харадзе училась тогда в Грузинском политехническом институте, после свадьбы ее перевели в Москву, в химико-технологический институт имени Д. И. Менделеева. Лаура выросла в артистической семье. Ее тетя, Надежда Васильевна Харадзе, профессор тбилисской консерватории, была известной оперной певицей.
Но и сам Примаков не был чужд искусствам. Он писал стихи, о чем тогда знали только близкие люди, и участвовал в студенческой самодеятельности, пел забавные куплеты. Примаков занимался в научном кружке и не забывал о необходимой в ту пору общественной работе. Герман Германович Дилигенский, который со временем станет профессором и главным редактором академического журнала «Мировая экономика и международные отношения», помнил Примакова совсем молодым:
– Он стал одним из руководителей лекторской группы при московском обкоме комсомола. Тогда много было молодых людей, студентов и аспирантов, которые по комсомольской путевке ездили в трудовые коллективы читать лекции. Он руководил международной секцией. И видно было, что он действительно руководит, командует. Он делал это очень умело. Он прирожденный лидер. Он стремится к этому, и он способен быть лидером…
В 1953 году Примаков закончил институт, специальность «страновед по арабским странам». После института его взяли в аспирантуру экономического факультета МГУ, это большое достижение для провинциального студента. Жилья своего не было, жил в общежитии, маленького сына Сашу они с Лаурой отправили к матери в Тбилиси.
Счастливые аспирантские годы пролетели быстро, но по истечении положенных трех лет диссертацию он не защитил. Зато написал первую свою книжку – «Страны Аравии и колониализм». Он стал кандидатом экономических наук в тридцать лет, уже работая на радио. Тема диссертации: «Экспорт капитала в некоторые арабские страны – средство обеспечения монопольно высоких прибылей».
Закончив аспирантуру, в сентябре 1956 года Примаков нашел работу на радио. Первая должность – корреспондент. Поступив работать на радио, Примаков вовсе не был уверен, что поедет когда-нибудь на Арабский Восток. В те времена за границу пускали немногих. Он уже видел немало профессоров-востоковедов, которые никогда не были в странах, о которых они так увлеченно рассказывали. Но, так или иначе, он на многие годы связал себя с Арабским Востоком. И хотя потом он перестанет заниматься исламским миром, этот шлейф будет за ним тянуться. Его всегда подозревали в особой любви к арабскому миру и к некоторым арабским лидерам.
В сентябре 1953 года Примакова взяли в комитет по телевидению и радиовещанию и определили в главное управление радиовещания на зарубежные страны. Иновещание существует и по сей день, находится в том же здании на Пятницкой улице и называется сейчас «Голос России». Примаков, как многие международники, аспирантом подрабатывал на иновещании, в арабской редакции. Здесь для него и нашлась вакансия.
В те далекие времена молодой Примаков, как человек с Кавказа, был вспыльчив и горяч. Он был утонченно внимателен к женщинам и был готов драться, если ему казалось, что кто-то бросил косой взгляд на его женщину.
Как выяснилось, Примаков нравился отнюдь не всем. В 1958 году его включили в группу журналистов, которые освещали визит Никиты Сергеевича Хрущева в Албанию. Поездка за границу, да еще в свите Никиты Сергеевича была большой честью. Но после Албании Примаков попал в «невыездные». Было такое понятие – люди, которым запрещался выезд за границу. Причем официально это не признавалось, и невозможно было получить объяснение: почему меня не пускают? Просто говорили: поездка нецелесообразна. «Невыездной» – значит неблагонадежный…
Валентин Зорин:
– Были мы молодые, были мы уверенные в себе. Основные черты характера были заложены тогда, что и привело к изгнанию Примакова из системы иновещания. Он стал неугоден сектору радиовещания идеологического отдела ЦК КПСС, потому что отстаивал то, что считал правильным, а не делал то, что ему говорили. Так что жизнь далеко не всегда ему улыбалась…
– Примаков всегда умел ладить с начальством. А что тогда произошло?
– Это тоже миф, что Примаков подходит под каждое руководство. Он подошел тому руководству, которое взялось за серьезную ломку старого. Ему не нужно подстраиваться ради карьеры. Он может отстаивать только то, во что он сам верит. Его карьера на радио была сломана после выступления на партсобрании, когда кураторы из ЦК решили, что человек с такими взглядами не может занимать пост в Госкомитете по телевидению и радиовещанию…
«Я весьма осязаемо почувствовал скверное отношение ко мне заведующего сектором ЦК, – пишет Примаков. – Может быть, ему не понравилось мое выступление на партсобрании, может быть, были какие-то другие причины, но я фактически оказался «невыездным». «Рубили» даже туристические поездки.
Тогда же была запущена легенда о моем происхождении. Мне даже приписали фамилию Киршенблат. Позднее я узнал, что в других «файлах» мне приписывают фамилию Финкельштейн – тут уж вообще разведешь руками, непонятно откуда».
Примаков фактически лишился работы. И вот счастливый случай. Валентин Зорин позвонил своему однокашнику Николаю Николаевичу Иноземцеву. Он был тогда заместителем главного редактора газеты «Правда» и занимался как раз международным разделом.
Зорин сказал ему:
– У нас есть талантливый парень, остался без работы.
– Приводи, – ответил Иноземцев. – Только попозже, когда я полосы подпишу.
Полосы в «Правде» в те времена подписывались часов в двенадцать ночи. Зорин и Примаков приехали в редакцию в полночь. Просидели до двух часов ночи. Примаков понравился Иноземцеву. Николай Николаевич сказал:
– Я вас беру. Но поскольку вас заставили уйти с радио люди из отдела пропаганды, то сразу принять на работу в «Правду» я не в состоянии. В агитпропе прицепятся и помешают. Вам надо несколько месяцев где-то пересидеть.
– В Институте мировой экономики и международных отношений, – придумал Иноземцев. – Вы же кандидат наук. Я позвоню директору и договорюсь.
Иноземцев пришел в «Правду» с должности заместителя директора этого института. Но еще не знал, что через несколько лет сам вернется в институт уже директором, и это будут его звездные годы.
Заодно Иноземцев вызвал заведующего отделом кадров «Правды»:
– Запросите соответствующие органы о возможности использовать Примакова в качестве нашего собственного корреспондента в одной из капстран.
Такой запрос отправлялся в отдел ЦК КПСС по работе с заграничными кадрами и выездам за границу. Этот отдел решал, кому можно ездить, а кому нельзя. На каждого выезжающего, кроме высших чиновников государства, отдел ЦК в свою очередь посылал запрос в комитет госбезопасности.
– Все, – твердо сказал Иноземцев, – ты идешь на три месяца научным сотрудником к Арзуманяну. За это время ты перейдешь из ведения агитпропа ЦК в отдел науки, и я беру тебя в «Правду».
Таковы были номенклатурные правила. Взять изгнанного напрямую не рисковал даже заместитель главного редактора «Правды»…
Иноземцев сдержал слово. В сентябре 1962 года Примакова приняли в Институт мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР на должность старшего научного сотрудника только что созданного сектора экономики и политики слаборазвитых стран. Сектор был идеологизирован, не столько изучал, сколько проповедовал принятые тогда нелепые догмы. Ничего из того, что писали сотрудники сектора, не имело ни малейшего отношения к реальности… Когда выяснилось, что у КГБ нет претензий к Примакову и он является «выездным», то в декабре того же года его оформили в центральный орган ЦК КПСС газету «Правду».
Примаков за эти несколько месяцев не успел вжиться в институтские дела. Он тогда не представлял, что эта временная пересадочная станция станет большим куском его судьбы и что он многие годы будет связан с Николаем Иноземцевым, который отправит его работать корреспондентом на Ближний Восток, потом возьмет к себе в институт и вообще сыграет в его жизни важнейшую роль.
В декабре 1962 года Евгений Примаков приступил к работе в «Правде» сначала обозревателем, а вскоре заместителем редактора отдела стран Азии и Африки. В его отделе трудились всего четыре-пять человек, чуть меньше, чем насчитывалось корреспондентов за рубежом. Поработав несколько лет за границей, корреспондент возвращался в редакцию, а на его место отправлялся кто-то из сотрудников отдела.
Когда Примаков в 1965 году приехал в Египет, Арабский Восток бурлил. Этот мир был как кипящая лава, благодатный материал для журналиста. Освободившись от чужой власти, арабский мир все никак не мог оформиться. Государства соединялись и раскалывались. Арабские политики в результате кровавых переворотов свергали предшественников, с которыми только что обнимались, и новые люди появлялись у власти. Они ненавидели друг друга и время от времени воевали между собой. Смена лидера, как правило, влекла за собой резкую перемену политического курса. Арабский мир не мог решить, каким путем ему идти. Консервативные режимы тянулись к богатому Западу, к Соединенным Штатам в первую очередь. Молодые и радикально настроенные лидеры, напротив, искали помощи у Советского Союза. Во-первых, они не хотели иметь дело с западными странами, бывшими колонизаторами. Во-вторых, со стороны социалистическая система казалась им более справедливой. В-третьих, Советский Союз был готов помогать им на безвозмездной основе и снабжать оружием.
Приехав в Каир, Примаков погрузился в этот бурлящий мир, где традиционная восточная экзотика смешивалась с еще более экзотической политикой.
Президентом Египта был самый знаменитый в те годы ближневосточный политик Гамаль Абд-аль Насер, о котором Примаков будет много и часто писать с симпатией и уважением. Насер был главным партнером и любимцем Советского Союза на Ближнем Востоке. Он пытался построить арабский социализм, и этим был более чем важен для Москвы.
Советская печать получила указание масштабно поддержать арабские страны и разоблачать преступления Израиля. После шестидневной войны 1967 года в советском обществе появилась когорта людей, которые жизнь посвятили борьбе с мировым сионизмом, понимая под этим борьбу с евреями. Среди них были как истинные фанатики, так и просто зарабатывающие себе этим на жизнь, благо платежеспособный спрос все увеличивался – в газетах, журналах, на радио и телевидении. Даже в антиамериканской пропаганде соблюдались определенные правила, накануне встреч на высшем уровне она вообще затухала. И только накал антиизраильской и антисионистской пропаганды никогда не спадал…
Примаков видел триумфальные выступления Насера перед египтянами, которые восторженно встречали своего вождя, и его трагедию, когда Египет потерпел сокрушительное поражение в шестидневной войне 1967 года. И в 1967 году, и позднее Примаков писал антиизральские статьи и книги. Израиль тогда неизменно именовался агрессором. Современная история трактует события тех лет иначе.
Арабский мир, живой и непосредственный, нравился Примакову. Среди дружелюбных и гостеприимных людей, он чувствовал себя вполне уютно. И симпатии к арабскому миру останутся у Примакова навсегда.
От каких-то оценок прежнего времени он отказался. Но в основе своей взгляд Евгения Максимовича на причины ближневосточного конфликта, мне кажется, не изменились. Характерно, что если Примаков пишет об «ошибках и заблуждениях» арабских властителей, то в отношении Израиля тон его куда суровее – «кровавые расправы над арабским населением», «кровавая война израильской военщины»…
Евгений Примаков всю жизнь носит погоны под штатским костюмом – в этом уверены не только за рубежом, но и в нашей стране. Считается, что Примаков начал карьеру разведчика на Ближнем Востоке под крышей корреспондента «Правды».
Служба внешней разведки неустанно опровергает эти слухи, хотя и без особого успеха, просто потому что публика не верит официальным опровержениям. Когда Примаков стал главой правительства, английские журналисты, не поленившись, пролистали старые подшивки «Правды» за те годы, что он работал корреспондентом на Ближнем Востоке, чтобы выяснить, как часто он печатался. Они увидели, что его статьи появлялись отнюдь не каждый день. Ага, решили англичане, тогда все ясно: он разведчик, поэтому у него просто не было времени писать в газету…
Дотошные англичане промахнулись, потому что плохо знают нашу жизнь. Это в западных газетах корреспондент из-за рубежа пишет каждый день. «Правда» держала корреспондентов по всему миру, газетной площади для всех не хватало, и пробиться на полосу было невероятно трудно. Писать из Египта каждый день не было никакой необходимости.
Понять, что Примаков не был сотрудником КГБ, можно еще и потому, что некоторое время он был просто «невыездным», за границу его не выпускали. И лишь Николай Иноземцев, заместитель главного редактора «Правды», добился, чтобы он стал «выездным», что в то время было очень важным. Ездить за границу Примаков стал с 1965 года. Его хотели отправить в долгосрочную командировку в Кению в роли советника вице-президента. Уже состоялось решение ЦК КПСС, без которого советский человек не мог поехать за границу. Но в конце концов поездка не состоялась – изменилась обстановка в Кении, и Примаков не получил визы.
Зато вскоре он отправился корреспондентом «Правды» на Ближний Восток. Он побывал почти во всех странах Арабского Востока – в Египте, Сирии, Судане, Ливии, Ираке, Ливане, Иордании, Йемене, Кувейте. Уже потом, уйдя из «Правды» и работая в институте, он в первый раз поедет в Соединенные Штаты, побывает в Европе. Начнется другая жизнь…
Надо понимать, что не так уж сложно выявить кадрового сотрудника внешней разведки. Каждый из них должен был исчезнуть из поля зрения друзей и знакомых хотя бы на год, а чаще на два года – это время обучения в разведывательной школе. Через эту школу прошли все, кого брали на работу в первое главное управление КГБ СССР – внешнюю разведку.
В трудовую книжку начинающему разведчику вписывают какое-то благопристойное место работы, но в реальности человек буквально исчезает, потому что занятия в разведшколе идут с понедельника по субботу. Живут начинающие разведчики там же, на территории школы, домой их отпускают в субботу днем, а в воскресенье вечером или в крайнем случае в понедельник рано утром они должны быть в школе.
При таком обилии друзей многие бы обратили внимание на то, что Примаков куда-то исчез, да не на день-другой, а на целый год! Надо еще и понимать, что по своим анкетным и физическим данным студент института востоковедения Примаков вряд ли мог заинтересовать кадровиков министерства государственной безопасности (МГБ существовало до марта 1953 года, когда было создано единое Министерство внутренних дел, а с марта 1954?го уже существовал Комитет государственной безопасности).
Могли Примакова, когда он поехал корреспондентом на Ближний Восток, привлечь к сотрудничеству с КГБ в качестве агента?
По инструкции, существовавшей в комитете госбезопасности, запрещалась вербовка сотрудников партийного аппарата. Что касается центрального органа партии – газеты «Правда», то рекомендовалось воздерживаться от оформления сотрудничества с правдистами и использования корпунктов «Правды» в качестве крыши для разведывательной деятельности.
Другое дело, что практически каждый корреспондент, работавший за границей, поддерживал те или иные отношения с резидентурой советской внешней разведки – как минимум, делился информацией.
Словом, как и очень многие корреспонденты, Примаков, вероятно, помогал нашим разведчикам. Но в кадрах КГБ (до назначения в 1991 году начальником внешней разведки) он не состоял и среди «добровольных помощников» госбезопасности тоже не числился.
Почему же Примакову упорно приписывают службу в КГБ? Возможно, потому что он выполнял в семидесятые годы некоторые деликатные миссии за границей. Это действительно были особые задания, но не разведки, а ЦК КПСС.
«Я выполнял ответственные поручения Политбюро, – пишет Примаков. – Как правило, меры безопасности и связь поручалось обеспечивать комитету госбезопасности».
О своем участии в тайной дипломатии Евгений Максимович рассказал в книге «Конфиденциально: Ближний Восток на сцене и за кулисами (вторая половина XX века – начало XXI века)».
В 1970 году он ездил в Бейрут для встречи с лидером Народного фронта освобождения Палестины Жоржем Хабашем, который прославился громкими терактами. Это он придумал захватывать самолеты и превращать пассажиров в заложников. Это ему мир обязан таким количеством трагедий. Примакову поручили передать Жорж Хабашу мнение советского руководства: захват самолетов нецелесообразен, потому что «сплачивает население вокруг израильского правительства». Такие же деликатные миссии Евгений Максимович исполнял в других странах.
Примакову благоволил влиятельный референт Брежнева Евгений Матвеевич Самотейкин, в прошлом сотрудник Министерства иностранных дел. Самотейкин в меру возможности поддерживал самостоятельно мыслящих людей, заказывал им записки на самые деликатные внешнеполитические темы, что позволяло ему предлагать своему шефу оригинальные идеи. В июле 1971 года он попросил Примаков набросать новые предложения в отношении советской политики на Ближнем Востоке. Примаков в осторожной форме рекомендовал «некоторые инициативные шаги в отношении Израиля», с которым Советский Союз разорвал дипломатические отношения после шестидневной войны.
Арабские страны радостно приветствовали это решение. Тем более, что они стали получать советское оружие в удвоенном количестве. Казалось, что Советский Союз приобрел себе на Арабском Востоке друзей на вечные времена. Но вскоре выяснилось, что Советский Союз не в состоянии играть ключевую роль на Ближнем Востоке, потому что не имеет дипломатических отношений с Израилем.
Евгений Самотейкин передал записку Примакова Брежневу, который ее одобрил. Леонид Ильич сам считал, что разрыв отношений с Израилем был шагом эмоциональным и потому недальновидным. Но как их восстановить, если в Москве заявили, что это станет возможным только после полного ухода израильской армии с завоеванных во время войны территорий?
Активным сторонником налаживания секретного канала связи с еврейским государством был председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов. В аппарате КГБ не раз предпринимали попытки самостоятельно, в обход министерства иностранных дел, заниматься внешней политикой. Особые отношения КГБ установил с правительством ФРГ, когда канцлером был Вилли Брандт. Пытались наладить доверительный канал связи с государственным секретарем США Генри Киссинджером, но эту акцию сорвал министр иностранных дел Громыко, который конкуренции не терпел и ревниво относился к любым попыткам вторгаться в его епархию. Что касается Израиля, то в данном случае Громыко не возражал против активности КГБ. Отсутствие дипломатических отношений с еврейским государством исключало участие министерства иностранных дел.
Тайные контакты были поручены Примакову, организационную сторону взяло на себя КГБ. Миссия была важной, утвержденной решением Политбюро от 5 августа 1971 года. С августа 1971 по сентябрь 1977 года Примаков тайно приезжал в Израиль или встречался с израильскими представителями в столице Австрии.
Его собеседниками были руководители страны – премьер-министр Голда Меир и министр иностранных дел Аба Эбан, потом новая команда – премьер-министр Ицхак Рабин, министр иностранных дел Игал Аллон, министр обороны Шимон Перес.
Израильтян, конечно, прежде всего интересовало, кого представляет Примаков, каковы его полномочия. Он отвечал, что «направлен в Израиль с неофициальной и конфиденциальной миссией советским руководством», но не имеет полномочий обсуждать вопрос о восстановлении дипломатических отношений.
Идея состояла в том, чтобы убедить Израиль покинуть занятые в ходе шестидневной войны 1967 года территории – сектор Газа и Западный берег реки Иордан. Взамен предлагались международные гарантии безопасности Израиля, но Примаков быстро понял, что израильтяне считают такого рода гарантии пустой бумажкой, которая не спасет их в случае нападения арабских стран. Голда Меир напомнила Примакову, как легко в 1967 году были выведены с Синайского полуострова войска ООН, разъединявшие Израиль и Египет, когда это потребовал президент Насер.
Андропов и Громыко предложили согласиться с идеей израильтян «расширить консульскую секцию посольства Нидерландов в Москве». Дело в том, что после разрыва дипломатических отношений интересы Израиля в Советском Союзе представляло голландское посольство. Имелось в виду, что в составе консульской секции посольства в Москве появятся израильские дипломаты и это упростит диалог. Но остальные члены Политбюро отвергли предложение председателя КГБ и министра иностранных дел. Слепая ненависть к еврейскому государству лишала Советский Союз возможности играть более важную роль на Ближнем Востоке.
Много лет Примаков был связным с иракскими курдами, и он даже участвовал в попытке нормализовать отношения между руководством курдов и правительством в Багдаде. Но надо правильно понимать его тогдашнюю роль. Его отправили к курдам для того, чтобы создать прямой канал общения, узнать, что происходит у курдов, чего они хотят и можно ли их убедить сотрудничать с правительством. Этот канал связи шел через ТАСС. Только сообщения Примакова в Москву не печатались в газетах, а с грифом секретности поступали в ЦК, МИД и КГБ.
Когда Примаков вернулся из командировки в Каир, заместитель главного редактора «Правды» Николай Николаевич Иноземцев уже ушел из газеты и возглавил Институт мировой экономики и международных отношений. Примаков приехал к нему повидаться.
Иноземцев решительно сказал:
– Хватит тебе сидеть в «Правде». Тебе надо переходить в науку. Иди ко мне заместителем.
Не каждый мог решиться уйти из «Правды». Работа в первой газете страны сулила как минимум постоянные командировки за рубеж. Каждая публикация в «Правде» была заметной. Но Иноземцев сделал Примакову предложение, от которого тот не мог отказаться. Как выяснилось потом, это был верный шаг.
30 апреля 1970 года Примаков был назначен заместителем директора Института мировой экономики и международных отношений Академии наук. Ему было всего сорок лет, для его возраста это была прекрасная научная карьера.
Институт, где собрались экономисты высокой квалификации, готовил закрытые для обычной публики прогнозы развития мировой экономики. Они рассылались в ЦК, в аппарат Совета министров, Госплан (здесь-то концентрировались компетентные читатели). Разумеется, делалось все, чтобы тексты были приемлемы для партийного аппарата, но факты и цифры разительно расходились с тем, что писали газеты и говорили сами партийные секретари. Усиливающееся отставание советской экономики становилось все более очевидным. Замаскировать этот разрыв было невозможно. И это вызывало недовольство, раздражение и даже обвинения авторов в ревизионизме. Авторы же искренне надеялись, что заставят советских руководителей задуматься, подтолкнут их к радикальным реформам в экономике. Для правительства институт готовил конкретные разработки, опираясь на зарубежный опыт.
Анатолий Сергеевич Черняев, много лет проработавший в международном отделе ЦК КПСС, пишет, что на Иноземцева писали доносы Брежневу. Доносчики доказывали, что Иноземцев и компания – ревизионисты, не верят в будущую революцию и уверены, что капитализм и дальше будет развиваться. И это при том, что Николай Иноземцев входил в группу партийных интеллектуалов, которая годами писала речи и доклады Брежневу.
Евгений Максимович был единомышленником и другом Иноземцева. Пока Николай Николаевич работал на генерального секретаря, институтом руководил Примаков. Он замещал Иноземцева, когда тот уезжал в отпуск или командировку. У них сложились хорошие, доверительные отношения. Но к директору Примаков относился с пиететом, обращался исключительно на «вы» и по имени-отчеству: Николай Николаевич.
Иноземцев много раз предлагал перейти на «ты»:
– Да, брось ты, Женя, эти церемонии.
Примаков соблюдал политес. Это восточное воспитание.
Когда он только пришел, академические коллеги настоящим ученым его не признали, считали всего лишь умелым журналистом. Пренебрежительно говорили, что Примаков защитил докторскую диссертацию по книге, причем одной на двоих с журналистом Игорем Беляевым. Примаков и Беляев, тоже правдист, написали толстую книгу «Египет: время президента Насера» и решили на ее основе защитить докторские диссертации. Но это была тактическая ошибка: докторские диссертации – в отличие от книг – в соавторстве не пишутся. Ученый обязан продемонстрировать творческую самостоятельность.
Вспоминает один из сотрудников ИМЭМО:
– Они с Игорем Беляевым, два арабиста, принесли в институт совместную работу и хотели защититься. Им, как полагается, устроили так называемую предзащиту – это обязательное широкое обсуждение. Накидали множество замечаний, народ даже хихикал по поводу этого соавторства. Примаков и Беляев все правильно поняли, разделили свой труд, представили диссертации в новом виде, и оба успешно защитили докторские…
– Да кто он такой? Журналист (это слово научные работники произносили с оттенком пренебрежения)? А что он понимает в настоящей науке?
Но эти разговоры быстро закончились. Все увидели, что Примаков умелый организатор, а в академическом институте это редкость, потому что, как мне говорили его коллеги, «гениев много, а работать никто не умеет и не хочет». Он знал ближневосточный конфликт во всех его подробностях, во всех его скрытых и открытых сторонах, понимал подводные течения и взаимосвязи, со многими политиками, игравшими ключевую роль на Ближнем Востоке, был знаком лично.
Иноземцев и Примаков переориентировали институт на оперативный политический анализ. Некоторые ученые упрекали их за пренебрежение серьезной академической наукой. Другие полагали, что они правы – важнее донести до руководства страны реальную информацию о положении в стране и мире.
Примаков не склонен к академической науке. Ему хотелось, чтобы институт давал практическую отдачу, это замечалось и поощрялось. Он перенес на российскую почву разработанный западными учеными метод ситуационного анализа. Это мозговые атаки: собираются лучшие специалисты и предлагают несколько вариантов решения какой-то актуальной проблемы. Например, анализ ситуации на рынке нефти. Какие факторы повлияют на цены? Будет ли расти добыча? Как поведут себя Иран, Ирак, Саудовская Аравия?.. Обсуждение проходило за закрытыми дверями и не предназначалось для публикации, поэтому можно было высказываться относительно свободно. Это было приятной роскошью для настоящих ученых.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.Смерть сына и жены
Глубоко Евгения Примакова знают немногие, только те, кто входит в тесный круг его друзей. Пасмурный на вид, он в реальности веселый, искренний, жизнерадостный человек. Он пишет хорошие лирические стихи, любит застолье, знает множество анекдотов и хранит верность товарищам.
Он многое делал как бы играючи. Защищал диссертации, не собираясь посвящать себя полностью науке, а получилось, что академическая карьера стала главной. Ушел из научного института, не предполагая, что со временем займет крупные посты в правительстве и в конце концов возглавит кабинет министров.
Кажущаяся легкость карьеры – свидетельство многих талантов, хотя во всякой карьере имеет значение и элемент случайности, а точнее, везения. А вот в личной жизни он пережил настоящую трагедию – потерял жену и сына. Для человека его типа, его тбилисского воспитания эта утрата непереносима. Но Примаков никогда не жалуется, не показывает, как ему тяжело, и не впадает в тоску.
А ведь самым главным в жизни, несмотря на карьеру и профессиональные успехи, для него была семья. Он рано женился, но с годами их чувства с Лаурой Васильевной Харадзе нисколько не угасли. Они были не только мужем и женой, но и друзьями, дополняли друг друга. Они родили двоих детей – сына и дочь: Александра Примакова и Нану Примакову.
– Саша был потрясающий мальчик, – вспоминал Томас Колесниченко. – Для меня это идеал. У меня таких детей нет, и ни у кого я их не видел. Он пошел в Евгения Максимовича. Саша Примаков приехал в Нью-Йорк на практику, а я работал там корреспондентом «Правды». Как раз в этот момент у меня произошел конфликт с одним из наших местных начальников. Первым заместителем представителя СССР в ООН был такой Михаил Аверкиевич Харламов. Что-то он не то сделал, не помню, но я на него обиделся.
А Саша Примаков должен был к Харламову пойти с каким-то материалом. Он объявил Томасу Колесниченко:
– Дядя Том, я к нему не пойду.
В Тбилиси друга отца принято называть дядей.
– Да ты что? – удивился Колесниченко. – Почему не пойдешь?
– Он вас обидел!
– Ты-то какое к этому имеешь отношение? Ты иди, у тебя дело.
Саша покачал головой.
– Я человек клановый, – твердо сказал младший Примаков, – я к нему не пойду…
Отцовский характер.
– Знаете, когда люди за границей оказываются, им есть чем заняться, столько соблазнов, – вспоминал Колесниченко. – А Саша приходил после работы ко мне, потому что он далеко жил, садился в моем кабинете и работал. До вечера сидел, писал. Он бы, конечно, далеко пошел. Это был необычайный парень.
Он учился в аспирантуре. Ему предлагали и корреспондентом в Каир поехать, и в науку идти. Но этому не суждено было случиться. Саша Примаков ушел из жизни совсем молодым человеком, внезапно, на руках у друзей.
– Это один из самых черных дней моей жизни, – говорит Валентин Зорин. – Саша Примаков был моим аспирантом. Трое аспирантов пошли дежурить в праздничный день – это было первое мая 1981 года. Прекрасный весенний день. Вдруг Саша схватил товарищей за руки и сказал: я умираю. И умер мгновенно.
Сердце не выдержало, как потом у матери, Лауры… Видимо, что-то такое по наследству от матери передалось. Саше Примакову было всего двадцать семь лет.
– Первым о смерти Саши узнал Виталий Журкин, будущий академик и директор Института Европы, – вспоминал Леон Оников. – Мне позвонил Журкин, и мы вместе повезли Сашину жену в больницу, зная, что он уже умер, и по дороге из последних сил старались не сказать ей об этом раньше времени.
Саша Примаков страдал сердцем, но умер так неожиданно, что никто к этому готов не был и не думал, что это может произойти.
– Сердечная болезнь у Саши проявилась внезапно? – спросил я у Оникова.
– Наш общий друг академик медицины Володя Бураковский мне сказал однажды: Саша умрет неожиданно. Так и получилось.
Когда это случилось, Примаков был в командировке в Мексике. Валентин Зорин с помощью посольства разыскал его в гостинице и сказал:
– Делай, что хочешь, но завтра ты должен быть в Москве.
– Он спросил, что случилось?
– Нет, но, наверное, догадался…
Друзья встретили его у трапа. Он спустился весь белый, и ему сказали:
– Саши больше нет.
Встречать его в аэропорт приехал и Владимир Иванович Бураковский. Он заказал «скорую помощь».
Томас Колесниченко:
– Вот они ехали с аэропорта в машине, а сзади «скорая помощь», чтобы оказать Жене помощь, если ему станет плохо.
Валентин Зорин:
– В полубессознательном состоянии мы доставили его домой, где лежало тело сына… Вот что ему выпало. Женя переживал это очень страшно. Если бы не дочь и внуки, он бы такое горе не перенес.
Томас Колесниченко:
– Он мальчика очень любил. Это была жуткая трагедия. Для него это и по сей день трагедия. А в то время и говорить нечего: невыносимое горе. До сих пор мы ходим на Сашину могилу, не забываем.
Люди вокруг Примакова узнали об этой трагической истории и понимали, что переживает Евгений Максимович.
Алексей Малашенко, доктор исторических наук, сотрудник Института востоковедения:
– Я помню, что как раз после смерти его сына был назначен ученый совет у нас в институте. Все собрались, и стояла мертвая тишина. Сидели почтенные ученые и не знали, как им выразить свое сочувствие. А Примаков держался замечательно, ни жестом, ни словом не показал, каково ему сейчас.
Томас Колесниченко:
– Он продолжал работать. Да, вот в этом воля Жени. Он уходит в работу, он спасает себя работой.
Валентин Зорин:
– Два года после смерти Саши Примаков рабочий день начинал с того, что ехал утром на кладбище и час сидел у могилы сына, а потом ехал на работу…
Смерть сына была первой из двух трагедий, которые обрушились на Примакова.
Все, кто знал Лауру Васильевну Примакову, сохранили о ней наилучшие воспоминания. Очаровательная женщина, великолепная мать и умелая хозяйка. Она изумительно готовила, была гостеприимна, доброжелательна. Чудесно играла на фортепьяно. И все у нее получалось легко, просто. Всегда полон дом гостей. Они жили весело и интересно.
Одним из самых близких друзей Примакова был Владимир Иванович Бураковский, крупнейший кардиохирург, директор Института сердечно-сосудистой хирургии, академик медицины, лауреат Ленинской и Государственной премий, последний Герой Социалистического Труда, получивший звезду из рук Брежнева.
Бураковский тоже вырос в Тбилиси, но он был старше Примакова на семь лет – в детстве и юности это имеет значение. Потом эта разница перестала быть заметной. Они подружились уже в начале семидесятых, когда Примаков вернулся с Ближнего Востока.
Лилиана Бураковская, вдова Владимира Ивановича, вспоминала:
– Мы приехали к Примаковым в маленькую квартиру на улице Ферсмана. Я знала, что, как в каждой нормальной семье, у них были проблемы, трудности, в том числе материальные. Но жили интересно. Ничего у них не увидела роскошного, да они и не привыкли к роскошной жизни. Ни Примаков, ни Бураковский не создавали себе сокровищ на земле. Они знали Библию, они знали жизнь. Они понимали: когда мы уходим, мы с собой ничего не берем, кроме доброго имени.
– Но можно кое-что детям, внукам оставить. И это многими руководит.
– Да, можно обеспечить потомство в седьмом колене. Но они этого не делали. Не потому что не любили своих детей. Они считали, что того, что есть, достаточно. А остальное пусть сами зарабатывают.
Евгений Максимович оказался блестящим рассказчиком. Вообще он любит рассказывать анекдоты, любит пошутить. Когда потом собиралась вся компания, это был фейерверк остроумия.
– Каким я впервые увидела Евгения Максимовича, таким он и остался, – вспоминала Лилиана Бураковская. – Он и сейчас такой: всегда с улыбкой, доброжелательный. И Лаура была такая же. Не полюбить эту семью и не сблизиться с ней было невозможно.
Они никогда не относились к себе слишком серьезно, у них не было никакого чванства. Всегда были самокритичны, подшучивали друг над другом. Евгений Максимович не тщеславный и не напыщенный. Это люди не реализовавшиеся постоянно говорят о себе. А тот, у кого все получилось, – ему-то зачем? Напротив, такие люди относятся к себе критически, с иронией и даже несерьезно. Хотя Лаура искренне гордилась, когда ее муж сделал такую карьеру:
– Я же говорила, что мой Женя – номер один!
Она всегда понимала, что Евгений Максимович в чем-то выше своих товарищей, вспоминает Лилиана Бураковская.
– Жена ведь тоже влияет на мужа. Мы незаметно сблизились. Лаура стала моей подругой. Она была необыкновенная, обаятельная, притягивала людей. Разносторонне образованная, всем живо интересовалась, ходила на концерты, на выставки. Она сама играла великолепно, напевала. На ее день рождения – 8 февраля – собиралось подруг, наверное, тридцать. Потом они с улицы Ферсмана переехали на Ленинский проспект, уже у них была хорошая квартира, но и она всех не могла вместить. Подруги ее обожали.
Лаура была такая жизнерадостная – друзья и предположить не могли, что она неизлечимо больна. Когда у нее случился первый приступ, Бураковский первым к ней прибежал, потому что Примаковы жили рядом с его институтом на Ленинском проспекте. Приступ купировали, а ее заставили обследоваться. Лаура тоже не очень серьезно относилась к своему здоровью. Но ей пришлось лечиться. Сначала Бураковский положил ее к себе в институт, затем она легла в Центральную клиническую больницу 4-го главного управления при министерстве здравоохранения СССР.
Врачи поставили тяжелый диагноз – миокардит. Миокард – это сердечная мышца. Миокардит – воспаление мышцы, она слабеет и перестает работать. Это неизлечимое заболевание. Юный Саша Примаков умер от миокардита.
В таких случаях показана пересадка сердца. Владимир Бураковский хотел начать операции по пересадке сердца, но тогдашний министр здравоохранения Борис Петровский, сам хирург-кардиолог, ему это запретил. А лекарства при миокардите не помогали, восстановить работоспособность миокарда не удавалось.
Наступил момент, когда врачи сказали, что жить Лауре Примаковой осталось всего лет пять. Они, конечно, сказали это не ей, а мужу. С этим страшным известием Евгений Максимович пришел к Бураковским. Он выглядел подавленным, притихшим, ушел в себя. Он мог говорить только с Бураковскими. Не только потому, что Владимир Иванович врач. Они тоже пережили страшную трагедию – в автомобильной катастрофе погибла их дочь. Ее могила рядом с могилой Саши Примакова.
– Евгений Максимович сказал жене о диагнозе? – спросил я Лилиану Альбертовну Бураковскую.
– Нет, нет! Никто не говорил. Делали вид, что все нормально. Примакова пригласили в Японию с женой. Он советовался, можно ли ей ехать? Решили: пусть Лаура съездит, отвлечется. И хорошо, что она поехала… А потом она чувствовала себя все хуже и хуже, лежала на даче, очень ослабела… Лаура и пяти лет не прожила.
В июне 1987 года, в день выборов, Лаура и Евгений Максимович вышли во двор. Она вдруг замерла и произнесла:
– Женя, у меня остановилось сердце.
Вызвали «скорую», но уже было поздно. Она умерла на руках мужа. Ей было всего пятьдесят семь лет, она на год младше Евгения Максимовича. Вторая трагедия за несколько лет. Евгений Максимович по-прежнему любит Лауру, думает о ней и страдает… В дни памяти Лауры и Саши Евгений Максимович обязательно собирает друзей на могиле, а потом везет на поминки.
У Примакова осталась дочка – Нана.
Лилиана Бураковская:
– Евгений Максимович обожает дочь и внуков. Нана – психолог. Она работает с отставшими в развитии детьми. Я ей говорю: ты святая… Она смотрит на тебя как-то вопросительно, изучает тебя. Она скромная и немногословная, сдержанная, может быть, не очень улыбчивая, но вдруг что-то скажет с большим чувством юмора, совсем как отец.
Старшая внучка Примакова – Саша, ее назвали в честь умершего Александра Примакова. От второго брака у Наны маленькая девочка – Маша. И от ушедшего сына остался внук Женя, названный в честь дедушки. Он тоже стал журналистом, работал собственным корреспондентом телекомпании НТВ на Ближнем Востоке.
В апреле 1991 года в Москве побывала группа американских сенаторов. Примаков пригласил их к себе на дачу. Американский посол Джек Мэтлок поразился:
«Традиционно иностранцев принимали только в ресторанах либо в особых „домах приемов“, содержавшихся для этой цели. Советские руководители никогда не приглашали иностранцев домой. Дача Примакова была уютной, но не роскошной. Большинство высокопоставленных персон пользовались государственными дачами, но Примакову было явно удобнее и уютнее в собственном жилище, и он с гордостью показывал свой дом.
Хозяйкой дома была дочь Примакова. Рассматривая фотографии и семейные реликвии, мы вспомнили о личных горестях, обрушившихся на хозяина. Семья была дружной и сплоченной, и у Примакова еще не зарубцевалась психологическая травма, порожденная тяжкими утратами. Показывая нам фото покойной жены, он заметил, что, хотя после ее кончины минуло четыре года, у него нет абсолютно никакого желания снова жениться. Работа заменила ему все».
Примаков даже в детстве не занимался спортом и не отличался богатырским здоровьем.
– Работая в институте, я унаследовал огромный письменный стол Примакова, – вспоминал сотрудник ИМЭМО Владимир Размеров. – Ему отвели кабинет с новой мебелью. А его старый стол достался мне. Я с ужасом обнаружил, что один из ящиков был полон лекарств. Он, бедный, глотал всякие таблетки. Но он держится. Знаете на чем? Я увидел это в совместных поездках. Он, как Черчилль, может спать в любое время, пользуясь любой минуткой. Я думаю, этим он компенсирует свои болячки и перенапряжение.
Когда он был директором разведки, Евгений Максимович перенес операцию на щитовидной железе. Став министром иностранных дел – операцию на желчном пузыре. Но особых хвороб у него нет, он еще не отменил и не отложил ни одного дела по причине собственного нездоровья. Он каждое утро проплывает полкилометра в бассейне, соблюдает режим, и никто не смеет сказать, что он не справляется со своими обязанностями.
Томас Колесниченко:
– У него все наладилось. Рядом с ним очень хорошая женщина, новая жена. Мы, старые друзья Евгения Максимовича, ее очень полюбили, потому что она его любит и создает ему полноценную жизнь, заботится о нем.
Во второй раз Примаков женился на своем лечащем враче – Ирине Борисовне Бокаревой. Она работала в санатории Барвиха, который был самым комфортабельным и престижным в системе 4-го главного управления при министерстве здравоохранения СССР. Хотя санаториев и домов отдыха для начальства было много – от Рижского взморья до Сочи, от Курской области до Валдая, в советские времена все большие начальники предпочитали Барвиху.
Мягкий климат средней полосы, показанный практически при любом заболевании, близость Москвы, большие комнаты, хорошее диетическое питание и настоящая медицина – это привлекало отдыхающих даже не в сезон. Получить путевку в Барвиху было особой честью. Здесь отдыхали высшие начальники. Менее высоким чиновникам в путевке отказывали.
Если ехать по Рублевскому шоссе, то, не доезжая до дачного поселка Жуковка и правительственных дач, можно увидеть простой указатель: Барвиха. Надо развернуться и съехать с шоссе на красивую лесную дорогу. И скоро появится новый указатель «Санаторий Барвиха». Во время войны здесь был госпиталь. Тех, кому врачи не сумели помочь, похоронили рядом – военное кладбище сохранилось и по сей день.
У ворот каменный домик, из которого появится бравый дежурный. Если вы приехали отдыхать, то надо предъявить путевку. Если в гости – то ваша фамилия или номер машины должны значиться в списке, представленном главным врачом. Если вас ждут, то ворота открываются, и можно въехать в санаторий. Дорога – со строгими указателями «Стоянка машин у корпуса запрещена!» – ведет к главному корпусу. Двери раскрываются автоматически. За столиком сидит дежурный. Отдыхающих встречают, как родных. Вещи на тележке везут до номера, чтобы, не дай бог, самому не таскать.
В санатории мало отдыхающих, которые друг друга почти не видят, зато множество невероятно вежливых людей в белых халатах. Здесь не раздражаются и ни в чем не отказывают отдыхающим. Каждого называют по имени-отчеству. Имена помнит не только лечащий врач, но и сестры, и подавальщицы в столовой, и нянечки, и те, кто разносит неходячим больным пищу в комнаты.
Каждому отдыхающему, если он приехал без жены, полагается уютный одноместный номер с небольшим предбанником и собственной туалетной комнатой. В комнате одежный шкаф, телевизор, холодильник, письменный стол, журнальный столик, телевизор и телефон с московским номером. Семейные номера побольше. Обязательно горка с посудой и электрический самовар. В советские времена каждого бесплатно снабжали бельем, спортивными костюмами и кедами. Нравы в санатории либеральные. Можно держать в своем холодильнике вино и водку и попросить дежурную сестру принести штопор. Хотя это и санаторий, но никто не удивится.
Санаторий состоит из нескольких корпусов, соединенных ходами или зимним садом. Архитектура затейливая. Живут на первом и втором этажах, на третьем административные кабинеты, кинозал – кино каждый вечер. Когда-то это было главным вечерним развлечением. Врачебные кабинеты раскиданы по разным этажам. В каждом номере маленький балкончик, в том числе и на первом этаже.
В столовой шведский стол – овощи, зелень, а остальное по заказу из меню. В санатории свое птичье хозяйство. Можно получить разгрузочное питание – его носят в номер, чтобы желающий похудеть не ходил сам в столовую и не смотрел с завистью, что едят другие.
Летом катаются на велосипеде, играют в пинг-понг, купаются в пруду. Но велосипед и лодка – только по назначению врача. Помимо лодочника дежурит сестра – вдруг кому-то из отдыхающих станет плохо. Построили красивый чайный домик, там на свежем воздухе пьют чай – с медом, с вареньем, с конфетами.
Желающие ходят в бассейн и сауну. Но в основном в Барвихе лечатся. Через полчаса после прибытия отдыхающего в его номере появляется лечащий врач. Он, или чаще – она, будет приходить каждый день, кроме выходных (когда остается только дежурный врач), в удобное время между завтраком и обедом. Всем назначают много процедур – так что до обеда все заняты. Санаторий славится физиотерапией: магнитотерапия, электрофорез, токи Бернара, гидропроцедуры, вихревые ванны, гидромассаж, углекислые ванные, да и обычный массаж замечательный.
Врачи живут в доме для персонала – рядом с территорией санатория. Часа в четыре дня лечащие врачи собираются домой. Но прежде врач заглядывает к больному:
– Нет ли проблем? Не нужна ли я вам больше сегодня?
Только после этого она может уйти. Врачей всегда старались подбирать знающих, умелых, любезных, способных сделать жизнь отдыхающего приятной. Одним из лечащих врачей в перестроечные времена в Барвихе была Ирина Борисовна Бокарева. Молодая женщина, она с семьей приехала из Ставрополя, где закончила медицинский институт, – землячка Горбачева, о чем тогда рассказывала не без гордости. Ее муж – высокий человек, несколько замкнутый, с пшеничными усами – тоже работал в Барвихе врачом. Дочка училась в школе, на лето ее отправляли к бабушке с дедушкой.
На Ирину Борисовну сразу обратили внимание: милая женщина, улыбчивая. Для всех у нее находится доброе слово. Каждый человек, разговаривая с ней, чувствует, как она ему симпатизирует. Она приходила утром к своим пациентам в прекрасном настроении и этим настроением заражала пациентов: доброе утро, как вы спали? И спрашивала искренне, участливо. Запоминала все просьбы и пожелания отдыхающих. Говорила не о себе, а о больных, что не так уж часто бывает среди врачей. Пишу об этом со знанием дела – в конце восьмидесятых в санатории отдыхали мои родители, Ирина Борисовна была у них лечащим врачом, и они остались очень довольны.
Ирину Борисовну любили отдыхающие, ценил обслуживающий персонал и, видимо, начальство, потому что она получила большое повышение. Ее поставили заведовать отделением для высшего руководства. Когда в Барвихе отдыхал Примаков, Ирина Борисовна сама им занималась. В 1989 году Евгений Максимовича избрали кандидатом в члены политбюро ЦК КПСС. Отныне ему полагался личный врач, который занимался только им, постоянно наблюдал пациента и в случае необходимости призывал на помощь любых специалистов.
Спецполиклиника находилась на улице Грановского в старом трехэтажном здании, принадлежавшем 4-му главному управлению при министерстве здравоохранения СССР. На втором этаже принимали членов и кандидатов в члены ЦК КПСС, членов Центральной ревизионной комиссии. На первом этаже – самых больших начальников страны: членов и кандидатов в члены политбюро, секретарей ЦК.
Примаков сам выбрал себе личного врача. Ирина Борисовна много позже рассказала об этом в газетном интервью. Примаков позвонил ей:
– Ирина Борисовна, мне в моем нынешнем положении полагается личный врач. Не хотите им стать?
Она ответила молниеносно:
Это был, несомненно, счастливый случай.
После смерти Лауры Примаков долго не женился и даже не думал об этом. Но Ирина Борисовна оказалась именно той женщиной, которая ему нужна. Отношения между ними развивались несколько лет.
– Евгения Максимовича, – рассказывала Ирина Борисовна, – останавливала большая, как ему тогда представлялось, разница в возрасте. Меня же пугало, что его родным, друзьям может прийти в голову мысль: не человек мне нужен, а то, что за этим человеком стоит. Положение, должность…
После августовского путча 1991 года институт личных врачей упразднили. Отношения между ними приобрели чисто личный характер.
Ирина Борисовна:
– Когда надо было возвращаться домой, я обычно вздыхала: «Как не хочется уходить». В одну из таких минут он сказал: «И не надо. Останься навсегда». Вот так и выглядело предложение, которое Евгений Максимович мне сделал за два года до свадьбы.
Они поженились, и у Примакова, можно сказать, открылось второе дыхание. Не будь рядом с ним такого человека, едва ли бы он справился с теми испытаниями, через которые ему предстояло пройти в конце девяностых.
Компенсацией всех горестей было обилие преданных друзей, окружающих Примакова. У него множество товарищей и здесь, и на Кавказе. Он любит друзей, друзья любят его. Это стиль такой кавказский, тбилисский.
Виталий Игнатенко:
– Его мужественное поведение – наверное, это закваска с детства, он в тяжелое время вырос, да еще и без отца. Но были верные друзья. И они всегда были монолитны, у него был хороший тыл. Ничего не могло случиться. Он всегда мог вернуться к прекрасным товарищам. Везде его всегда ждали и сейчас ждут. Это очень важно чувствовать, что за тобой товарищи, которым все равно – кто ты, где ты, на какой машине ты ездишь, есть ли вообще у тебя эта машина. Это придает жизненную силу…
На экранах телевизоров Примаков часто представал мрачноватым, казалось, он постоянно недоволен. Когда он стал министром иностранных дел, то первое время появлялся на публике в непроницаемых темных очках. Это производило не очень приятное впечатление. И я, помню, написал полосный материал в «Известиях» о Примакове под заголовком «Темные очки мешают увидеть истинное лицо министра». Видимо, кто-то еще ему сказал об этом, и он вскоре очки сменил, чтобы можно было видеть его глаза.
В день, когда Примакова утверждали в Государственной Думе на пост премьер-министра и он выступал перед депутатами со словами «я не фокусник», его друга Валентина Зорина увезли в больницу с подозрением на перитонит. Вечером, узнав об этом от жены, глава правительства Примаков приехал в больницу, чтобы навестить товарища.
Когда на перекрестке Рублевского и Успенского шоссе открылось новое здание научно-исследовательского института кардиохирургии имени В. И. Бураковского, глава правительства, отложив другие дела, побывал на открытии и сказал несколько теплых слов. Телекамеры показали лицо Примакова, который печально смотрел на бюст своего покойного друга, чьим именем назван институт. Примаков сыграл не последнюю роль в том, что эта стройка, которая началась еще при жизни Бураковского, завершилась.
Когда академик Александр Яковлев отмечал свое семидесятипятилетие, Примаков, разумеется, приехал. Все ушли, оставили их вдвоем поговорить за накрытым столом. Примакову предстояли трудные переговоры с директором-распорядителем Международного валютного фонда Мишелем Камдессю. Это не помешало Примакову произнести несколько тостов и выпить за здоровье юбиляра энное число рюмок водки – без ущерба для сложных отношений России с Международным валютным фондом.
25 декабря 1998 года, на следующий день после того, как Государственная Дума в первом чтении утвердила проект представленного его правительством бюджета, Примаков в девять утра приехал в здание «Известий» на Тверской, чтобы поздравить Станислава Кондрашова с семидесятилетием. Попил с ним чаю, посидел часок и только после этого поехал в правительство, где его ждала встреча с президентом Белоруссии Александром Лукашенко.
Если он кому-то поверил, сложились дружеские отношения, тут хоть что – даже если человека снимут с должности, с грязью смешают – Примаков к нему все равно не изменится. Он продолжает созваниваться с этим человеком, встречаться. Один из политиков, чье имя не так давно гремело, а теперь почти забыто, лишенный должностей и, кажется, вообще работы, говорит о Примакове:
– Я оценил, какой он хороший товарищ. Когда он бывает в наших краях, то заходит и ко мне. Это всегда приятные встречи. Примаков – широких взглядов человек. Чужое мнение принимает и уважает – так мне, во всяком случае, кажется. Веселый, искренний, жизнерадостный человек. С ним легко.
Дружить по-примаковски означает не только троекратно лобызаться и поднимать рюмки за здоровье друг друга. Он бережно хранит память об ушедших. Обычно люди в жизненной суматохе теряются. А он – нет. Он всегда остается близок с семьями тех, кто ушел. Для него это очень важно.
Маргарита Максимова, вдова академика Иноземцева:
– Моя внучка буквально погибала. В больнице, где она лежала, не оказалось нужного детского врача, а надо было срочно откачать гной. И ее никак не могли перевести в детскую клинику. Я не выдержала и позвонила с просьбой о помощи помощнику Примакова Роберту Вартановичу Маркаряну. Евгений Максимович был тогда в Верховном Совете и возглавлял Совет Союза. Через пятнадцать минут больница получила указание немедленно связаться с детской клиникой, ребенка отправили, выкачали гной и спасли. Я благодарна ему по гроб жизни.
Евгений Максимович сохранил всех своих друзей, в том числе еще со школьных времен. И какую бы должность он ни занимал, это ничего не меняет в его отношении к друзьям. Он прошел с ними по жизни, ничего не растеряв.
Леон Оников говорил:
– У нас есть свой кодекс дружбы. В дружбе не имеет значения ни нация, ни религия. Возраст надо почитать – больше ничего. Вот это все Примаков впитал с детства.
Повсюду, где он был, он заводил дружбу с людьми, крепкую, надолго. С Робертом Маркаряном они подружились с тех пор, как Примаков был директором Института востоковедения. В ИМЭМО его другом стал Григорий Морозов, бывший муж Светланы Аллилуевой. На радио – Валентин Зорин. В «Правде» – Томас Колесниченко.
– Один человек долдонит, что политика и дружба несовместимы, – говорил Оников. – Я ответил ему: брось политику, несчастный, займись дружбой! У нас могут быть разные взгляды, свои симпатии и антипатии, но дружбе они не помеха.
Сердечность своего отношения к друзьям Примаков словно переносит и на всех остальных. Когда он стал начальником разведки, министром, главой правительства, в окружении Примакова с изумлением отмечали его очевидные промахи в кадровых делах, неправильные назначения.
Первая жена Примакова Лаура Васильевна очень беспокоилась, что Евгений Максимович плохо разбирается в людях, излишне доверчив. Они всех любили, у них было множество приятелей. Они приходили к ним домой, но ей не все нравились. Кто-то совсем не нравился. Лаура считала, что Евгений Максимович не способен распознать в людях дурное, и очень беспокоилась, что это может ему повредить.
Ошибки у всех случаются. Но его помощники действительно иной раз изумлялись: и этого человека он назначил на такую важную должность? Как это могло случиться?
Татьяна Самолис работала с Примаковым в Службе внешней разведки:
– Он парадоксально сочетает в себе государственный ум и душу наивного ребенка. Мне иногда казалось, что я старше его бог знает на сколько лет. Он поразительно наивен в отношении людей… Он исходит из презумпции порядочности любого человека – так бы я это определила. Людей можно условно поделить на две категории – одни оценивают человека исходя из того, что каждый хорош, пока не станет очевидным, что он плох, а другие полагают, что каждый плох, пока он не докажет, что хорош. Вот для Примакова абсолютно все хорошие. Все мои товарищи, умные, гениальные, замечательные. Но вот потом что-то накапливается – одно, другое. Он долго скрипит. Ему не хочется вслух произнести, что не так уж хорош этот человек. Но потом смирится, что надо расставаться… Но уж чтобы он на кого-то так сильно осерчал, чтобы не захотел о нем говорить, – это редкий случай! …Мне приходилось бывать с ним в ситуациях, где собирался узкий круг людей, которым он доверял и, видимо, говорил то, что думает, – за исключением каких-то невероятных государственных тайн, – вспоминает Татьяна Самолис. – Но никогда не говорил плохого о тех, кто о нем отзывался, мягко говоря, неодобрительно… Когда его в чем-то обвиняли, он так всегда расстраивался, руками разводил. Он понимал, что может быть расхождение во взглядах. Безусловно. Но почему вокруг закручивается столько грязи, оскорблений – этого он не понимал.
– Примаков такой опытный администратор. Он постоянно сталкивался с серьезными конфликтами, и вы хотите сказать, что ему было странно, что кто-то занимается интригами? – спросил я Татьяну Самолис.
– Нет, конечно, теоретически он об этом знал. И практически знал – у него, может быть, тысяча была конфликтов на работе. Но у него все равно оставалась наивная вера в то, что все люди неплохие. И любая моя попытка его образумить ему очень не нравилась. Пока он уже сам не убеждался в том, что был неправ в отношении того или иного человека. Вот для меня это парадокс. Сочетание такого жизненного опыта и наивности в отношении людей… И в любых ситуациях – когда вокруг него клокотали какие-то интриги и бог знает что еще, и люди в этом купались, – у него такая наивность сохранялась. Когда он говорит о людях, он расплывается в улыбке. Для него удовольствие произнести имя его друга, а у него их невероятное количество. Да я бы от этого уставала, я бы физически не могла с ними со всеми общаться. А потом, я бы не могла любить так много людей. Я бы ограничилась узким кругом друзей. Он – нет, он может всех любить. Ему нужно время от времени их всех ощущать, трогать, разговаривать, встречаться.
– Так что же, он не в силах расстаться с негодным работником?
– Это зависит от того, чем этот человек его от себя оттолкнул, – считает Татьяна Самолис. – Это может произойти очень быстро – если человек такая помеха делу, что каждый день, проведенный им на важном посту, опасен. Он быстро его уберет. Примаков может быть жестким. Он вполне на это способен. Он знает, чего он хочет, к чему идет. Иначе у него и жизнь была бы другая. Но он вполне способен работать с человеком, который ему лично неприятен. Скажем, Примаков в ком-то заметил какие-то недостатки, но считает хорошим профессионалом. Такого человека Примаков будет терпеть. И мало того – создаст вокруг него хорошую рабочую обстановку, не позволит другим играть на этих недостатках и настраивать себя против этого человека. Принцип простой – раз он нам нужен, дело делает хорошо – все, ребята, прекращаем пустые разговоры.
Казалось, что Примаков нерешительный человек. Это так?
– Ну, это заблуждение, – говорит Виталий Игнатенко. – Он очень решительный человек и очень волевой в проведении своей идеи, политики. Когда он стал главой правительства, это, наверное, почувствовали и в глобальном, геополитическом масштабе. Можно сказать, что по словам он мягкий – не повышает голоса. Но он исключительно решительный и принципиальный человек. В этом-то его сила.
– Вы никогда не видели его грустным, тоскливым?
– Никогда, – твердо говорит Игнатенко. – Он, может быть, конечно, как и всякий человек, подвержен сомнениям, грусти, печали – у него для грусти и печали есть много поводов в жизни. Но на людях он всегда оптимистичен, рядом с ним чувствуешь любую свою неудачу такой маленькой. Это черта его характера – уверенность в том, что все можно преодолеть, переломить. Эта черта характера, думаю, помогает ему во всей его работе, в любых начинаниях. И я уверен, что и в нынешней его работе она ему поможет.
Леон Оников:
– Чаще всего мы собирались у Володи Бураковского, пока он был жив. Два-три раза в неделю созванивались вечером, встречались у него в институте. Выпивали. И в длинной ванночке, в которой когда-то дезинфицировались шприцы, варились сосиски. Всегда собирались, когда приезжал кто-нибудь из Тбилиси. А они часто приезжали – его школьные друзья. Многие у него дома останавливались. Если к нему кто-то приезжал, меня звали. Если ко мне приезжали, я его звал. Говорили о друзьях, о верности, о ценностях, кто друг, кому надо помочь, кто негодяй. Или шутили, рассказывали анекдоты.
Примаков большой любитель анекдотов. Вот один из его любимых анекдотов.
Встречаются два старика. Один говорит:
– Беда со мной! Полностью потерял память. Все забыл, что знал.
Второй его успокаивает:
– Да не бойся ты. У меня было то же самое. Но мне прислали пилюли из Америки, и теперь все в порядке.
– Слава богу. А как пилюли называются?
Второй задумался:
– Знаешь, есть такие цветы, высокий стебель, заканчивается белым или красным цветком… Как они называются?
– Гвоздики.
– Нет, не гвоздики. На стебле колючки…
– Розы, что ли?
– Точно, роза!
Он поворачивает голову и кричит в сторону кухни:
– Роза, Роза, как называются таблетки, которые мне полностью восстановили память?
Леон Оников:
– Для нас застолье – это времяпрепровождение, это беседы. Мы не глушим себя крепкими напитками. Кавказские застолье – это не выпивка: быстро разлили, давай-давай, будем-будем и все. Кавказские тосты – взаимное общение. Разговоры у нас были застольные, но не стандартно-застольные, как в Москве. Никого не хочу обидеть, но кавказское застолье имеет свои принципы, свои цели. В молодости мы пили только вина. Когда он сменил вкусы, я не уследил. Но теперь рядом с ним ставят именно водку. Даже если стоит множество разных напитков – коньяк, виски, водка, вино, он предпочитает водку. Пьяным, когда голову теряют, я его никогда не видел.
У нас культ тостов. Тамада он очень хороший, но когда мы бывали вместе, то обычно я тамада. И он, когда хочет произнести тост, обязательно на меня оглядывается. Что важно в тосте? Во-первых, изюминка – не просто «за здоровье такого-то», надо что-то придумать оригинальное. Он умеет. Во-вторых, искренность. В-третьих, доброжелательность. И немногословность. Болтливость не годится. Тосты есть изысканные, есть обязательные. Вот, например, тост: выпьем за здоровье тех, кто пьет за наше здоровье в наше отсутствие.
– За российским столом считается, что каждый должен сказать, – рассказывал Леон Оников. – Если кому-то не дают слова, он обижается. У нас на Кавказе наоборот. Говорит только тамада, и обижается тот, за кого не выпили. Переняли в Москве выражение «алаверды». В порядке алаверды… И что теперь? Я пью за твое здоровье, а он в порядке «алаверды» пьет за мое. Так нельзя. Один тост за одного человека – так положено…
По словам друзей Примакова, рыбалка его не увлекала, страсти к игре у него никогда не было. Нарды, карты, шашки, шахматы – это не для него. Отдыхал Примаков на юге. Он любит море. Все-таки чуть было не стал морским офицером.
Я сделал это отступление, рассказал о личной жизни Евгения Максимовича, совершенно сознательно, чтобы понятнее были мотивы его поступков и решений.
Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Начало Ордынской Руси. После Христа.Троянская война. Основание Рима. автора12. Обретение Истинного Креста Господня Еленой, матерью Константина Великого и крещение Елены-Ольги, жены Игоря-Хора Три мщения за смерть Игоря-Хора 12.1. Елена, мать Константина Великого, посещает Иерусалим и находит там Истинный Крест Господень Считается, что в начале IV
Из книги Основание Рима. Начало Ордынской Руси. После Христа. Троянская война автора Носовский Глеб Владимирович12. Обретение Истинного Креста Господня Еленой, матерью Константина Великого и крещение Елены = Ольги, жены Игоря-Хора Три мщения за смерть Игоря-Хора 12.1. Елена, мать Константина Великого, посещает Иерусалим и находит там Истинный Крест Господень Считается, что в начале IV
Из книги Шумеры. Забытый мир [ёфицировано] автора Белицкий МарианЭлегии на смерть отца и жены В городе Ниппуре скорее всего во времена третьей династии Ура жил человек по имени Лудингирра. Каковы были его занятия, мы не знаем. Во всяком случае, он не был человеком заметным, выдающимся, с громкими титулами, занимающим высокую должность.
Из книги 10 мифов Древней Руси. Анти-Бушков, анти-Задорнов, анти-Прозоров автора Елисеев Михаил БорисовичКнязь Игорь. Жизнь и смерть «Сына Сокола» Миф второй. «Помянем добрым словом «мужа мудрого и храброго». Первого из полководцев Европы, разбившего степняков в их родных степях. Первого – и единственного – из соседей Восточного Рима, разгадавшего тайну «греческого огня» и
Из книги МИД. Министры иностранных дел. Тайная дипломатия Кремля автора Млечин Леонид МихайловичСМЕРТЬ СЫНА Кажущаяся легкость карьеры - свидетельство многих талантов, хотя во всякой карьере имеет значение и элемент случайности, а точнее, везения. А вот в личной жизни у него была настоящая трагедия - он потерял жену и сына.Такая утрата для любого человека
Из книги Шумеры. Забытый мир автора Белицкий МарианЭЛЕГИИ НА СМЕРТЬ ОТЦА И ЖЕНЫ В городе Ниппуре скорее всего во времена третьей династии Ура жил человек по имени Лудингирра. Каковы были его занятия, мы не знаем. Во всяком случае, он не был человеком заметным, выдающимся, с громкими титулами, занимающим высокую должность.
Из книги Полный курс русской истории: в одной книге [в современном изложении] автора Соловьев Сергей МихайловичСмерть жены и начало репрессий (1560 год) Но в тот же год неожиданно закончилось и семейное счастье царя: заболела и скончалась Анастасия. Иван верил, что ее отравили. Злые языки указывали на убийц – Сильвестра и Адашева. Несчастные писали к царю, требуя очной ставки, и
Из книги История города Рима в Средние века автора Грегоровиус Фердинанд Из книги Завоевание Америки Ермаком-Кортесом и мятеж Реформации глазами «древних» греков автора Носовский Глеб Владимирович19.1. Царь Ксеркс отдаляет свою законную супругу ради Артаинты - молодой жены своего сына Дария Артаинта становится любовницей Ксеркса Двигаясь по «Истории» Геродота, мы приближаемся к ее концу и оказываемся в последних десятилетиях XVI века. Мы уже хорошо знаем, что именно
Из книги Закат и падение Римской Империи [с иллюстрациями] автора Гиббон ЭдвардГЛАВА VII. Возведение на престол и тирания Максимина. Восстания в Африке и в Италии под влиянием сената. Междоусобные войны и мятежи. Насильственная смерть Максимина и его сына, Максима и Бальбина и трех Гордианов. Узурпация и столетние праздничные зрелища Филиппа. Из всех
Из книги Кто вы, Лаврентий Берия?: Неизвестные страницы уголовного дела автора Сухомлинов Андрей ВикторовичГлава 2 Репрессии в отношении сына и жены Берия Но немного о другом. В 1994 году вышла книга сына Берия Серго под названием «Мой отец - Лаврентий Берия». А в 2002 году - второе издание с участием коллег из Франции. Хорошая, добротная, интересная книга. Пример тому, как должен
Из книги Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана. [Знаменитые «античные» труды Светония, Тацита и Флавия, оказывается, описывают Велик автора Носовский Глеб Владимирович9. Гибель мальчика Друза, сына Клавдия, - это гибель царевича Дмитрия, сына Грозного Стоит обратить внимание на одну многозначительную фразу Светония, проскользнувшую в жизнеописании Клавдия. Рассказывая о мальчике Друзе, сыне Клавдия, Светоний говорит: «Друз у него
Из книги Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910–1918 автора Бьюкенен ДжорджГлава 35 1918–1922 Поездка домой через Финляндию. – Телеграмма военного кабинета. – Моя неофициальная деятельность, связанная с Россией. – Мои взгляды на положение в России и на интервенцию. – Назначение послом в Рим. – Два года в Италии. – Смерть моей жены Отъезд из
Из книги Пикты [Таинственные воины древней Шотландии] автора Хендерсон ИзабельЦАРСТВОВАНИЕ НЕХТОНА, СЫНА ДЕРИЛЕ, И ПРИХОД К ВЛАСТИ ЭНГУСА, СЫНА ФЕРГУСА Бриде умер в 706 году, и ему наследовал его брат Нехтон. Нехтон, сын Дериле, - важная фигура в пиктской истории, поскольку именно он был ответствен за изменение в пиктской церкви даты Пасхи с кельтской
автора Нечаев Сергей ЮрьевичСМЕРТЬ ОТЦА И РОЖДЕНИЕ СЫНА А вот графа де Сада, отца нашего героя, к тому времени уже не было в живых: он умер 24 января 1767 года в возрасте 66 лет.Перед самой смертью, оказавшись разоренным, разочарованным во всем и в полном одиночестве, он решил уехать в Авиньон. А перед
Из книги Маркиз де Сад. Великий распутник автора Нечаев Сергей ЮрьевичСМЕРТЬ СТАРШЕГО СЫНА. ОТНОШЕНИЯ С ДЕТЬМИ А 9 июня 1809 года старший сын маркиза, лейтенант Луи-Мари де Сад, был убит в Италии.В 1783 году он поступил на военную службу, а в 1791 году эмигрировал из Франции. В 1794 году он вернулся обратно и занялся литературным трудом, написав один
Евгений Максимович 11 сентября 1998 года 12 мая 1999 года
24 марта 1999 года
26 июня 2015 года
29 октября 2019 года
Награды Евгения Примакова
1979 - Орден Дружбы народов
1985 - Орден «Знак Почета»
Конфессиональные награды
Ведомственные награды
Общественные премии
Труды Евгения Примакова
«Восток: рубеж 80-х» (1983);
Память о Евгении Примакове
«Примаковские чтения» - Международный форум экспертов, дипломатов и политиков, посвященный памяти Евгения Максимовича Примакова. Организатор: Институт мировой экономики и международных отношений РАН при поддержке ПАО «Центр международной торговли», Торгово-промышленной палаты Российской Федерации и ряда других организаций. Мероприятие проводится ежегодно с 2015 года.
В декабре 2015 года учреждены десять персональных стипендий имени Евгения Примакова для студентов МГУ и десять персональных стипендий для студентов МГИМО.
Имя присвоено Институту мировой экономики и международных отношений РАН. Также РАН учредила золотую медаль имени Примакова, присуждаемую за выдающиеся научные достижения в области мировой экономики и международных отношений.
С 2017 года имя Примакова носит гимназия в Одинцовском районе Московской области.
В апреле 2016 года имя Примакова присвоено вновь образованной улице в Ленинском районе города Махачкала.
В марте 2016 года МИД России учреждена медаль Примакова.
В ноябре 2016 года мемориальную доску Евгению Примакову установили на доме 3 в Скатертном переулке, где жил политик.
Имя «Евгений Примаков» присвоено в 2018 году ледоколу «Совкомфлота» проекта Aker ARC 121.
В 2019 году Благотворительный фонд Торгово-промышленной палаты РФ переименован в Фонд помощи детям имени Примакова.
Зал имени политического и государственного деятеля, востоковеда-арабиста Евгения Примакова и его бюст открыли в школе № 4 имени Героя России Анатолия Кярова.
В Москве, на Смоленской-Сенной площади, в сквере напротив здания МИД России 29 октября 2019 года открыт памятник Евгению Примакову работы скульптора Георгия Франгуляна.
Семья Евгения Примакова
Отец - репрессирован. Пропал в лагерях.
Мать - Анна Яковлевна Примакова (1896-1972), акушер-гинеколог.
Двоюродный брат (сын сестры матери, Фанни Яковлевны Киршенблат, в девичестве Примаковой) - советский биолог Яков Давидович Киршенблат.
Дядя по материнской линии - Александр Яковлевич Примаков, расстрелян в Тбилиси 19 апреля 1938 года.
Первая жена - Лаура Васильевна Харадзе (брак с 1951 по 1987), студентка Грузинского политехнического института, приемная дочь генерала НКВД М.М. Гвишиани.
Сын - Александр Евгеньевич Примаков (1954-1981) - окончил МГИМО, прошел стажировку в США, аспирант Института востоковедения АН СССР, его научным руководителем был друг отца Валентин Зорин, страдал миокардитом, умер 1 мая 1981 года от сердечного приступа.
Внук - Евгений Александрович Примаков (родился в 1976 году, творческий псевдоним - Евгений Сандро, Сандро - в честь отца (Александра)), журналист, востоковед, ведущий программы «Международное обозрение» на телеканале Россия-24.
Четыре внучки.
Дочь - Нана Евгеньевна Примакова (род. 21 января 1962) - по профессии педагог-дефектолог, работает психологом, член Русского психоаналитического общества. Ее муж - сын академика, иммунолога, директора института в Тбилиси Владимира Ивановича Бахуташвили.
Две внучки: Александра (род. 1982), Мария (род. 1997).
Вторая жена - Ирина Борисовна Бокарева (род. 24 октября 1952), терапевт; в 1989-1991 годах - личный врач Евгения Примакова.
26.06.2015
Примаков Евгений Максимович
Ион Финкельштейн
Государственный Деятель
Президент Торгово-промышленной палаты Российской Федерации (2001-2011)
Депутат Государственной Думы Федерального Собрания России III созыва (2000-2001)
Председатель Правительства Российской Федерации (с сентября)
Министр иностранных дел Российской Федерации (1996-1998)
Чрезвычайный и Полномочный Посол
Доктор Экономических Наук
Академик
Евгений Примаков, урожденный Ион Финкельштейн родился 29 октября 1929 года в городе Киев, Украина. Отца политик не знал, так как в начале 1930-х годов тот оказался репрессирован и пропал в одном из лагерей. Мать, Анна Яковлевна работала врачом-гинекологом. Вскоре после рождения, переехал в грузинский город Тбилиси, где проживали родственники. Окончив семь классов, парень уехал в Баку, где поступил в военное училище, созданное на базе военно-морской специальной школы. Однако, в 1946 году юношу отчислили из состава курсантов из-за туберкулеза легких.
Возвратившись в Грузию и окончив в 1948 году среднюю школу, молодой человек поступил в столичный институт востоковедения. В 1953 году окончив вуз с красным дипломом и став специалистом по арабским государствам, продолжил образование в аспирантуре экономического факультета Московского государственного университета.
С 1956 года Евгений Максимович Примаков приступил к работе журналистом всесоюзного радио, занимая посты от корреспондента до редакционного руководителя радиовещания на иностранные государства Государственного комитета по культурным связям. В возрасте тридцати трех лет начал работать международным обозревателем в газете «Правда», а в 1965 году стал ближневосточным корреспондентом данного издания.
Проживая в Египте, Примаков исполнял ответственные задания Центрального Комитета партии, встречался с руководством Ирака Саддамом Хусейном, Тариком Азизом, курдским военным Мустафой Барзани, лидером Палестины Ясиром Арафатом, с сирийским руководителем партии арабского возрождения Юсефом Зуэйном, а также с суданским генералом, ставшим главой страны Джафаром Мухаммедом Нимейри. В 1969 году политик получил степень доктора наук, защитив научное исследование «Социальное и экономическое развитие Египта».
В конце 1970 года руководитель Института мировой экономики и международных отношений Российской Академии Наук Николай Николаевич Иноземцев предложил Примакову занять пост его заместителя. Одновременно, являясь членом-корреспондентом Академии Наук, Евгений Максимович возглавлял Институт востоковедения, совмещая с 1979 года эту должность с преподавательской деятельностью в Дипломатической академии в качестве профессора, а также с постом заместителем председателя Комитета защиты мира.
С 1985 года Примаков являлся начальником институт мировой экономики и международных отношений. Параллельно входил в президиум Российской Академии Наук, руководил исследованием методов изучения глобальных политических и экономических вопросов, занимался анализом межгосударственных конфликтов и прочих проблем в сфере международных отношений.
В период с 1990 по 1991 год выступал советником Михаила Горбачева. При его участии главными игроками на мировой политической арене осуществлялся поиск путей, позволяющих решать острые проблемы, урегулировать ключевые взаимодействия в международной политике. Так, в преддверии конфликта в Персидском заливе встречался с Саддамом Хусейном, с израильскими деятелями: Голдой Меир, Ицхаком Рабином, а также с Хосни Мубараком, Хафезом Асадом.
После путча в августе 1991 года, Примаков назначен первым заместителем председателя Комитета Государственной Безопасности. С образованием Российской Федерации выбран главой Службы внешней разведки, пребывая на этом посту с 1991 по 1996 год.
С января 1996 по сентябрь 1998 года Евгений Максимович возглавлял Министерство Иностранных Дел. На посту главы ведомства выступал за многовекторность внешней политики. Являлся инициатором создания, в противовес США, стратегического треугольника Россия-Китай-Индия. Выступал противником расширения НАТО, сторонником окончания холодной войны. Именно Примаков вернул дипломатической службе страны авторитет и достоинство.
Евгений Максимович 11 сентября 1998 года назначен на пост премьер-министра Российской Федерации. За восемь месяцев его премьерства рыночная экономика в России быстро стабилизировалась и восстановилась. Примаков подал в отставку 12 мая 1999 года , которая по причине замедления реформ оказалась воспринята отрицательно более 80% граждан.
Наиболее известное событие, связанное с Примаковым и прочно вошедшее в политический лексикон как разворот над Атлантикой. Когда 24 марта 1999 года премьер-министр России направлялся с официальным визитом в США, однако, узнав в полете о решении НАТО бомбить Югославию, распорядился развернуть самолет, уже находившийся над Атлантическим океаном и вернулся в Москву отказавшись встречаться с западным руководством. Это событие стало актом возрождения России и демонстрация миру, что с Россией нельзя разговаривать с позиции силы».
В 1999 году Примаков стал депутатом Государственной Думы Федерального Собрания России III созыва, возглавляя партию «Отечество - Вся Россия». В 2000 году, за два месяца до выборов президента страны в телеобращении отказался от участия в президентской гонке и после избрания Владимира Путина стал его союзником и советником.
С 2001 года Примаков на протяжении десяти лет являлся главой Торгово-промышленной палаты. Затем стал председателем клуба ветеранов, обмениваясь мнениями и анализом политической ситуации с руководством государства. Признание заслуг госдеятеля, автора научных изысканий, отмечено многими премиями и высокими наградами, включая Ордена «За заслуги перед Отечеством» III, II и I степени, Александра Невского, Почета.
В 2011 году политик сложил с себя полномочия президента Торгово-промышленной палаты РФ и после этого окончательно ушел из «большой политики».
Помимо политики и науки, Примаков ярко проявил себя в литературе. Является автором многочисленных статей и книг на политическую и экономическую тематики. Кроме этого, Евгений Максимович увлекался поэзией и сам писал стихи.
Такая напряженная деятельность подорвала здоровье Примакова. В 2014 году ему поставили диагноз: рак печени. В 2014 году перенес операцию в Милане, затем лечился в Российском онкологическом центре имени Блохина. Снова попал в больницу 3 июня 2015 года.
Евгений Максимович Примаков скончался 26 июня 2015 года в Москве в результате рака печени. В этот же день свои соболезнования родным и близким выразил Президент России Владимир Путин. Отпевание выдающегося государственного деятеля прошло в Успенском храме Новодевичьего монастыря под руководством Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Похоронен с воинскими почестями на шестом участке Новодевичьего кладбища столицы.
В день 90-летия Евгения Примакова 29 октября 2019 года , в сквере у здания Министерства Внутренних Дел установлен памятник великому Российскому политику. На торжественном открытии монумента присутствовали все первые лица государства включая Президента Владимира Путина, а так же его сослуживцы, друзья, близкие и родные. Этим же днем в Государственной Думе прошла выставка «Путь созидателя», приуроченная к круглой дате политика. На ней представлены многие личные вещи Примакова, портфель, ручка, удостоверения, множество документов и фотографий.
Награды Евгения Примакова
Государственные награды и премии
1975 - Орден Трудового Красного Знамени
1979 - Орден Дружбы народов
1980 - Лауреат Государственной премии СССР
1982 - Почетный гражданин Тбилиси
1985 - Орден «Знак Почета»
1995 - Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени
1998 - Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени - за заслуги перед государством и большой вклад в проведение внешнеполитического курса России
2001 - Благодарность Президента Российской Федерации - за успешное и качественное выполнение задач, связанных с налаживанием переговорного процесса по вопросу статуса Приднестровья
2004 - Почетная грамота Правительства Российской Федерации - за заслуги перед государством, многолетний плодотворный труд и в связи с 75-летием со дня рождения
2004 - Почетная грамота Московской областной думы - за заслуги в содействии проведению социально-экономической политики органами государственной власти Московской области и в связи с 75-летием со дня рождения
2004 - Орден Почета - за большой вклад в социально-экономическое развитие Российской Федерации и многолетнюю добросовестную работу
2009 - Орден «За заслуги перед Отечеством» I степени - за выдающиеся заслуги перед государством в развитии международного сотрудничества, укреплении внешнеэкономических связей Российской Федерации и многолетнюю плодотворную научную деятельность
2014 - Лауреат Государственной премии Российской Федерации - за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности за 2013 год
2014 - Орден Александра Невского - за достигнутые трудовые успехи, многолетнюю добросовестную работу и активную общественную деятельность
Награды иностранных государстве
Орден князя Ярослава Мудрого V степени (Украина, 27 октября 2004 года) - за выдающийся личный вклад в развитие украинско-российских экономических и политических отношений и в связи с 75-летием со дня рождения
Орден Дружбы народов (Белоруссия, 22 марта 2005 года) - за большой личный вклад в развитие и укрепление белорусско-российских отношений
Орден Достык I степени (Казахстан, 2007)
Орден «Данакер» (Киргизия, 22 декабря 2005 года) - за значительный вклад в укрепление дружбы и сотрудничества, развитие торгово-экономических отношений между Кыргызской Республикой и Российской Федерацией
Орден Дружбы (Таджикистан, 1999)
Орден Республики (Приднестровская Молдавская Республика, 2009)
Орден Солидарности (Куба, 2010)
Юбилейная медаль «20 лет независимости Республики Казахстан» (2012)
Орден Звезды Иерусалима (Палестинская национальная администрация, 2014 год)
Награды международных организаций
2014 - Медаль «За укрепление парламентского сотрудничества» (27 ноября 2014 года, Межпарламентская ассамблея СНГ) - за особый вклад в развитие парламентаризма, укрепление демократии, обеспечение прав и свобод граждан в государствах - участниках Содружества Независимых Государств
2001 - Грамота Содружества Независимых Государств (1 июня 2001 года, Совет глав государств СНГ) - за активную работу по укреплению и развитию Содружества Независимых Государств
Конфессиональные награды
2009 - Орден святого благоверного князя Даниила Московского I степени (РПЦ, 29 октября 2009) - за многолетнюю плодотворную общественную деятельность и государственные заслуги
2012 - Орден «Аль-Фахр» I степени (высшая награда Совета муфтиев России) - за выдающийся вклад в дело плодотворного служения многонациональному российскому обществу, укрепления сотрудничества между народами Российской Федерации и арабо-мусульманского мира, а также развитие отечественной школы исламоведения и подготовку квалифицированных кадров ученых-востоковедов
2014 - Орден Славы и Чести I степени Российской православной церкви (РПЦ) (29 октября 2014 года) - во внимание к трудам и в связи со знаменательной датой
Ведомственные награды
2001 - Памятная медаль Горчакова Министерства иностранных дел Российской Федерации (апрель 2001 года) - «за заслуги в укреплении мира и развитии международного сотрудничества, утверждении общечеловеческих идеалов и гуманитарных ценностей, а также достижений в дипломатической деятельности»
2008 - Большая золотая медаль имени Ломоносова Российской академии наук (РАН) - за выдающийся вклад в развитие общественных наук
Общественные премии
1974 - Лауреат Международной премии имени Гамаля Абделя Насера
1983 - Лауреат Премии имени Авиценны
1990 - Лауреат Премии Джорджа Кеннана
2000 - Лауреат Международной премии имени Гуго Гроция - за огромный вклад в развитие международного права и за создание доктрины многополярного мира
2002 - Лауреат Национальной премии бизнес-репутации «Дарин» Российской академии бизнеса и предпринимательства (РАБиП)
2003 - Лауреат Международной премии «Золотой водолей» в номинации «За честь и достоинство»
2009 - Лауреат премии Союза журналистов России «Золотое перо России» (2009) за книгу «Мир без России?»
2012 - Лауреат Демидовской премии в области общественных наук - «за выдающийся вклад в развитие международных отношений и позиционирование России в современном мире»
2015 - Лауреат пятой Премии «Виват - Победа!» (Россия) - за заслуги перед Отечеством. Премия не имеет денежного вознаграждения. Лауреатам вручают диплом, икону Святого Георгия Победоносца и офицерскую шашку
Труды Евгения Примакова
«Страны Аравии и колониализм» (1956);
«Международные конфликты шестидесятых и семидесятых годов» (1972, в соавт.);
«Египет: время президента Насера» (1974, 2-е изд. 1981; в соавт. с И. П. Беляевым);
«Ближний Восток: пять путей к миру» (1974);
«Энергетический кризис: подход советских ученых» (1974);
«Энергетический кризис в капиталистическом мире» (1975, редактор);
«Анатомия ближневосточного конфликта» (1978);
«Новые явления в энергетике капиталистического мира» (1979);
«Восток после краха колониальной системы» (1982);
«Восток: рубеж 80-х» (1983);
«История одного сговора: ближневосточная политика США в 70-е - нач. 80-х гг.» (1985);
«Очерки истории российской внешней разведки» (в 6 тт, 1996);
«Годы в большой политике» (1999);
«Восемь месяцев плюс…» (2001);
«Мир после 11 сентября» (2002);
«Конфиденциально: Ближний Восток на сцене и за кулисами» (2006, 2-е изд. 2012);
«Минное поле политики» (2006);
«Мир без России? К чему ведет политическая близорукость» (2009)
«Мысли вслух». М.: Российская газета, 2011. 207 с., 15 000 экз.
«Россия. Надежды и тревоги». М.: Центрполиграф, 2015.
«Встречи на перекрестках». М.: Центрполиграф, 2015. 607 с.
«Ближний Восток на сцене и за кулисами. Конфиденциально». М.: Центрполиграф, 2016. 415 стр.
Загрузка...